Вместо ответа я только покачал головой, а после мои глаза закрылись, устлав окружающее пространство непроглядной и густой, словно смола тьмой…
Я тихо плыл в чёрных водах какой-то реки. Было темно, и мне казалось, что я находился под землёй – словно надо мной сомкнулись мрачные своды Аида, а неугомонный Стикс стал моей колесницей в мире мёртвых. Внезапно, слуха достигло едва уловимое:
- Карл…- тихий зов – не то голос, не то шум волны, доносился в том направлении, куда меня несла вода и через какое-то время я почувствовал, как скребанула по спине земная твердь – меня вынесло на берег, и теперь прибой Забвения лишь касался моих ступней.
- Карл…- вновь услышал я и мысленно крикнул:
- «Я здесь, я слышу тебя!»
А после моей щеки коснулась горячая рука и я открыл глаза.
- Карл… – Габриэль, закрыв лицо руками, раз за разом повторял моё имя. Его плечи вздрагивали, а мышцы под рубашкой словно свело в мучительной судороге. – Я не понимаю, что происходит! Карл, прошу, помоги мне! Карл!
- Я здесь, – наконец смог ответить я. Габриэль замер и мгновенно затих, словно затаившись.
Взглянув ему в лицо, я понял, что он не на шутку испуган.
- Как?.. – только и спросил он, отодвигая ворот рубашки и показывая ленту гематомы на шее.
- Это я хотел бы спросить у тебя, – сказал я, садясь на кровати. Меня с новой силой накрывало отчаяние. – Как ты мог, зачем?! Нам оставалось всего два дня!
- Я НЕ ПОМНЮ! – внезапно закричал он так, что всё вокруг зазвенело. Я замолчал от изумления. Как это…
- Я ничего не помню! Я же… Я не хотел этого! Как я оказался там?! – заикаясь, вопрошал он. По его щекам катились слёзы, – Я лёг спать… и всё! Больше ничего. Клянусь тебе, Карл! Я понятия не имею, как оказался в петле!
Я был готов сойти с ума от того хаоса, что творился сейчас в моей голове и вцепился руками себе в волосы, пытаясь вернуть способность думать. Это просто чертовщина какая-то… Что если дом действительно проклят и лунными ночами по нему бродит какая-то жуть, способная свести человека в могилу?.. Лунная…
Я распахнул глаза и замер. Вчера же было…
- В чём дело? – Габриэль тронул меня за руку и я, тяжело вздохнув, накрыл его ладонь своей:
- Вчера было полнолуние, Габриэль. Поэтому ты не помнишь совершённого. – сказал я, чувствуя неприятную тошноту.
- К-как… Я… не понимаю… – он в изумлении смотрел куда-то в пустоту. – Это же всего лишь…
- Всего лишь сомнамбулизм, – закончил за него я. – Но он чуть не закончился твоей смертью.
- Разве такое возможно? – спросил он, но ответ не требовался. Возможно, я даже догадывался, что спровоцировало подобное поведение.
«Я больше не могу так жить. Я задыхаюсь, Карл…»
Вот оно. Он запомнил эти слова, и они стали его руководящей нитью в состоянии сомнамбулы. Каким только образом, не знаю. О господи, Габриэль… Почему же ты себя так ненавидишь…
- Я больше не отпущу тебя ни на шаг от себя, – мрачно сказал я, обнимая его за плечи и талию и притягивая к себе на подушки. – Пока мы не уберёмся из этого дома. И никакой Бог или дьявол не помешает мне сделать это.
Весь последующий день я и Габриэль провели вне поместья. Мы бродили по Лондону и осматривали каждый его закоулок: от крупных достопримечательностей до мелких древних лавчонок, зажатых между крупными и вполне современными зданиями. Было холодно, и когда студёный ветер начинал пробирать до костей, он и я заходили погреться и выпить чего-нибудь согревающего в какое-нибудь местное кафе или паб.
- Знаешь, а ведь я сейчас почти счастлив, – сказал Габриэль, отставляя в сторону чашку из-под кофе.
- Что же мы можем сделать, что бы убрать это «почти»? – с улыбкой спросил я у него. Габриэль, посмотрев на меня, тоже улыбнулся – едва заметно, смущённо и ответил:
- Не возвращаться туда до самой ночи. – Как я понял, под словом «туда» он имел ввиду особняк Роззерфилд. Что ж, это сделать для меня не составляло труда, и я кивнул. Всё, чего я хотел – чтобы Габриэль был счастлив.
Мы вернулись в поместье – хмельные и порядком уставшие, когда старинные часы в холле показывали второй час ночи.
Нам навстречу вышла Дороти со свечой в руке и, качая головой, препроводила каждого в свою спальню.
После её ухода, Габриэль – всё с той же свечой на медном подсвечнике – словно оживший Гелиос перебрался ко мне в комнату.
Поставив мерцающий огонёк на стол, он – столь же соблазнительный, сколь и невинный, забрался ко мне на кровать и припал сладким, пахнущим кагором поцелуем к моим устам, прижимаясь в ответ своим телом к моему через тончайший шёлк рубашки и, воспламеняя жаром вожделения всё моё существо, впервые не просил меня о боли. О, как неистово я любил такого Габриэля, и как радовалась моя душа при взгляде на его сияющие глаза в такие моменты. Целуя его и упиваясь теплом нежного тела, я ощущал дурманящий меня аромат любви и чувствовал, что никогда ещё мы не были так близки, как в ту ночь. Ни я, ни он уже не боялись сойти с назначенного пути, решившись любить то, что хочется, а не то, что нужно. И я уверен, что бесполезно тратить всю свою жизнь всего лишь на один путь, особенно, если этот путь не имеет сердца.
А те кущи – тот Сад Зла, где его сияние жасмином скользило по моим запястьям, охватило огнём и всё потонуло в рёве бушующего пламени.
- Карл! Проснись, Карл! – меня кто-то с бешеной силой тряс за плечи и я мгновенно вскочил, не понимая, что происходит. На лице Габриэля отражался панический, дикий ужас. Меня за руку стащили с кровати и куда-то повлекли за собой. Ноздри и глаза разъедал какой-то ядовитый запах.
- Мы горим!! – комната была заполнена дымом, было нечем дышать и я, зажав ладонью рот и нос устремился за Габриэлем. За спиной я слышал грохот – потолок постепенно обрушался, заваливая горящими балками ещё нетронутые огнём участки помещения.
- Карл, быстрее, лестница! – шипя лаком, горели перила и огонь сжирал ковровые дорожки почти также быстро, как и бумагу. Но как мог ничтожный свечной огонёк перерасти в такую катастрофу?!
Мы прыгали с участка на участок, где ещё не начинало насыщаться вечно голодное пламя. Мы походили на обезумевших детей, играющих в салки среди чертогов огня.
И вот, когда до выхода оставалось совсем немного, я отпустил его руку.
«БАХ!» – рассыпая тысячи искр, вместе с дождём изуродованных осколков потолочной лепнины, на пол рухнула огромная горящая балка и моё сознание на несколько мгновений просто перестало существовать.
Я осознал, что лежу на ледяном камне террасы. Слышал крики перепуганных людей, привлечённых пожаром, но почти сразу же все прочие мысли перекрыла одна-единственная:
- Габриэль!!! – я не сразу осознал, что меня схватили за руки, не давая рвануться обратно в горящий дом, чтобы помочь ему выбраться. Мне кричали, что я погибну, если пойду туда, и что молодого графа уже не спасти.
Я вырывался и кричал до тех пор, пока струна моего голоса не оборвалась и из горла не начал вылетать лишь свистящий хрип. Я мечтал лишь об одном: потерять сознание и умереть, чтобы не чувствовать этой выжигающей всё моё существо смертельной боли и действительного осознания, что я потерял его, и что он не выжил. Что этот чёртов дом и этот чёртов Бог всё же забрали его... Что я больше не увижу его... Что его больше нет…
Больше. Нет.
Я обмяк в руках держащих меня людей, ощущая себя живым мертвецом: весь мой дух и каждая клетка тела словно впали в оцепенение, при том, что мечущийся и терзающий моё сердце разум разрывался в безумном, бессмысленном крике, ничего не несущем в себе, кроме нескончаемой, невыразимой тоски и боли.
Я не издал больше ни звука, безмолвно скользя в темноту.
Я лежал на земле, надо мной смыкалась кромешная тьма. Но она не была безлика. Она была холодна и полна горя тысяч душ – я слышал множество голосов: незнакомые, безудержно плачущие люди, которые пытались вернуть потерянное и воскресить жертв их молчания. Я не помнил их лиц, но зато помнил их слёзы. Самые горькие на моей памяти. И плакал вместе с ними, но от своих излияний мне не делалось легче.
