- О, вот тут вы совершенно правы… – раболепно сощурив глаза, подтвердил дворецкий, – Девушки Мадам прекрасны все без исключения. Ну чисто розы. Желаете взглянуть?

- Эм… я бы с радостью, но меня больше интересуют другого рода цветы. Мне говорили, что вы также располагаете юношами. Или это не так? – в последнюю часть фразы я добавил немного холода и дворецкий заметно забеспокоился:

- Нет-нет, всё верно, но… у нас их всегда было немного, а сейчас и вовсе один. Наш дом в основном специализируется на девушках…

- Один? – я прищурился, – А можно ли увидеть его?

- О да, да, разумеется, но… – заюлил тот, – …Он сейчас не в самой лучшей форме, поэтому стоит ли…

- Ну не зря же я сюда пришёл, верно? – подтолкнул его я, – Да и потом, не думаю, что при таком количестве прекраснейших дам уже возможно испортить впечатление одним подпорченным мальчиком.

- Ну, раз вы так говорите… Я поговорю с Мадам. Он сейчас под её протекцией, поэтому ей решать.

- Подождите…как вас зовут?

- Артур Лонг, милорд.

- Артур… не думаю, что есть смысл беспокоить Мадам. Ведь, если мне не понравится мальчик, мы её лишь зря потревожим. Позвольте мне взглянуть сначала на него, а если уж я решу его купить на некоторое время, позовём мадам. Я не люблю лишний раз иметь дело с женщинами, несмотря на их красоту и медоточивые речи… Если вы понимаете, о чём я... – я выжидательно и твёрдо смотрел на него, пока дворецкий обдумывал моё предложение.

- Да-да, конечно, граф, но я рискую головой за это… – пробормотал он, осторожно озираясь по сторонам. Боже, вряд ли мне ранее приходилось встречать более жалкого и более неприятного человека, чем этот управляющий.

- Вот. За ваше беспокойство, – я вынул из кармана пачку денег – всё, что оставалось у меня на расходы в период пребывания в Лондоне. Меня не особенно волновало, на что я буду жить после – куда важнее было вытащить Габриэля из этого гадюшника.

- Ну… что ж. Ладно, – дворецкий, помедлив, взял деньги и, спрятав, поманил меня за собой и начал подниматься вверх по лестнице. Я последовал за ним, сгорая от нетерпения и страха, что этим единственным пленником окажется не мой возлюбленный Габриэль.

Мы ступили в тёмный коридор и Лонг провел меня к одной из дверей.

- Он здесь, – сказал дворецкий и моё сердце мгновенно пустилось галопом, грозя вот-вот прорвать грудную клетку. – Однако, вынужден вас предупредить, господин: с виду он настоящий ангел, но на деле сущий бес. Ужасный нрав.

- Не волнуйтесь, Артур, – отозвался я, чувствуя, что начинаю улыбаться. Это точно Габриэль. – Я умею изгонять бесов. – Пожав плечами, дворецкий открыл дверь и в полутёмной комнате, при свете всего лишь одной масляной лампы я увидел сидящего у стены Габриэля.

- Эй, ты, вставай! – приказал Лонг и юноша, вздрогнув, поднял голову. Его глаза расширились от изумления при виде меня, и он мгновенно вскочил на ноги.

- Карл! Ты…

Взглянув на дворецкого, я понял, что всё пропало и, едва ли успев подумать, схватил со стоящего рядом столика вазу и со всей силы ударил его по голове, разбив хрупкое стекло вдребезги.

- Бежим, живо! – я устремился прочь из комнаты, увлекая Габриэля за собой.

Почти скатившись по лестнице, мы пронеслись сквозь толпу испуганных девиц и их клиентов и, поспешно отворив все засовы, выбежали на улицу, мгновенно затерявшись среди лачуг и заброшенных лавок. Мы убежали уже довольно далеко, но я всё не мог остановиться и сжимал руку Габриэля так сильно, что ему, должно быть, было больно. Однако, мне было дурно лишь от одной мысли, что он снова может потеряться, может пострадать, поэтому я предпочёл после лечить его синяки, чем искать не то трупом, не то живым среди нищеты и опасностей Лондона.

- С-стой! С-стой! Погоди! – я остановился и дал Габриэлю немного отдохнуть. Он согнулся пополам, пытаясь отдышаться, но у него это плохо получалось.

- Зачем ты ушёл? – спросил я, слыша в своём тоне невольное отчаяние. – Я искал тебя. Я мог и не найти… – мой голос дрогнул и я осёкся, почувствовав, как сжимается от подступающих слёз горло. Только сейчас я понял, как испугался за него. – Что тогда было бы?!

- Как ты нашёл меня? – тихо, только и спросил он, глядя на меня в синеве ночи тёмными и до предела уставшими глазами.

- У меня свои связи, – ответил я. Мне не хотелось углубляться сейчас в историю о моём знакомстве с детьми улиц. – Как ты оказался в том доме?

- На меня напали. – коротко сказал он и напрягся. – Они… упоминали имя моего брата… – внезапно, его плечи затряслись и он опустил голову в безмолвном плаче. – Они приняли меня за него! Как связаны публичный дом и мой брат? Чего я не знаю?.. Чего я ещё не знаю?!! – и он, закрыв лицо руками, разрыдался. Я не придумал ничего лучше, чем обнять его, ибо был так же обессилен, как и он. Как бы зол я ни был на весь белый свет, на Габриэля, теперь – вновь прижимая его к себе – я чувствовал покой, самый настоящий и самый желанный.

Когда Габриэль слегка успокоился, я молча привлёк его к себе за плечо и, набросив половину плаща на него (он был без верхней одежды, даже без сюртука), сказал:

- Пойдём. Нам нужно вернуться, – с этими словами я потянул его по направлению к особняку Роззерфилдов, время от времени замечая блестящий хрусталь слёз на бледных от ночного холода щеках – стылых, как затаённое отчаяние.

Да. Нужно… Вернуться…

Приведя беглеца в особняк, я случайно бросил взгляд на часы и обомлел: стрелки циферблата показывали четвёртый час утра. В поместье стояла звенящая тишина: всем было плевать – вернёмся мы или нет. Наверное, этим и отличается дом от крыши над головой.

А Габриэль просто стоял посреди холла и смотрел на большие напольные часы, словно бы видел их впервые. Похоже, у него шок после сегодняшнего инцидента…

Я помрачнел. Нам нельзя было оставаться здесь. Этот тип из борделя видел карточку и теперь они знают не только фамилию Габриэля, но и титул, а, значит, им не составит труда найти и этот дом.

Ну ничего, ничего… Бэзил вернется уже послезавтра. Не думаю, что они…

- Карл… – Габриэль внезапно замер, глядя расширенными глазами куда-то в пустоту, а после медленно согнулся пополам.

- Тебе плохо? – я спешно подошёл и придержал его за плечи. – Габриэль?

- Мне… немного нехорошо…- выдохнул он. Его лицо побледнело как полотно, и я, приобняв юношу за талию, открыл входную дверь и вывел его на холод, где на свежем воздухе ему мгновенно полегчало.

- Всё хорошо, – пробормотал он, немного придя в себя. – Мне уже лучше.

- Тебе нужно отдохнуть, – сказал я, направляясь вместе с ним к главной лестнице. – Уже очень поздно. – Габриэль ничего не ответил, лишь молча смотрел себе под ноги, словно бы боясь споткнуться или потерять равновесие. Таким измученным я его ещё никогда не видел. Даже телесные муки его не так выпивали, как душевные, и я испытывал неизменную, непрерывную боль, глядя на его состояние. Я не знал, как прекратить это, как выйти на верный путь, как очистить себя и того, кого я так беззаветно люблю и страсть к кому я проклинаю каждый божий день. И одновременно я чувствовал, что не смогу уйти сам и не дам уйти ему, словно нас сплели невидимые узы. Узы, взращенные на собственной крови, страдании и любви. Каждый раз, давая мне плеть и вверяя себя в мои руки, он словно говорил: «У меня пока есть власть над твоим ангельским сердцем. Если хочешь, можешь хоть до полусмерти меня избить. Главное – не бросай меня. Несмотря ни на что», – и я не бросил, поскольку осознавал, что эта связь сильнее моего эгоизма или усталости, сильнее самого сильного из моих желаний и сильнее любой слабости.

Мы вошли в тёмную от ночных сумерек спальню, и мой граф, сев на кровать, уставился в темноту невидящими от внутренней опустошённости глазами. Он был настолько подавлен, что напоминал механическую куклу – фарфоровую игрушку, которую хозяин в угоду собственной прихоти усадил в человеческую позу.