Я осторожно и нежно прихватил зубами мочку его уха, а после слегка подул, тревожа влажный след холодком, слыша, как тихо и судорожно вздохнул Габриэль, а затем, повернувшись на бок, вжал меня руками за плечи в подушку и, склонившись, коснулся губами и кончиками мягких волос моего лица.
Я с радостью подчинился, приоткрывая губы и с жадностью пробуждающейся страсти поглощая его поцелуи один за другим, как измученный жаждой пустынник.
Когда он отстранился на мгновение, я увидел затуманенный, небесного цвета взгляд, наполненный всё той же странной, фатальной для моего самообладания томностью, как тогда, когда мы сидели друг напротив друга в читальном зале и я ласкал его руку своей, испытывая удачу на прочность. Полный желания и потаённой страсти лик. Я готов был созерцать его вечно.
А после мы занялись любовью. Габриэль сочетал в себе такую нежность и страстность одновременно, что временами мне казалось, будто я схожу с ума – настолько сильное, почти смертельное блаженство я испытывал от прикосновения его разгоревшейся под кожей крови, того, как он прижимался ко мне и как скользила вниз, обнажая изящные плечи и соблазнительные ключицы почти паутинно-невесомая ткань. Это было несравнимо даже с соитием, которому я предался когда-то с человеком, похожим на того, кто сейчас сидел на мне и, откинув голову назад, с таким безумным самозабвением отдавался на растерзание моим губам и рукам.
Это лучше, это гораздо лучше, чем самый сладкий сон, чем пряная, самоотречительная, порочная плоть. Быть отмеченным твоими губами и прикосновениями тонких нервных пальцев – отдельное благословение. А обладание тобой – то счастье, о котором я грезил, пожалуй, с самого детства, глядя на прекрасные фресочные лики.
Он ласкал меня нежно и пылко, покрывая поцелуями мой живот и руки, касаясь влажным и горячим языком моего фаллоса, а после беря его в рот, тем самым лишая меня самообладания окончательно. Он мог буквально убить своими ласками – так невинно и одновременно с непостижимым мной умением Габриэль пробуждал в моём теле все казалось бы спавшие ранее инстинкты и потайные вулканы, словно бы это было для него привычным делом.
На часах был уже первый час дня, когда мы немного пришли в себя и, обессиленно лёжа в объятиях друг друга, вспомнили, что занятия начались еще в восемь и осталось всего два часа до окончания учебного дня. Это было плохо, но моё затуманенное сознание мало волновали столь прозаичные в данный момент вещи. Всё, что сейчас имело значение – лежащий на мне молчаливый Габриэль, который, как и я, не произнес за всё утро ни одного слова, кроме изредка срывающегося отчаянным шёпотом с губ моего имени.
Я же – апатично глядя на светящийся белым прямоугольник окна, медленно и лениво скользил рукой по изгибам его спины, очерчивая кончиками пальцев чуть влажные лопатки и собранную в беспорядке ткань перекошенной сорочки.
- Карл.
- М?
- Как ты сюда попал? Я же запирал на ночь дверь.
- А?..- я немного растерялся от такого неожиданного вопроса, но тут же понял, что он ничего не помнит из того, что было прошлой ночью. – Ты сам ко мне пришёл. В мою комнату. Я увёл тебя оттуда, потому что мои соседи…
- Что? Когда это я приходил к тебе?! – Габриэль резко поднялся на руках и сел, непонимающе и требовательно глядя на меня из-под спутанных волос. – Я ничего не помню.
- Ты и не должен этого помнить, – успокаивающе усмехнулся я и вслед за ним приподнялся на руках с постели. – Ты страдаешь сомнамбулизмом.
- Что?! – Габриэль вытаращил глаза, – Не может быть!
- Почему? – приподнял брови я, – Многие люди сомнамбулы, особенно в детстве. Это…вполне естественно.
- Никогда бы не подумал, что брожу во сне…- пробормотал Габриэль. – Что я делал в твоей комнате?
- Я проснулся от сквозняка и, увидев тебя, поначалу даже испугался. Ты пришёл и остановился возле моей кровати. Я спросил, у тебя, что ты здесь делаешь, но ты не ответил. Тогда я вывел тебя из комнаты. Ты двигался очень медленно и был босым. Я взял тебя на руки, чтобы ты не простыл, и лишь вблизи понял, что ты спишь. Ну а после, соответственно, отнёс тебя в твою комнату. Дверь ты оставил открытой, когда уходил.
Я принёс тебя, но ты не хотел меня отпускать и тогда я решил остаться с тобой до утра. Дальше ты всё сам знаешь. – Я закончил свой рассказ и посмотрел на Габриэля. Он выглядел до крайности смущённым и, нервно потерев шею ладонью, сказал:
- Извини, что доставил столько хлопот. Мне так неловко… – Он не смотрел на меня и я, не выдержав, рассмеялся.
- Что? – непонимающе поглядев на меня, с досадой спросил Габриэль.
- Ягненок пустил в овчарню голодного волка, да ещё и извиняется, что мяса мало. – фыркнул я и, притянув за голову к себе, коснулся лбом его лба. – Быть с тобой рядом для меня – счастье. Проблемы ты причиняешь, когда начинаешь бегать от меня.
- Заткнись и не говори больше таких странных вещей! – отпихнув меня, воскликнул Габриэль и, встав с кровати, направился к умывальному тазу со стоящим в нём кувшином воды, попутно натягивая расстёгнутую сорочку обратно на плечи. Я лишь ухмылялся, глядя на его застенчивость. Кто бы мог подумать, что он такой стеснительный. Но, если вспомнить, о нём никто никогда не заботился, кроме, разве что, его наставника в школе для мальчиков. Габриэль не привык, чтобы его любили, то есть, оберегали и волновались о его чувствах. И сейчас это ставит его в тупик. В итоге, он вновь сбегает, в данном случае – к кувшину с водой.
Наблюдая за тем, как он остервенело умывается, а после хватает полотенце со спинки ближайшего стула, я не мог удержаться от улыбки. Мне, определённо, нужно было загладить свою вину.
Встав с постели, я подошёл к нему и, обняв сзади за плечи, негромко сказал:
- Извини, я не хотел тебя смутить. Я больше не стану говорить об этом, но ты теперь должен помнить о том, что я тебе сказал.
- Ладно, – уже более мирным тоном ответил он, и я, примирительно поцеловав его в щёку и забрав полотенце, опустил ладони в таз с прохладной водой.
Ближе к трём часам меня вызвали в кабинет ректора. Я сидел в библиотеке, нагоняя пропущенный материал, когда ко мне подошёл секретарь и сказал, что господин ректор меня ждёт для серьёзного разговора в своём кабинете. Я подчинился со смутным чувством беспокойства. Наверняка будет выяснять, почему меня сегодня не было замечено ни на одном занятии.
Поднявшись на последний этаж, я прошёл по коридору, свернул за угол и был немало удивлён, когда увидел у входа к ректору Габриэля.
Облокотившись спиной о стену, он, сонно прикрыв глаза, чего-то или кого-то ждал. Судя по всему, секретаря.
- Вот и мы, – сказал тот, проходя к двери, – Прошу вас, – я и Габриэль, обменявшись полувопросительными-полувстревоженными взглядами друг с другом, прошли в кабинет и остановились перед столом.
- Добрый день, господа студенты.
- Добрый день, сэр, – по очереди отозвались мы.
- Вы знаете, зачем я сюда позвал вас, мистер Уолтон?
- Догадываюсь, сэр. – ответил я. Ректор перевёл взгляд из-под очков на Габриэля.
- А вы, мистер Роззерфилд? – тот слегка скованно кивнул, на что получил утвердительный кивок ректора в ответ:
- Что ж, прекрасно, меньше времени будет затрачено на пояснения. Ну и… что же такого могло случиться, что вы двое не явились на занятия? И не просто пропустили две-три дисциплины – а целый учебный день, а?! Ладно Уолтон – уже и драки были и штрафы, но вы-то, мистер Роззерфилд! От вас я никак не ожидал подобной безответственности!
- Мы проспали, сэр, – ответил я, прерывая гневную тираду.
- Проспали? Вы спали вместе, мистер Уолтон? – прищурился ректор.
- Нет, – у меня от неожиданности перехватило дыхание.
- Тогда почему вы позволяете себе говорить за вашего коллегу? Пускай мистер Роззерфилд сам озвучит причину своего отсутствия на занятиях, – он перевел взгляд на Габриэля и тот, наклонив голову, ответил:
- Да, Карл прав, сэр. Я действительно проспал. Если понадобится – я отработаю пропуски.
