- Габриэль. – я коснулся его плеча и он, вздрогнув, поднял голову от книги и обернулся.
- А, это ты, Карл…
- У тебя была не заперта дверь. Очень неосмотрительно с твоей стороны.
- Ты не постучал.
- Я стучал, но ты не ответил. – возразил я.
- Прости, я, наверное, увлекся и не заметил…
- Я принёс твою книгу, – я протянул ему ту самую книгу в красной обложке, которую он взял в тот день в библиотеке. – Она…мне очень подходит. В ней много мыслей, близких мне.
- Если это так, то ты истинный христианин. – ответил Габриэль, поворачиваясь ко мне, беря Новый завет и опуская взгляд на обложку.
- Нет, – ответил я, – Есть кое-что, с чем я не согласен и, пожалуй, никогда не соглашусь.
- С чем? – он поднял голову и, внезапно встретив на пути мои губы, вздрогнул. Я поцеловал Габриэля, чувствуя его смятение и удивление, а после, отстранившись, ответил:
- Потому что по этим правилам мне нельзя любить тебя, а я не готов принести такую жертву. Даже за рай.
- Но ведь можно любить и по-другому, – робко возразил Габриэль слегка дрогнувшим голосом, из чего я понял, что он разволновался не на шутку, – Не прикасаясь друг к другу. – от этих слов я едва не рассмеялся.
- Я человек, Габриэль – из плоти и крови. Когда люди любят по-настоящему, они не могут не прикасаться к тому, кого любят. Я тоже раньше думал, что смогу любить тебя лишь глазами и сердцем…- я нежно провел кончиками пальцев по его щеке и заправил за ухо золотистую прядь волос, – Но после понял, что ошибался…
- Прекрати. – недовольно пробормотал он, отворачиваясь.
- Нет, – взяв лицо в ладони, я поцеловал его в край карминных уст, – Обними меня, мой ангел, ну же…- помедлив, он всё же послушно поднял руки и обвил меня ими за шею, глотая мои поцелуи один за другим, подставляя ласкам нежное горло и тонкие веки с трепетными ресницами.
Мне отнюдь не льстило осознание вероятности того, что он просто терпит мои надоедливые приставания как что-то неизбежное, и потому я – сделав над собой усилие – отстранился, отпуская его, но был немало удивлен, когда Габриэль сам прижался губами к моей шее, путаясь пальцами в русых волосах у моего лица. Это было так…томительно и страстно, что я, отбросив в сторону все сомнения, обнял его за талию и, подняв со стула, повлёк за собой, не отпуская и не разрывая нить сладкого удовольствия от его поцелуя.
Комната размеренно наполнялась вечерней тьмой, которая лучше любого вина постепенно опьяняла нас. Интересно, Габриэль, помнишь ли ты ту ночь? Я помню всё в мельчайших деталях: твой голос, твоё разгорячённое тело… то ощущение, когда ты цепляешься за меня так, словно от этого зависит твоя жизнь. Всего лишь поцелуи в сумраке, полном молний и раздирающего сердце грома, но ты пылал жарче, чем цветы в полуденный зной и твои губы, прижимавшиеся к моей груди были пламенней розы самого сумрачного тона.
Я расстегнул пуговицу у ворота его сутаны. Этот крест на тонкой цепи был похож на холодный стальной замок, препятствующий моим желаниям. И ключ от него был у Габриэля.
Взяв за цепь, я потянул его на себя, впиваясь Роззерфилду в губы жадным, говорящим лучше любых слов поцелуем.
Скажи «да», только скажи это и я без колебаний сдерну с тебя тяжкие серебряные цепи запретов и сомнений. Всего лишь короткое слово, всего лишь выдох между поцелуями, едва заметное движение губ – и ты будешь мой.
- Карл…- он посмотрел на меня затуманенными, небесного цвета глазами и на их дне я увидел отражение самого сладкого сна.
Прикасаясь к его губам, чувствуя жар от его лица и сбитое взволнованное дыхание, я потянул за цепочку и сорвал её с шеи Габриэля, вырывая у него изумлённый возглас.
- Подожди, что ты делаешь?! Мой крест…
- Давай немного побудем в раю. Будь сейчас только моим… Ты ещё вернёшься к нему – к своему кресту… – я целовал его в растерянные губы, прижимая к себе за тонкую талию и узкие бёдра, – Лишь люди несут свой крест. Ангелам этого не дано.
- Ты…- он – словно в бессилии – стиснул в кулаках чёрное сукно на моей груди и уткнулся мне лицом в шею. – …ужасен, Карл.
- Прости меня, – я, зарывшись руками в его восхитительно-мягкие волосы, заставил приподнять голову и приник ртом к судорожно бьющейся жилке на тёплой, нежной шее. – Но я больше не могу ждать. Я хочу тебя.
Я знал, чего он боялся, но не собирался этого делать, как бы мне самому ни хотелось. После того, что мне довелось испытать с мальчишкой из борделя, одна лишь мысль о возможности сделать тоже самое с Габриэлем приводила меня в ужас и почти благоговейный экстаз одновременно. Сейчас мной владело жаркое животное томление, а близость Габриэля и его голос – глубокий и звонкий, по-мальчишески чувственный от возбуждения и страха, с каждой минутой срывали мои печати одну за другой.
- Нет… Карл… прошу тебя… Карл… – шептал он, пока я – торопливо расстёгивая пуговицы на его облачении, целовал его, заставляя дрожать от противоречивого блаженства и последних сомнений, ощущая, как он судорожно хватается за мою одежду предательски немеющими пальцами и как постепенно поддаётся моим объятиям и моей власти.
Оглаживая ладонями обнажающиеся участки тела, я опустился на кровать, сажая его сверху и, слегка укусив за сосок, ощутил, насколько он возбуждён. Габриэль внезапно застонал, когда я провел ногтями по заживающей лопатке и, запрокинув голову, почти воскликнул:
- Карл, нет! – он словно обезумел, он почти молил меня взять его. – Я…больше… – не слушая дальше, я опрокинул его на кровать и набросился на своего любовника с новой яростью, почти не замечая, что одежда покидает меня с впечатляющей скоростью. Я прижимался к его обнажённому телу и пил его соблазнительный жар, словно ядрёную, дурную кровь – жадно, взахлёб и искренно.
В какой-то момент, когда мы остались полностью обнажены, и я позволил себе минуту наслаждения видом его чувственного стройного тела и разметавшихся по синим от сумерек простыням золотистым локонам, Габриэль привлёк моё лицо к себе и каким-то совершенно жутким тоном прошептал:
- Не делай этого... иначе я убью тебя. – по моей щеке внезапно скользнуло что-то смертельно-холодное и я почувствовал, как по коже пронесся озноб. Он не шутил: Габриэль действительно прирежет меня, если я позволю себе лишнего…
Но это был секундный страх – возбуждение возобладало над разумом и в следующее мгновение я, слегка повернув голову, провёл языком по блестящему лезвию перочинного ножа, слыша, как задохнулся Габриэль от этого жеста.
- Не бойся, ангел мой, я помню… – я осторожно высвободил из его руки нож и, наклонившись, провел плашмя холодным лезвием по нежной шее и груди, улавливая отчаянную дрожь, прокатившуюся по хрупкому телу моего возлюбленного. – Я доставлю тебе удовольствие другим способом… – я скользнул горячим языком по прохладной после ножа коже и теснее прижался бёдрами к бёдрам Габриэля, ощутив, как он обхватил меня руками за ягодицы и невольно подался навстречу.
- Вот как я брал бы тебя, если бы ты захотел этого… – прошептал ему на ухо я и плавно подался вперёд, прижимая его плоть к своей. Габриэль в ответ застонал и выгнулся так, что я едва не зарычал. О, лучше уж страдать на дыбе, чем смотреть на такое и не иметь возможности овладеть желанным целиком и полностью!
- Карл… ааа… Карл… – то, как он произносил, почти выдыхал моё имя, приоткрыв в муке наслаждения пересохшие губы, доводило меня до исступления и я, чуть раздвинув его ноги, ласкал рукой внутреннюю сторону бёдер, чувствуя его пальцы, блуждающие по моей влажной спине и ягодицам. Постепенно ускоряя темп, я уже слышал не то стоны, не то крики, и видел в полутьме лишь Габриэля: эта напряжённая шея, судорожно закушенные губы и закрытые в блаженстве глаза на запрокинутом лице. Да… вот так, моя прелесть… О, что же ты делаешь со мной, мой красавец, мой порочный цветок… Я не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась, не хочу просыпаться от этого жаркого сна.
Блаженство, наконец, достигло своего пика, и я почти сразу ощутил наваливающуюся на меня слабость и темноту. Зарывшись из последних сил в волосы Габриэля пальцами и поцеловав в мягкие и пылающие губы, я позволил своему истерзанному удовольствием сознанию и телу постепенно, медленно погрузиться в сон.
