– Как вас зовут? – спросил я, моля небеса задержать его ещё хоть на минуту.
– К чему вам знать моё имя? – он подозрительно сузил глаза и я слегка растерялся, не зная, что ответить. Сказать ему, что я неравнодушен к нему, было бы полнейшей глупостью, и я только и смог, что выговорить:
– Просто подумал, что неплохо было бы познакомиться. Меня зовут Карл. Карл Уолтон, – я протянул ему руку. Немного поколебавшись, он пожал её:
– Габриэль Роззерфилд.
– Габриэль? Почти что Гавриил, – сказал я. – Тот, что принёс благую весть Марии.
– Увлекаетесь теологией? – спросил он, как мне показалось – немного смущённо.
– Да. Собираюсь поступать в Блэкбернскую семинарию, – ответил я и сам подивился тому, как легко сказал это, ведь до сего момента мучился сомнениями. – А вы местный?
– Нет, – покачал головой Габриэль. – Я приезжал узнавать об обучении здесь. Думаю, куда пойти учиться.
– Вот оно что… – пробормотал я. – Надеюсь, ваши поиски увенчались успехом.
– Вполне возможно, – он едва слышно вздохнул и вновь поднял на меня глаза. – Что ж, было приятно познакомиться, мистер Уолтон. Прощайте, – он ещё раз пожал мне руку и я неохотно выпустил её. Габриэль явно не был рабочим простолюдином – его руки были нежны как у аристократа или женщины. И ощущение этой кожи было таким приятным, что сама мысль о его безвозвратном исчезновении показалась мне невыносимой.
Однако, мой названный ангел уже скрылся за стеной дождя и вечерних сумерек.
А мне остались лишь воспоминания.
Но с того вечера я твёрдо решил поступить в семинарию и больше уже не терзался изнуряющими мыслями. Единственное, о чём я сожалел – об исчезновении Габриэля. То наваждение момента, когда я его увидел, так и не прошло, порой являясь мне ночами в виде его образа, погружённого в молитву или смотрящего на меня глазами самого ясного неба.
Я был благодарен этому чудному видению, которое как хранящая десница направило мою смущённую сомнениями душу и указало путь, вернув ей былую уверенность.
Время шло. Дождливая весна сменилась тёплым и сухим летом. Май сменился июнем, июлем, а затем и августом. Я сдал вступительные экзамены и в числе первых желающих стал студентом Блэкбернской семинарии. Это классическое старинное двухэтажное здание из коричневатого кирпича, окруженное зарослями высоких дубов и клёнов приводило меня в приятное волнение. Новые места всегда будоражили мои чувства, наполняли новой энергией и желанием действовать.
В этом году студентов поступило немного – всего шестьдесят. Кто-то не прошёл по результатам экзаменов, кто-то просто передумал, но меня это даже радовало: будет легче узнать своё окружение и наладить контакты.
– Это семинаристское общежитие, – сказал Александр Джоэл – светловолосый старшекурсник с чуть надменным выражением лица, комендант общежития. – Здесь вы будете жить на всём протяжении своего обучения. После одиннадцати вечера и до семи утра никуда выходить нельзя, в том числе и из своей комнаты. У нас каждую ночь обход, а учитывая, что общежитие соединено галереей с главным зданием, то можно и на дежурного преподавателя нарваться. Поэтому рисковать я бы не советовал. Ясно?
– Да, сэр, – с покорным выражением лица ответил я.
– Ещё у нас есть собственная небольшая церковь, где проводятся литургии, утренние и вечерние молитвы, – продолжил Александр. – Её найти легко – двухшпильное готическое здание в конце сада, неподалёку от общежития. Перед ним ещё растет яблоня.
– Да, видел.
– Вот и прекрасно, – он остановился и ещё раз смерил меня строгим взглядом. Боже, да ему не в священники надо, а в учителя. – Тогда располагайтесь. Второй этаж, комната двадцать два.
– Благодарю вас, – я, взяв чемодан за ручки, зашёл в здание и по широкой лестнице поднялся на второй этаж. Все помещения семинарии были обставлены со вкусом и без излишеств: обитые тканевыми обоями и тонкими листами полированного дерева стены, ковровые дорожки на лестницах и полу. В общей комнате отдыха, мимо которой я прошёл, разыскивая коридор с личными комнатами, мебель была выполнена в стиле, отдалённо напоминающий распространённый в Европе стиль Адама, но в гораздо более простом его варианте. Прямоугольный камин из светлого камня, тяжёлые портьеры на окнах.
Наконец, я нашёл нужный мне коридор, и, углубившись в него, толкнул дверь комнаты номер двадцать два. Не успел я зайти, как меня оглушил всепоглощающий вопль:
– Эй! Стучаться надо! – сверкнув зелёными глазами, воскликнул черноволосый паренёк и с деланно-оскорблённой миной натянул одеяло почти до подбородка. Сидящий на соседней кровати рыже-русый юноша хмыкнул, и, обратив взгляд золотистых глаз на меня, сказал:
– Мы думали, это опять тот комендант. Решили, что снова вернулся, дабы прочитать нам лекции.
– Никто не виноват, что вы, едва ступив в комнату, уже разбили кувшин с водой… – возя тряпкой по полу, проворчал ещё один студент, чьи пепельные, собранные сзади в тонкий хвост волосы придавали ему необычайно солидный, взрослый вид.
Все сожители уже были в подрясниках из чёрного льна, и у каждого спереди на воротничке выделялся белый квадрат нижней рубашки.
– А ты, значит, Карл Уолтон? – спросил меня русо-рыжий и подкинул на ладони чёрный свёрток с ярлыком, перевязанный тесьмой.
– Да.
– Я Джек Линдслей, – представился он и бросил мне одежду. Поставив чемодан, я еле успел поймать её.
– Приятно познакомиться, – ответил я, проходя к свободной кровати у открытого окна.
Заправив выбившиеся волосы за ухо, я развернул сутану и быстро переоделся, пока мои соседи по комнате устраняли улики и собирали воду.
Застегнув последнюю пуговицу, я услышал свист.
– Да ты красавчик, Карл, – хмыкнул Джек, кидая мне ещё и полотенце. – Таких в священники не берут – прихожанки мгновенно забывают о Боге и начинают идолопоклонничать.
– А ты не завидуй! – засмеялся черноволосый парень, швыряя подушкой в Линдслея, – раз сам рожей не вышел! – Кажется, они давно уже были знакомы. – Меня, кстати, Альфонс зовут. Альфонс Кеннет, – сказал он, глядя на меня блестящими глазами.
– Приятно познакомиться, Альфонс. – улыбнулся я.
– Моё имя Дарси Вернер, – сказал парень с пепельными волосами и я пожал ему руку. – Будем знакомы, Карл.
Что ж, похоже, отношения я наладил. Значит, всё будет хорошо.
Так прошла неделя. Днём я пропадал на занятиях, а вечера и время, когда мне не спалось, проводил в компании своих соседей. Они оказались хорошими ребятами, из простых семей. Джек и Альфонс были главными заводилами в нашей компании, всегда много шутили и были неисправимыми лентяями. Лично я не мог представить их себе в роли священников. Дарси Вернер же был самым серьёзным среди моих сожителей. Начитанный и ответственный, он мне слегка напоминал нашего коменданта, разве что закрывал глаза на шалости двух друзей, а иногда и сам принимал в них участие.
Я же вообще, наверное, был совершенно нейтральной личностью в этом отношении – в меру веселился, в меру работал, и, кажется, никак не реагировал на дружеские подколы, пока однажды вечером, когда все уже ложились спать, Джек не сказал:
– Карл, ты в курсе, что во сне разговариваешь громче, чем в реальности?
– Что? – я приподнял голову от подушки. – Что ты хочешь сказать?
– То и хочу сказать, – ответил Линдслей. – Ты разговариваешь во сне, всё время зовёшь кого-то.
– Зову? – я даже приподнялся на локте.
– Да. Какого-то ангела, – у меня перехватило дыхание, и мгновенно прошиб холодный пот. – Ты видишь ангелов во сне?
– Нет… Может быть, тебе спросонья показалось… – пробормотал я, чувствуя, как лицо вспыхнуло, и я понадеялся, что не покраснел.- Я не видел никаких ангелов.
– Тем не менее, уже вторую ночь ты нам мешаешь спать, – проворчал Джек. – Турни их обратно на небеса. Для визитов есть дневное время.
– Эй, каналья, не богохульствуй, – сонно хмыкнул Альфонс с другого конца комнаты. Линдслей в ответ заворчал на него как разбуженный пёс.