- Великолепно! – прошептал Морель. – Получается, мы едем в Лондон?

- Именно, – подтвердил я. – Февраль уже заканчивается, так что совсем скоро. Думаю, его остаток мы проведем здесь, а после встретимся с Эйдном и Парисом в Лондоне. Очень уж утомительно и муторно будет добираться до Флоренции, чтобы пробыть там максимум неделю. Не знаю, как ты, а я эти переезды не переношу на дух.

- Ты прав, – подумав, сказал Лоран.

– Что ж, тогда остаемся. А Эйдну я напишу и предупрежу его.

На том и порешили.

Всю оставшуюся февральскую неделю мы гуляли по Парижу, посещали гранд-оперу, театры – от самых солидных до крошечных варьете, а однажды даже – переодевшись в платье рабочего люда, навестили пару таверн.

Что и говорить, за всеми событиями моей нынешней жизни, я уже начинал забывать, что, по сути, происхожу из простого народа – из породы всех тех людей, что сидят в потрепанных куртках за деревянными столами, и, прихлебывая пиво и вино из кружек, судачат о нелегкой жизни. Я чуть было не забыл обо всем этом и Лоран, похоже, тоже.

Флоренция, 15:30 .

- Эрон Милтон, 60 лет, родом из Оксфорда, однако, не так давно перебрался в Лондон, на Даунинг-стрит, где и проживает по сей день. Приходской священник, экзорцист. Не женат, детей нет. – Парис захлопнул кожаную папку с досье человека и устремил взгляд на Эйдна. – Ты уверен, что он может помочь Лорану? Священник?

- Разумеется, я ни в чем не уверен, – небрежно отозвался Дегри, покачивая ногой на ноге и лениво разглядывая переливы свечных огней на резных гранях бокала с вином, – Если быть всегда и во всем уверенным, жить было бы до безобразия скучно.

- Черт возьми, Эйдн! Ты прекрасно знаешь, что я имею ввиду! Лоран не может быть одержим ничем и никем.

- Почему? – Эйдн поднял взгляд от бокала.

- Потому что это невозможно. Нет никаких демонов, которые могли бы овладевать телом человека и жить в нем. Это безумие.

- Тогда что же получается – Бога тоже нет?

- Прекрати сворачивать разговор на посторонние темы! – отрезал Парис с легкой растерянностью. – Откуда ты, к слову, узнал про этого Милтона?

- В этом мне помог наш один старый-старый знакомый, – откинувшись на спинку стула и переплетя пальцы на руках, тонко, слегка провокационно улыбнулся премьер.

- «Наш»? Я его знаю? – осведомился Линтон, кладя папку рядом с собой на стол и уничтожая остатки обеда на тарелке.

- Разумеется, любимый. Примерно неделю назад со мной связался по почте Уолтер Холлуэл и дал эту чудную наводку. Похоже, случай Лорана его заинтересовал. Милтон – его знакомый, приходской священник в церкви Святой Маргариты, куда Уолтер порой ходит на воскресные мессы. Говорит, этот падре – редкостно толковый человек, к тому же, сведущ в науках настолько зыбких, какие нам и не снились. Не колдун, конечно, но тоже знает немало.

- Понятно, – пробормотал Парис, и, оттянув галстук от шеи, глотнул еще вина из бокала. – Кроме того, я попросил бы тебя не бросаться в открытую столь интимными обращениями. Нас могут услышать. Что-то я странно себя чувствую…

- Не могут, ангел мой. Сегодня я отослал всю прислугу из дома. – спокойно ответил Дегри.

- Это еще зачем?! – ошалел Парис.

- Зачем? Я тебе сейчас объясню, – Эйдн подался вперед, – Первое… – он отогнул один палец, – Прислуга вечно галдит, как стая гусей и я затосковал по тишине. Второе… – следующий палец, – Хочу один день вести себя так, как хочу, не тратя силы на маску «сурового хозяина». И последнее…- он распрямил третий палец, но сразу же убрал руку, положив на нее подбородок: – Как ты себя чувствуешь?

- Я? Чувствую себя? – Парис недоуменно смотрел на него и ему совсем не нравилась улыбка, не сходившая с лица Дегри.

Внезапно, он понял.

- Проклятье, что ты мне подсыпал?! – схватив бокал с вином, Парис понюхал рубиново-красную жидкость, но ничего не обнаружив, вскочил и мгновенно оказался возле премьера. Он чувствовал, что его шатает, как его ноги становятся ватными, наполняясь приятным теплом, но тревога и странное волнение были сильнее: – С ума сошел?! Отравить меня вздумал?! – схватив за галстук, он рванул черноволосого на себя, еле сдерживаясь, чтобы не заехать ему с кулака по хитрой физиономии.

- Ого, каким нервным ты становишься. – усмехнулся Эйдн, – Успокойся, Парис, это всего лишь легкое возбуждающее. Оно не причинит тебе вреда и только начинает действовать. Скоро тебе станет хорошо. – тяжело дыша, Линтон отпустил премьера, чувствуя, что дыхание учащается и сердце бьется так яростно, что вот-вот выпрыгнет из груди.

- Зачем…- он никак не мог отдышаться, а шейный платок – ранее вроде бы сидящий свободно на шее, теперь нещадно душил. Щеки горели и Парис закрыл лицо руками, в надежде остудить его.

- Чувствуешь, а?

- Ты дьявол…что ты со мной сделал…- прошептал англичанин, развязывая платок. Одежда его раздражала – сковывала движения, душила, сжигала жаром.

- Ничего из того, что могло бы навредить тебе, – отозвался Эйдн, и, вытянув руку, коснулся теперь обнаженной шеи своего протеже. Парис судорожно вздохнул – прикосновение горячих живых пальцев вдруг показалось ему острее, чем все прикосновения, которые он когда-либо ощущал. А когда Эйдн начал ласкать его шею легкими поглаживаниями гладкой поверхности ногтей, Линтон, сам того не ожидая, схватил его за запястье с такой силой, что смоляная бровь премьера удивленно взлетела вверх, а после, скользнув пальцами вверх по подбородку, он погладил нижнюю губу Париса, вслед затем неспешно обводя этот нежный рот по контуру и видя, как все более алеют уста с каждой минутой. Скользнув пальцем внутрь, он коснулся влажных зубов, ощущая, как скользит кончик языка вдоль его перста, опаляемого жарким дыханием.

- Парис? – позвал его Эйдн, убирая палец и прижимая ладонь к пылающей щеке юноши.

- А…- скользнув рукой по плечу Дегри, он, чуть пошатываясь, подошел ближе – возбужденный и чертовски соблазнительный в своем горении. Полуприкрытые сверкающие глаза и томная мягкость губ вводили премьера в транс, одновременно разжигая нетерпение и желание привлечь к себе это томящееся в одежде тело, обладать им, ласкать его, пока оно, в сладостной судороге, не начнет молить о пощаде.

Взяв Париса за подбородок, Эйдн легко поцеловал его в губы, вслед за чем ощущая яростно впивающиеся с его рот уста, обнял руками любовника за талию, сажая на себя сверху. Оглаживая спину под тонким сюртуком и ягодицы под брючной тканью, Эйдн мельком пожалел, что одежда не может исчезнуть по одному лишь щелчку пальцев. Но ничего – чем дольше ожидание, тем сильнее наслаждение от близости.

Таких ласк, таких всепоглощающих – говорящих лучше любых мольб поцелуев, Парис еще не дарил ему, быть может, в силу своей робости. Хватило щепотки возбуждающего, чтобы смести все мешающие его природе барьеры.

- Да ты просто зверь, mon cher, – разомкнув поцелуй, с улыбкой прошептал ему в губы премьер. – Волк в овечьей шкуре. – с легким поглаживанием он сжал ягодицы, вырывая у прижимающегося к нему Париса не то вздох, не то стон. – Я хочу тебя, прелесть моя. Этот дом и этот день сегодня принадлежат только нам.

- Так вот…зачем…- прошептал Парис, у которого, похоже, все еще сохранились остатки разума, не поглощенные возбуждением.

- Да, любовь моя. Сегодня нам никто не будет мешать…- и вновь приник к губам краснеющего британца, смакуя их нежную алую сладость и перебирая пальцами золотистые пряди волос.

После чего, взяв со стола бокал с вином, к которому до этого не прикоснулся, залпом осушил его.

Спустя пару минут разум Эйдна застлала раскаленная пелена и воспоминания стали отрывочными. Он помнил, как, встав, рванул за руку вслед за собой Париса, увлекая его в одну из располагавшихся на первом этаже гостевых комнат. Как, захлопнув дверь, целовал его лицо, губы и шею, разрывая тонкую сорочку на груди. Учащенное, чуть хрипловатое дыхание. Слегка отрезвляющее – но на недолгое время, падение на прохладную кровать. Стонущий и извивающийся под ним Парис, мертвой хваткой обхвативший руками подушку и кусающий ее угол зубами.