Судьба негров была определена на много десятков лет вперед тем, что они были похищены из Африки вовсе не для того, чтобы быть возведенными к вершине цивилизации. Из них стремились выкачать все, и никому не приходило в голову дать им что-то. Поэтому, когда негры получили свободу, они оказались загнанными в тупик. Прогрессивные ценности буржуазного века были им чужды, и они не могли сознательно к ним стремиться. Казалось, кому еще было, как не американцам — этим чистокровным отпрыскам капитализма — помочь им эти ценности усвоить настолько, чтобы у них развился дар социального глазомера? Оказалось, что буржуазное общество такую задачу разрешить не может, потому что оно в свою очередь чуждо именно тем социальным цеи-ностям, которые только и могли подвинуть его для решения столь возвышенной задачи.

Чтобы выполнить ее, оно должно было бы отказаться от собственных ценностей, подобно тому как Джон Браун, этот благородный апостол веры в человеческую справедливость, сочетавший в себе также качества вылитого янки, должен был отказаться от предпринимательской деятельности, чтобы посвятить себя без остатка делу освобождения негров.

То, что сделал Джон Браун, было результатом сознательного акта воли. Общественные метаморфозы происходят совсем иначе. Фактом является то, что люди, подобные Джону Брауну, пытавшиеся осуществить культурную революцию на Юге, не имели широкой массовой опоры среди белых американцев самых различных слоев, без которой невозможны никакие глубокие преобразования.

За столетие, прошедшее со времени гражданской войны, расовая проблема усложнялась пропорционально техническому прогрессу Соединенных Штатов Америки. Около десяти миллионов негров — половина всего негритянского населения — живут теперь в крупных городах, образуя в их центрах строго замкнутые гетто. Белые, по мере разрастания гетто, все больше тяготеют к городским окраинам, стремясь держаться от них на расстоянии; они предпочитают отдавать своих детей в частные школы, на которые не распространяется закон о смешанном обучении, хотя это стоит денег. Государственные школы становятся по преимуществу школами для цветных с малоквалифицированным учительским персоналом. Как правило, учителя в таких школах относятся к своей профессии как к ремеслу и охотно разделяют общий взгляд на неполноценность негров.

В самих гетто выработались постепенно собственные законы и понятия о нравственности. Вечное равнодушие белых, хроническая несправедливость, сделавшаяся американским народным обычаем, деформировали личность негра, развили в ней определенные патологические черты.

"Настоящая трагедия негра заключается в том, — пишет американский ученый, негр по происхождению, Кеннет Кларк, — что он никогда не принимал себя всерьез, поскольку с ним никогда не считались… Он не в состоянии отвоевать себе право на человеческое достоинство, так как не умеет дорожить своей личностью и уважать ее наперекор всеобщей неприязни белых".

Автоматизация производства угрожает в скором времени уничтожить малоквалифицированный труд — почти единственный удел и источник существования негритянских рабочих, и, если не будут приняты необходимые меры, технический прогресс выставит его совсем за дверь американского общества.

Автоматизированное производство требует адекватного образования, но 23,4 % негров и по сию пору с трудом читают газету. "Отсутствие сильного побуждения к успеху в обществе, слабость семейных уз, сегрегация в школах и низкий уровень преподавания — все это сильно мешает неграм воспользоваться выгодами образования, — пишет один из самых известных американских социологов Сеймур Липсет. — Чтобы разорвать этот порочный круг, необходимо в отношении негров исходить из принципа более чем равных оснований: расходовать больше, чем того требует принцип равенства, средств на их образование, ввести систему меньших классов с учителями большей квалификации для школ, где преобладают дети негров, увеличить объем воспитательных и оздоровительных мероприятий и т. д.".

Липсет очень точно определил суть проблемы. Чтобы сделать негров фактически равноправными, мало, конечно, одного принципа буржуазного равноправия: в самом деле, решение проблемы находится за пределами сугубо буржуазных ценностей. Здесь-то и обнаруживается главный заколдованный круг, разорвать который действительно сложно.

Мы уже писали, что американская культура сложилась на основе активного отрицания всей небуржуазной европейской культуры и столь же активного утверждения культуры чисто буржуазной.

Что же из этого вышло?

Предыдущий раздел был посвящен "неполноценности" черных американцев, не пора ли поговорить о "неполноценности" американцев белых?

То, что известно нам под именем Ренессанса, не было, конечно, возрождением античности. Этот беспрецедентный феномен позднего средневековья был дерзкой импровизацией человеческого разума в промежуточной ситуации, когда аскетические идеалы были уже дискредитированы, а буржуазные слабы и расплывчаты; получился творческий акт необычайной силы, вознесший человеческую мысль над ограниченными ценностями старой и новой формации, благодаря чему она и могла только обрести космический размах и отлиться в прекрасных идеалах гуманизма.

Человек впервые отвратил свой взор от бога, его собственная плоть уже не шокировала его, все человеческое перестало быть для него чуждым, и, проникшись глубоким убеждением в высоком достоинстве рода человеческого, он заявил о своем неотъемлемом праве свободно развивать свои способности. Новыми глазами озирает он окружающий его мир и конструирует общественные системы с оптимальными условиями для расцвета человеческой личности.

Между тем действительный ход событий, скрытый от мечтательных взоров гуманистов средневековья, привел к результатам, жестоко их разочаровавшим. В Европе утверждались буржуазные ценности; повсюду торжествовал плоский дух коммерции и достоинство личности определялось не иначе как толщиной ее кошелька. И тем не менее высшие ценности гуманизма не были сданы безвозвратно в исторический архив Европы. Величайшая заслуга гуманистов Возрождения состоит в том, что они отбросили старую объективность, в которой человечество осознавало себя, — бога и дали миру новый ориентир за пределами буржуазной культуры.

Буржуазия, хотя и пришла к власти, была уже бессильна наделить буржуазные ценности абсолютной властью над европейским общественным сознанием, и с этих пор оно живет и питается постоянным диалогом между гуманизмом и буржуазным оппортунизмом. Причем общая структура сознания в каждой отдельной европейской стране в конечном счете определяется исторически сложившимся соотношением этих двух традиций. Возможны исторические исключения — крайности в виде монолога буржуазного оппортунизма или монолога гуманизма. Последний проявляется в преобладании экзистенциального типа сознания, увлекающегося социальными утопиями, но страдающего отсутствием практического подхода к вещам.

В Соединенных Штатах Америки сложился как раз исключительный, американский тип общественного сознания, в котором указанное соотношение есть соотношение нуля и единицы. Американское общественное сознание живет и питается апологетическим монологом буржуазного оппортунизма. В Европе гуманистические ценности были сохранены в немалой степени благодаря тому историческому обстоятельству, что, когда буржуазные отношения были облечены, наконец, в соответствующую политическую оболочку, не только буржуазия, но и пролетариат был уже фактором общественной жизни. Но в Соединенных Штатах Америки, по причинам, о которых говорилось выше, буржуазное сознание одержало тотальную победу.

На новой почве американцы усвоили сознание одномерное, неодухотворенное, сознание узкое и жесткое, как луч лазера, сознание сугубо утилитарное, функционально экономное и лаконичное, как промышленный "дизайн", сознание, идеально воплотившееся, благодаря естественному отбору американской породы, в прямоугольном подбородке "железного малого" ("tough guy"). Психические состояния гуманистической личности: так называемая "мировая скорбь", мука за человечество, тягостное раздумье над его судьбами (гогеновское: "Откуда мы? Кто мы? Куда мы идем?"), праведный гнев, благородное негодование, страсть обличения и вдохновение пророка — такие состояния чужды умонастроению традиционного янки. Это личность исключительно прагматическая.