Мы уже знаем, что как социально-психологический тип негр не мог иметь социальных претензий буржуазного масштаба, а из этого уже вытекает ответ и на второй вопрос. К тому же северяне (это важно иметь в виду) сыграли роль экспортеров буржуазной революции, и притом как раз в то время, когда южное общество как экономическая система еще не исчерпало своих возможностей: ни способ производства, ни общественное сознание его еще не вступили в полосу кризиса. Не носителей буржуазной тенденции видели северяне в неграх, они были склонны видеть в них существ такого же порядка, как индейцы, которых они шаг за шагом отбрасывали на Запад.
Но не лучше ли нам совершить путешествие на Север, чтобы познакомиться с судьбой живших там до гражданской войны негров? Ведь если северяне появились на Юге в тоге освободителей, то уж наверняка у них на Севере негры были свободны.
Увы, и на Севере негры фактически не были свободны. Токвилю показалось поистине поразительным то, что на Севере негров ненавидели еще больше, чем на Юге, причем сильнее всего как раз в тех штатах, где рабства не было никогда! Эта ненависть, по-видимому, увеличивалась в западном направлении и была особенно сильной в молодых штатах. Один из делегатов конституционного конвента в Индиане заявил в свое время, что "было бы лучше перебить их (негров. — В. П.) сразу, если нет иного способа избавиться от них. В конце концов мы знаем, как пуритане поступили с индейцами, которые были бесконечно более благородными и менее наглыми, чем эта цветная раса".
В Южном Огайо возбужденные толпы согнали с земли 518 вольноотпущенников Джона Рэндольфа, рабовладельца из Виргинии, а конгрессмен — представитель этого штата заявил в Вашингтоне, защищая акцию своих земляков: "Если час испытания придет и они (жители Огайо — В.П.) будут вынуждены взяться за оружие, чтобы добиться своего, вдоль берегов Огайо встанут мужчины с мушкетами в руках и дадут отпор освобожденным рабам".
В Восточных штатах Севера положение негра было лучше, но все-таки далеко не таким, какого можно было ожидать, если иметь в виду взятую северянами на себя освободительную миссию. На Севере негр был также лишен права голоса и как гражданин был совершенно вычеркнут из политической жизни. Правда, на Севере негр не был жертвой прихоти и своеволия надсмотрщика, не был предметом купли-продажи, он не мог быть насильственно лишен семьи, некоторым из его собратьев удавалось даже подняться на несколько ступеней по социальной лестнице, наконец, негры могли создавать организации, выпускать газеты и обращаться с петициями в конгресс. Но при всем этом общественное мнение единодушно бойкотировало их. Невидимые силовые линии предрассудка растолкнули две расы, негры были вынуждены образовать компактные и замкнутые расовые группы. Но этим дело не ограничивалось.
Антинегритянские настроения выливались нередко в расправы и погромы. Особенно сильную неприязнь питали к неграм рабочие — именно тот слой общества, который наиболее часто сталкивался с неграми на рынке труда. В основе конфликта лежали исторически сложившиеся разные уровни потребления двух рас. Негры соглашались работать за более низкую заработную плату и нередко использовались предпринимателями в качестве штрейкбрехеров. К тому же неприхотливость негритянских рабочих имела не одно только историческое происхождение, дискриминация на рынке труда и желание получить работу во что бы то ни стало заставляли их довольствоваться сплошь и рядом столь нищенским вознаграждением за труд, что оно не покрывало даже потребностей, необходимых для воспроизводства своей мышечной энергии.
Белые рабочие не только боялись конкуренции негров. Они избегали общения с ними, чтобы не повредить своему социальному престижу. Квалифицированные рабочие отказывались работать с неграми в одном цеху и тем более брать их в ученики.
Что и говорить, то, что простой народ Америки так относился к неграм, обидно для иного простодушного ума, знающего только о народных добродетелях. Но это ни в коем случае не смущает историка, который знает, что народная нравственность — не вечная, не поддающаяся изменениям категория, что она зависит от конкретных исторических условий. Пока народная масса думает, скажем, по-буржуазному, она и ведет себя по-буржуазному. Лишь когда она выдвигает новые, социалистические нравственные принципы, она и вести себя начинает иначе.
Повсюду на Севере был распространен стереотипный взгляд, что негр, с точки зрения всех буржуазных стандартов — существо низшего порядка. Были популярны насмешливые карикатуры, которые печатались в газетах и на плакатах. В них гротескно изображались черты нег ритянского лица, а своеобразные манеры и привычки негров безжалостно предавались насмешке.
Даже аболиционисты — искренние сторонники освобождения негров от ига южного рабства — долгое время серьезно обсуждали вопрос: следует ли поддерживать контакты с неграми на виду у общества, ходить с ними по улице, ездить в одном экипаже, приглашать в дом и принимать их приглашения и т. д.
В негритянских семьях, достигших некоторого положения в обществе, часто делались отчаянные попытки добиться внешнего сходства с белой расой. Плоские негритянские носы принимали более рельефную форму, жесткие курчавые волосы превращались в прямые или подстригались так коротко, чтобы они не могли закручиваться, толстые губы поджимались. Но эти усилия были гораздо менее безобидны в тех случаях, когда состоятельные негры чуждались вновь прибывших иммигрантов с Юга, опасаясь запятнать свою репутацию.
Положение негров на Севере не могло быть секретом для южных плантаторов, и легко представить себе неподдельное негодование рабовладельцев, которым они отвечали на громкие лозунги северян. Их газеты скрупулезно освещали факты, свидетельствовавшие о том, как штаты Севера неизменно проваливали законопроекты о гражданских правах для негров, каждый случай линчевых расправ получал немедленно самую широкую огласку.
Во время предвыборной кампании 1868 года республиканцы подготовили партийную программу, в которой южане сразу нашли уязвимое место и пустили в него тучу стрел. Стремясь собрать побольше голосов, республиканцы составили соответствующий раздел ее так, чтобы заручиться поддержкой негров Юга и белых Севера. С этой целью они обещали неграм Юга равные избирательные права, заверив в то же время белых избирателей Севера в том, что на Севере негры не будут допущены к урнам. Нелишне заметить, что на выборах эта партия одержала победу, ее кандидат — генерал Грант — сел в президентское кресло.
Годом раньше, сразу же после принятия закона о реконструкции Юга, южане, затаив надежду, ждали выборов в штатах Севера. По их результатам можно было судить о действительной неофициальной позиции Севера в отношении расовых проблем. И что же, их надежды оправдались. 1 апреля в штате Коннектикут демократы одержали победу почти во всех округах. Радикальная газета "Индепендент" не преминула съязвить по поводу лицемерия северян: "Республиканцы во всех крупных штатах Севера и Запада занимают двусмысленную позицию. В конгрессе они за полное избирательное право, у себя же дома — против".
Состоявшиеся спустя полгода выборы в остальных штатах еще больше укрепили пошатнувшийся было дух южан. Повсюду на Севере численное превосходство республиканцев сократилось, особенно резко в штатах Небраска, Айова и во всех штатах Новой Англии. В таких штатах, как Нью-Йорк, Нью-Джерси и Мериленд, партия реконструкции и вовсе потерпела поражение. Внушительные победы демократы одержали в Пенсильвании и Огайо.
Даже в революционной армии северян, с того момента как она вторглась на территорию Юга и под ее знамена стали собираться освобожденные негры, полки формировались по признаку расы, потому что солдаты революционной армии отказывались сражаться бок о бок с бывшими рабами.
"Убирайтесь к себе домой. — воскликнул с пафосом представитель от штата Виргиния в конгрессе, обращаясь к коллегам, представляющим северные штаты, — и потрудитесь эмансипировать сначала ваших свободных негров. Вот когда вы это сделаете, мы охотнее послушаем вас!"
