- Хсс, - Хифинхелф недовольно косился на небо. Белесая плошка небосвода казалась чистой – даже полуденники куда-то попрятались – но зоркий иприлор видел смутную рябь и знал, что за ней кроется.

- Хэ! Хватит уже плясать! – Алсек сердито дёрнул поводья. Куман был чем-то недоволен – мотал головой, переступал с лапы на лапу, махал хвостом, выгибал шею. Второй ящер – Куши – стоял смирно, только часто высовывал язык – что-то не нравилось и ему.

- Они боятсся, - сказал Хифинхелф, спешиваясь и принимая поводья обоих куманов. – Колдуй, Алссек, я подержу их.

Жрец оглянулся на пастбища харсулей, убедился, что никто его не видит, и вскинул руки к солнцу, стараясь не приглядываться к раскалённому диску – всё равно, кроме рези в глазах и тяжести в голове, никакого толку.

- О Зген, даритель жизни, проливающий свет на мир живых! – его голос дрогнул. – Укрой нас среди бликов и отсветов, укрой там, где огонь танцует с тенью, - там, где свет застит глаза, подобно мраку!

Тонкие жёлтые нити протянулись по его ладоням, доползли до локтей и сгинули. Он прикрыл глаза, дожидаясь, пока красные сполохи погаснут, потом резко развернулся и взглянул на Хифинхелфа. На миг ему стало жутко – ящер исчез вместе с куманами, и Алсек висел в воздухе, нелепо расставив ноги, а вокруг простиралась красная земля, и солнечные блики сплетались с тенями рассыпающихся скал. Потом он мигнул и рассмеялся.

- Получилоссь! – Хифинхелф смотрел на него во все глаза, приоткрыв пасть, и не сразу встретился с ним взглядом. – И хорошшо получилоссь. Теперь – на воссток?

- Едем, - кивнул Алсек, забирая у него поводья. – Чак-чак!

…Солнце поднималось всё выше, и тени медленно укорачивались. Ноша куманов стала легче на четыре бурдюка – даже привычных к жаре ящеров пустынный зной терзал, иссушал, как саму землю вокруг, и они на вечерних привалах пили жадно, помногу, лизали уже опустевшие мехи и жалобно косились на седоков.

- Кто-нибудь показался? – тихо спросил Алсек у Хифинхелфа, вглядывающегося в горизонт. Ящер покачал головой.

- Никого нет, - сказал он, сам себе с трудом веря. – Ни кошшек, ни полуденников, одни небессные змеи, и те выссоко. Ночью говорил сс ящерицами, но от них пользы мало. Только просстейшшие знаки…

- Но что-то же они рассказали! – Алсек хлопнул себя ладонью по бедру. Обычно пустынные зверьки людям под ноги не лезли, напротив, разбегались от малейшего шума и прятались по щелям, а от целой армии, топочущей и лязгающей, они должны были зарыться в огненные недра… но даже из щелей многое видно. Теперь найти бы того, кто умеет говорить…

- Они повторяли одно и то же, - Хифинхелф издал свист, переходящий в шипение. – Сстрах и огонь. Обычно их легко приманить, но тут я едва их дождалсся. Сскормил им полприманки, но без толку.

- Хиф, ты мяса не жалей, - нахмурился Алсек. – Для них мы его и привезли. Странно, что кошки попрятались. Столько дней уже прошло, и вокруг тихо, а рассветные странники до сих пор не слетелись.

- Их не обманешшь, - шевельнул хвостом иприлор. – Я бы ссам отссюда ссбежал подальшше. Очень сскверный запах…

Он немигающими глазами смотрел на восток. В знойном мареве над красной землёй поднимались едва заметные отсюда стены громадной крепости.

- Скоро выйдем к западным каналам, - сказал Алсек сам себе – тишина давила ему на уши. – А от них будет видна Уангайя. Мне тоже не по себе, Хифинхелф. Видишь, я даже в кольчугу влез.

Стеклянная рубаха непривычной тяжестью прижимала его к седлу. Он надел её поверх накидки, по совету Хифинхелфа обернул плечи и грудь плащом, но всё равно доспех мешался везде, где только мог.

В молчании они выехали на призрачную, будто из земли прорезавшуюся дорогу. Впереди виднелись очертания полевых хижин, фамсовых башен с сорванными навесами, тускло блестела вода в каналах… и повсюду расстилался пепел.

- Око Згена! – Алсек прижал ладонь ко рту. Выжженные поля тянулись с двух сторон от дороги, и нигде не видно было ни единой живой травинки. Почерневшие стебли повалились, обугленные пеньки остались торчать, уже с трудом можно было понять, что здесь росло. Хифинхелф остановил кумана, опасливо огляделся и громко зашипел, указывая на порог хижины.

Этот дом был выстроен из глины на каменных подпорках и от огня лишь почернел, но не покосился. Пепел сгоревших растений укрывал его. У порога на земле скорчились, цепляясь друг за друга, два обугленных тела. Из-под ссохшейся чёрной плоти проступили кости, вскипевшая кровь разорвала кожу, лиц не осталось вовсе, - Алсек с трудом понял, что они были людьми, а не хесками или вовсе йиннэн.

- Сстрелы, - ящер приглядывался к стенам дома. – Сследы вижу, а наконечники вынули. Вссё унессли. Они не сспешшили…

- Бережливые воины Чакоти, - Алсека передёрнуло. – Эти мёртвые… Я не вижу пластин брони. С них содрали всё?

- Хссс, - ящер подтолкнул кумана поближе к убитым, но тот затряс головой и попятился. – Они маленькие для воинов, Алссек. У них не было никаких пласстин. Не надо сстоять тут. Я чую впереди много такого.

- Око Згена! – Алсек поёжился и пришпорил кумана. Горький запах гари выедал глаза, обжигал горло, - и жрец чуял, что горели тут не только растения.

Путь по выжженному полю показался изыскателю бесконечно долгим. Он достал связку цветных нитей и отмечал всё увиденное узелками, - и золотую ленту на древке, воткнутом в землю у развороченной башенки, и выгоревшие до самых корней гряды с земляными клубнями, и разодранный в клочья обгоревший труп на дороге – куманы перешагнули через него с величайшей осторожностью – и груды битых горшков и плошек в пустом доме. Алсек решился войти в одну из хижин, долго разглядывал потёки оплавленного камня на стенах, посмотрел на угли внутри и расколотую посуду – и вздрогнул, увидев на куче пепла след широкой когтистой ступни.

- Сскарсс, - пригнувшись к седлу, прошипел Хифинхелф, и его глаза налились кровью.

Глубокий водоносный канал, ещё недавно питавший всё поле, теперь растекался по выгоревшим грядам. Плиты, крепившие его стенки, кто-то выворотил, на мокрой земле Алсек увидел ещё несколько широких следов, а рядом с ними – следы сандалий. Обугленных костей рядом не было – и жрец сдавленно охнул.

- Люди и Скарсы рядом! Хиф, ты видишь?!

- Пуссть, - дёрнул хвостом иприлор. – Лишшь бы нам рядом не оказатьсся.

Он влез на стену фамсовой башни – внутри ещё осталась вода, и ящер запустил внутрь куманов, чтобы они напились, но ни одной рыбы видно не было – и долго смотрел на крепость. Древняя твердыня Гвайны была уже совсем рядом – ещё четверть Акена, и путники добрались бы до её ворот.

- Что там, Хиф? – Алсек тоже смотрел на стены и уговаривал кумана встать на цыпочки, но тот лишь фыркал и мотал головой. – Я вижу жёлтые блики у входа и наверху, во взломанной нише…

- Хссс… Это знамёна, - отозвался иприлор. – Я вижу коссти у ворот… много косстей, вссе обожжены. Ворота выломаны, всся сстена разворочена и оплавлена. Тут вссё пропахло ссмертью, Алссек, я не чую ничего живого.

Жрец смотрел на крепость, щурился и недоумённо пожимал плечами. Он видел едва заметные красноватые и жёлтые блики у ворот, на стенах, в чёрном провале входа, - и ни за что он не решился бы до них дотронуться. Кто-то, уходя, запечатал крепость, запечатал каждую нишу и каждый пролом, - огненные отблески перекатывались по всей громаде. У кого-то было много силы и много времени, чтобы поставить испепеляющую печать на каждый лаз. Алсек был почти уверен, что половину чар накладывали не люди. Он не понимал одного – зачем они это сделали.

- Хиф, ты видишь? – повернулся он к ящеру. – Весь Шун опечатан и замурован чародейством! Снаружи, Хиф, не изнутри! Зачем?! Они взяли его уже, почему они там не остались – и зачем они всё зачаровали?!

- Хссс, - ящер осторожно сполз по стене и тихим свистом подозвал кумана. – Кого-то не хотели впусстить – или выпусстить. Ессли бы я чуял хоть что-то живое, Алссек, я ссказал бы, что вессь Шшун ссейчасс там, в крепоссти. Люди Джаскара знали, чего боятсся. Может быть, Ильюэ сспусстилсся вниз, к реке…