Дети одолели горести, ставшие у них на пути, и стали растить в себе Золотые Розы. Такие цветки редки, ведь из земли они не появляются. Только из сердца, когда их поливают каплями любви и дружбы. А если вокруг сгущается мрак, они начинают сиять наравне с солнцем, исцелять и спасать от смерти.

========== Эпилог ==========

Золотистое марево солнечного утра накрыло Питер тёплым одеялом. В нескольких кварталах от ворот дома Лиховских серой асфальтовой лентой пробегала улица, по которой Виталий к ним и приехал.

— Что ты пишешь уже полчаса? Мне домой скоро, жена звонить начнёт. Ты же знаешь, что она мне устроит.

Валентина с флегматичным видом сидела за столом мужа, дописывая что-то в его листах.

— Я предупрежу её, Вить. Подожди, пожалуйста, осталось совсем немного. Кстати, — она подняла мягкие голубые глаза на упитанного русоволосого мужчину с недовольным лицом, — у Андрея завалялись журналы со сканвордами. — Валентина поднялась с кресла и распахнула стеклянные дверцы шкафа «под старину». За пыльной горой книг и бумажек покоилась стопка явно не новых, но сохранивших аккуратность журналов. — Андрей как-то пробовал решать их в самолёте, накупил целую кипу.

— И как? — воодушевился при виде любимого дела (помимо просмотра футбола за кружкой пива) Виталий, через две секунды оказавшись возле Валентины.

— Не понравилось, — качнула она головой, бережно погрузив стопку внутрь просторной спортивной сумки друга семьи. — Он предпочитает или спать, или писать. Говорит, пустая трата времени.

— А то ты его не знаешь, — махнул Виталий рукой. — Ничего этому человеку не предложить. Ну ты скоро?

Она рассмеялась.

— Ещё две строчки! Погоди! — и обратно села за стол, с воодушевлением схватив ручку. — Не поверишь, Вить, он сказку написал! «Розовая Роща» называется.

— Кого он убил на этот раз? — скептически спросил Виталий, наслышанный о «жестокости» друга-писателя.

Тут Валентина Лиховская — писательница с двумя изданными сборниками сказок — подняла на него многозначительный взгляд:

— Вот поэтому я её и дописываю. Бедный мальчишка должен был убить чудовище, так что ты думаешь? В лучших традициях Андрея — этот мальчик чудовищем и оказался. И из чувства вины хотел уничтожить самого себя… о чём Андрей думал?

Виталию оставалось только укоризненно покачать головой.

— Дай как-нибудь почитать, когда выйдет. Твоим сказкам я верю больше, чем его.

— Обязательно, — улыбнулась она, уверенно поставив точку в светлой, обнадёживающей истории. — Готов?

Виталий поперхнулся.

— Уже весь потный! Стою тут в куртке, тебя жду!

— Прости, — ласково ответила Валентина, вышла в коридор и облачилась в светлый плащ. — Пошли.

Серый фургон бодро рассекал улицы северной столицы. Валя смотрела на выглядывающее из-за облаков солнце.

— Сама-то как? — решился спросить он, тактично понизив голос.

— Купила Маринке портфель и школьные принадлежности. В следующем году идём в школу! — воодушевлённо щебетала та.

Прошло совсем немного времени, а Валентина вела себя как ни в чём не бывало. Друг семьи Лиховских помнил, как Андрей опустошал бутылки. Его голос был непривычно сух и отрешён, но крылась за ним истерика. Тогда Виталий нерешительно пытался убедить его, что заражение крови лечится. На вопрос, как Валя умудрилась, он получил саркастичный ответ: обыкновенный кот может убить человека. «Шатался невесть где, потом возвращался в квартиру и разнёс заразу. А Валя… всего-то иголку в руки взяла да укололась!» — передавал Андрей слова Валиных родителей.

Но в жизни слишком мало сказок, чтобы ушла та, кто их создаёт. Сами небеса оберегали её… чего нельзя было сказать о её муже. Не взяв Валентину, судьба отыгралась на запившем по-чёрному Андрее. Виталий чуть не сошёл с ума, узнавая то об их фиктивном разводе, то о заражении крови у Вали, то о том, как пьяного Андрея сбила машина.

— Ненормальная семейка, — ворчал он, а Валентина усмехалась. — Жить спокойно не можете, то пьёте, то колетесь. Два безумца.

— Прости творческим людям их причуды…

— Куда уж грузчику до вас, причудливых таких. — С узкой улицы Виталий выехал на перекрёсток, ища глазами свободное место для парковки. — Готовься, подъезжаем. Никаких переломов, только ушибы и лёгкие ранения. Всё-таки он в рубашке родился.

— И Слава Богу, — вздохнула Валентина.

Пройдя ослепительно-белые коридоры, они дошли до нужной палаты. Андрей лежал возле окна, равнодушно глядя в потолок. Перебинтованы были туловище, правая нога и предплечье правой руки.

— Привет, Андрюш, — мягко шепнула Валентина, шурша в пакете с фруктами. — Очнулся…

Андрей хотел было что-то сказать, но помешал сухой болезненный кашель. Со дня её ухода из дома они так и не говорили. А потом началась отвратная чёрная полоса. Сначала он ходил взад-вперёд возле её палаты, затем она. Будто ничего, кроме больницы, не могло их сплотить.

— Здравствуй… — хрипло выдал он. При виде похудевшей от нервов жены Андрей многое припомнил. Любовницу, с которой они быстро расстались, угрюмый взгляд Виталия при объявлении о фиктивном разводе, плачущую из-за мамы Марину, их дочь. — Выписали?

— Ещё давно.

Андрей ухмыльнулся.

— Быстро оправилась. Маринка как?.. С тобой?

— С ней, с кем же ещё! — ворвался в палату шумный и сердитый от нехватки времени Виталий. — Ну что, Андрюх? Живой?

— Привет. Отлежусь недели полторы, и выпишут, — сухо ответил тот. — Как дела?

— Да ничего, — отмахнулся Виталий, бегая взглядом по углам палаты. — Ладно, Андрюх, Валю я привёз. Мне ждать или не надо?

— Я закажу такси, спасибо большое, — улыбнулась Валя, проводив друга. Когда закрытая дверь отгородила супругов от остального мира, Валентина вернулась к кровати и присела на неё. Перебинтованный и измученным последними испытаниями Андрей казался ей беззащитнее, чем когда-либо. Таким, каким он был в юности. Одиноким, рассудительным и ранимым.

— Что за «Розовая Роща» у тебя на столе? — спросила Валентина.

Андрей нашёл в себе силы негромко рассмеяться.

— Небось, всю уже прочла? Вообще-то я её тебе посвятил. Хотел отдать или рукописью, или переплётом. — Он вытянул шею и прикрыл глаза: решающий момент оттягивался долго, но когда-нибудь он должен был наступить. — Я с ней порвал ещё до твоего заражения. Не звонил тебе, думал, так приду и извинюсь. Вернись, Валь… прости за всё.

Не было нужды спрашивать о её решении: она не обижалась, чтобы прощать. Но, увидев строки посвящения «Жене, прошедшей вместе со мной тернистый путь», поняла, что может вернуться.

Андрей ожидал восклицаний, слёз или отпора. И искренне удивился: она отмахнулась от извинений, как от назойливой мухи.

— Не сказки у тебя пишутся, а ужасы. Как всегда. Я дописала концовку, не хочу больше ничего знать.

— Будто Братьев Гримм в оригинале не читала, ей-богу. Там ужасы такие, что новостям до них далеко.

Валентина повела бровями.

— По их стопам и идёшь.

— Ну ладно, — сдался Андрей, — с Кеспи-чудовищем, может, был не самый удачный ход, но…

— Почему же, очень интересно, — внезапно улыбнулась Валя, посмотрев в окно. — И мораль в этом своя. Я просто боялась, что мальчик жить не будет. Совсем не в тон сказке.

— А как ты дописала?

Валентина не спешила отвечать. Только медленно перевела взгляд на мужа, или Кеспиана в лице Андрея.

Иногда — во тьме ли ночи, в любовном ли признании, в отчаянном ли крике — люди открывают миру маленького ребёнка внутри себя. Чуткого и ранимого. Нежного и беззлобного. Он живёт в сердце и смотрит на жизнь с любопытством и радостью, но прячется, когда пугается сухих и твёрдых, как камень, взрослых. Дети в сердцах творческих людей чуть смелее, раз не скрываются полностью, не боятся стыда и людского осуждения. Иногда они плачут от стены непонимания, иногда поднимают бунт. Но продолжают жить и петь свои песни громко, надрывно, искренне. Так, чтобы слышал каждый спрятанный ребёнок и тоже осмелел раскрыться.