- Вы, оба - тупые тугодумы! Стоять! Ты за сорок лет не удосужился меня простить, а ты, ты... - он зашипел, потемнел лицом и умолк.

- Да, Герма, - слабо улыбнулся живописец, - я тобою ... злоупотребил. Я не знал, насколько это больно.

- Хоть какая-то польза от сегодняшней ночи.

Епископ Герма резко развернулся, на мгновение стал похож на бегущего бога, своего неудавшегося покровителя, и изловчился пролезть между шершнями; те не двинулись с места.

- Турх! Турх сын Тареда! Турх Белый Клык!

- Слышу.

- Ты превращен в вепря или был им?

- Меня это не касается, я не помню!

- Твои сыновья давно перебиты сынами Пуйхла, твои инструменты он передал Арауну как выкуп за душу. Оставь нас в покое, вонючая мерзопаскость! Иди и верни себе свое!

Он подошел слишком быстро и близко, чтобы противник не смог разогнаться и тут же напасть. Но Турх нападать пока не хотел - видимо, собирался начать нытье.

- Верни мне мой гребень, мою расческу, мою бритву!

- Для чего?

- Не помню.

- Тогда так: твои инструменты, повторяю, сейчас у Арауна. У тебя самого нет рук, и ты не сможешь привести себя в порядок. Для этого нужна некая жена - кто-то из Лесных Дев, Ирида Горгона или сама Поглотительница - вдова Арауна, этого я не знаю. Так что иди и возьми, иди и мсти, если тебе нужно это.

Вепрь фыркнул, брызнул соплями и улыбнулся - это, вероятно, значило у него улыбку. Епископ вытер ладонь и отступил вбок. Чуть он успел отойти, Турх вышел из оцепенения и промолвил:

- Не двигайся! Я пойду на север, я сожру кости Арауна, я натравлю сыновей на Пуйхла с его отродьем! И, может быть, изнасилую саму Поглотительницу, да... Но тебя я сейчас сожру, потому что ты не хочешь мне помочь. И начну с твоего тощего брюха. Должна же быть хоть какая-то польза...

Он пригнул голову и напрягся.

Тут, растолкав шершней, выскочил Зрячий Хейлгар. Хлеща толстой сосновой ветвью по глазам и пятачку противника, он визгливо орал:

- А ну-ка пошел вон, скот недорезанный, боров холощеный! Отстань от него, не то я тебя с обрыва сброшу вместе с сосной, как жертвенную свинью! И если это Аннуин...

Он выронил тяжелую палку, чуть подпрыгнул - и вот седой лис рухнул вепрю на голову, вцепился в ухо и судорожно затряс головой, продолжая верещать. Вепрь взмахнул башкой, лис отлетел в сторону, и упал на колени, свалился на бок, отплевываясь кровью и щетиной, старый живописец.

Тут подоспел Зеленый Король, приставил меч к самому пятачку. Турх сын Тареда широко зевнул, и его сыновей затянуло в огненную пасть. Он развернулся и тяжело ускакал.

- Кретины бесноватые! Вы же оба безоружны!

- Мы же идем умирать - ты забыл, Аластер?

- Тварь тошнотворная! - сидя на земле, судорожно сглатывал епископ, - Как же он воняет! Вот смотрите, ему что-то надо - расчесаться, отомстить и бабу в придачу, и вот теперь именно я должен все это организовать для первого попавшегося бога, который не имеет ко мне ровно никакого отношения! Как же они мне надоели, отродья безответственные! Да не нужен мне этот сын Тареда...

- Меркурий, если ты к нему так равнодушен, то зачем брюзжать? у него и кровь-то горькая.

***

В это время в храмовом зале Матушка-Смерть отбросила свой золотой меч. Когда она зашевелилась, превращаясь, к ней подкрался Лев Пятый, нынешний князь картотечных котов, такой же рыжий и пушистый, как его славные предки. Меч упал и отсек ему часть хвоста.

И вот, топает к Храму строевым шагом правящий епископ Панкратий, крепкий круглоголовый старикан лет шестидесяти, готовиться к вечерней службе; слышит лязг металла и пронзительный вой. Привратник отворяет двери, и оттуда вылетает длинными скачками несчастный кот, пробегает двор и прячется в нише надгробья Махона, чтобы вылизать раненый хвост. Епископ Панкратий в недоумении входит в Храм, видит половину кошачьего хвоста и золотой меч на полу, громким голосом кличет уборщиц. Потом подбирает меч, тщательно и осторожно вытирает отточенное золото и бережно уносит его в хранилище реликвий; одна уборщиц идет следом и двумя пальцами несет отрубленный хвост.

Его неугомонный дед по сану и этот благочестивый оборотень нынче сбежали вместе к Зеленому Королю, и без них тут не обошлось, не иначе.

Недолго подумав, епископ Пакратий отвлек мастера Махона от его любимого надгробья и заказал двойной кенотаф: наклонный каменный столик вроде пюпитра, и на нем вырезано старое клеймо: око, в нем сердце, а в нем, как зеница - наконечник копья. Стоять кенотафу в скриптории, пока он, Панкратий, правит.

***

Турх сын Тареда исчез совсем, не было слышно его за кустами. Вряд ли он стал бы жертвенной свиньею, если бы Хейлгар Зрячий сбросил его с обрыва: песчаная осыпь была невысока.

Сейчас двое шли впереди, и прикрывал их тот, что с мечом. Спуск снова напоминал движение по холодной высокой воде, несмотря на припекающее тусклое солнце. Хейлгар с шипением дышал, охлаждая открытый рот, епископ глядел не то чтобы под ноги, но туда, где выступили между бечевками сандалий жгучие синие пятна и мелкие пузыри. То же самое - почти сплошная багровая и отечная синева - были и на кисти.

- Он обрызгал меня своей слизью....

- Да, - невнятно проговорил Хейлгар, - это его яд. И клык как будто изъело, он шатается.

Он прикоснулся к большому вялому пузырю на ладони епископа, тот лопнул, и потекла жидкость со странным пресным запахом; тут Хейлгара и осенило:

- Я знаю! Это же трупные пятна и пузыри! Меркурий, мы сейчас разложимся заживо, если не успеем.

- Тогда пора.

Песок заскользил к краю воды, понес их с собою. Встревоженный этим разговором, приковылял король, ухватил обоих за шиворот и поволок дальше. А до воды оставалось несколько шагов.

***

У большого камня, странного, синего среди серых, король Аластер втолкнул их в воду.

- Идите, я следом.

По верной лесной привычке, все странное и отличающееся от окружающего надо внимательно осмотреть и по возможности исключить опасность. Синими камни бывают редко. А этот, большой, был еще и влажным в россыпи сухих, серых и бурых. Аластер Гварпдхайдвад замер и прислушался. Камень чуть шевельнулся, скрипнул и сделался чуть выше.

Король чуть присел и выставил меч где-то на уровне горла. Не отбрасывающий тени приграничный валун пополз к нему, и определилось, что это два щупальца, два чешуйчатых толстых змеиных хвоста - они опускались прямо от приоткрытой круглой пасти с зубами, скользящими друг относительно друга, белыми, кажется, роговыми. Вверх и в стороны лишенный губ рот пускал что-то вроде таких же змеиных побегов, те же чешуйчатые щупальца с круглыми присосками понизу, числом до полудюжины. Красные глазки глядели в основаниях каждого и на концах безобразных "рук". В стороны таращились два обыкновенных глаза, крупные, шарообразные, черные, прикрытые роговыми щитками. Ноги и руки несли обыкновенную драконью голову с тремя короткими толстыми рогами, за нею терялось небольшое округлое тулово. Ползло это чудовище совершенно бесшумно и очень быстро, скользило, как призрак. Когда оно заговорило, голос его зазвучал не снаружи, а прямо в голове; высоту и тембр определить было невозможно, и у старого короля слегка закружилась голова.

Тварь преградила ему путь к воде:

- Это не для тебя, Аластер Гвардхайдвад! Стой, где стоишь, и отвечай мне.

- Кто ты? - бессильно опустил меч король, дряхлея прямо на глазах.

Чудовище блеснуло зеленоватыми и золотыми переливами и важно, холодно продолжало:

- Я - брат того из Сынов Божьих, которому был предназначен ты. Кто ты сам, Аластер-бастард, сын Бана и Бронвин?

- Я был Зеленым Королем, мужем лесной королевы Броселианы, старшим братом зеленых рыцарей...