Вдруг появилась мать Максима и с истерикой потащила сына обратно домой.
- Я вернусь! - проорал утаскиваемый за ухо старший брат, - Я не сдамся!
- Да заткнёшься ты или нет? - проворчала женщина, - Мне уже людям в глаза смотреть стыдно! Не их это дело! Зачем ты всем рассказываешь про нашу ругань?! И... и зачем нужно им всем рассказывать?!
- Сашка должен жить!
- Да кого интересует твоё мнение?!
- Но я его брат!!!
- А я не хочу больше иметь ничего общего с твоим отцом!!!
- Но Сашка живой! Он человек!!!
И уже из-за угла последовало отчаянное пацанское завывание: то ли ухо скрутили, то ли ударили молодого бойца.
- Смелый... - цокнул языком Владимир Петрович.
- Хоть бы он его вытащил... под градом пуль...
- А вы... на войне были? - спросил он вдруг с уважением.
- Да кто там не был? Разве можно найти хоть одну семью, которую эта война никак не зацепила?..
- А вы где служили?..
- Я... да что вы мёрзнете на ветру? Я-то привыкший... если захотите, завтра поговорим или в другой день.
- А... - он замялся, - А давайте я вас чаем угощу? Горячим?..
- Жена не заругает? - смущённо потупился, - Я ж того... не самый приличный гость...
- Да нет у меня жены, - ответил мужчина с горечью.
- А что так?..
- К другому ушла...
- И так бывает... - вздыхаю.
- Говорила, мол, внимания не уделяю, а я всё работал, работал...
- И так бывает...
- Да пойдёмте, что уж вы?.. - он подхватил меня за руку.
- Ну... - мне было странно вдруг почувствовать себя причастным к этому миру, миру "обычных людей", да и долго уже меня не звали в гости... разве только этот милиционер... и не совсем в гости... - Только с утра мне надо пораньше уйти - надо знать как там дела у Максима.
Мы засиделись с Владимиром Петровичем допоздна. Пили чай, заедали хлебом и позавчерашним супом, да и говорили о боях, тогдашних, когда свистели пули над нашими головами, и о других жизненных боях, в которых мы полегли, и которые нам удалось пройти и иногда и до победного конца, чтоб идти потом победителями и с гордо поднятой головой...
Я даже вымылся у радушного хозяина. Немного поспал на стареньком диване в гостиной.
- Ну, хоть в кои-то веки гостиная оправдает своё название! - шутил Владимир Петрович.
Я проснулся рано - и пошёл караулить Максима.
- И мне потом расскажи, как там дела у молодого бойца, - попросил мой новый знакомый или, если Бог даст, может и новый друг, - А то жалко мальчонку: вон как убивается-то из-за братишки!
- Зато он повзрослеет.
Хотя я и сам всей душой горел за Сашку, пока ещё не рождённого. За чужого брата. Брата, которого ещё нет. Хотя... даже у них, нерождённых, однажды начинает биться сердце, ещё там, внутри материнского живота. Так что это так, для некоторых людей Сашка - брат, которого нет, но он-то вполне себе есть!
Максим пришёл не спавший, всклокоченный, потерянный:
- Папа сказал, что они уже всё решили, - сказал парнишка таким голосом, что о решении больше можно было ничего не добавлять, - Сказал, чтоб я не лез. Сказал, что он пытался что-то сказать, но мама непреклонна и твердит, что больше не хочет иметь ничего общего с ним. Но день смерти Сашки не сказал. А вдруг... сегодня?! Или... уже?..
Тяжело вздыхаю.
Мы какое-то время стояли и потерянно смотрели на землю. Ту, которая не для всех стала пухом.
- Постой, Максим!
- А? - он поднял глубокие светлые глаза на меня.
- Больниц-то в нашем городе всего двое!
- Э... да... точно! - глаза молодого бойца зажглись, - Вот только... даже если я опять прогуляю школу...
Радостно сказал ему:
- Так ведь и нас двое! - наконец-то и я смогу чем-то пригодится, смогу прикрыть их с Сашкой пулемётной очередью!
- А... а если мне врачи не расскажут?.. Мне ж ещё только двенадцать лет... они почему-то считают, что если человеку двенадцать лет, то это несерьёзно и к его голосу можно не прислушиваться.
- И так бывает, - вздыхаю, - Но мы и Владимира Петровича попросим помочь! Думаю, он согласится! Он ведь тоже переживает за вас с Сашкой. Кстати, ты уже Клавдии Михайловне про лопатку сказал?
- Ой, нет... - юный боец помрачнел.
- Я ей обещал, что всё скопаю большой лопатой.
Мы с надеждой переглянулись, но...
Это был не отец Максима, а всё тот же, отзывчивый Владимир Петрович.
- Я вчера шёл, слышал, как она обсуждает одолженную лопатку с Валентиной Валерьевной, боятся, как бы не украли, - пояснил наш друг и единомышленник, - Ну и обещал, если что и если всё-таки не чего, вскопаю ей клумбу. Всё-таки, хорошим делом человек занят: красоту у дома разводит.
- Рад, что ты с нами, Владимир, - хлопаю его по плечу.
- Так добрые дела заразны, - на его морщинистом лице появилась улыбка, а во взгляде заблестел какой-то юношеский дерзкий задор.
- Да, добрые дела тоже бывают заразны, - возвращаю ему улыбку.
И что он мне дал у него отмыться, тоже кстати - скорее в больницу пустят - я там под родственника притворюсь. Как, хм... дальний брат Максима и Сашки. Почти седьмая вода на киселе, мол, но всё-таки неравнодушный.
- Ну, молодые бойцы... в бой! - скомандовал я - и в голосе моём невольно прорезались прежние, полузабытые командирские нотки, - Я беру на себя больницу на Сиреневой улице, а вам с Максимом поручаю - на Звенидворской.
- Горячим будет бой, - поддакнул Владимир Петрович.
- Но мы не сдадимся! - Максим поднял вверх руку, сжатую в кулак и, чуть погодя, и вторую.
- Один за всех? - наш общий друг протянул руку.
- И все за одного! - положил свою ладонь поверх его.
И, чуть подумав, может, фильма не смотрел, юный боец положил свою ладонь поверх наших. И мы бодро пошли прикрывать Сашку, пока ещё слишком слабого, чтобы его голос мог что-то изменить в начавшейся войне.
И потянулись дни напряжённой обороны...
Я не знал, что творится на том фронте, они - что творится у меня. Так как сотового телефона у меня не было, да и страшно было оставлять мой пост. Я старательно дежурил у главного входа: ну, не могли же привезти её на скорой? Я, по крайней мере, надеялся, что обходными тропами через болото враг не пройдёт. Я ходил в разведку, в справочную, каждый раз замирая от страха и напряжения: ну, а вдруг? Вдруг враги как-то и где-то просочились?.. Мои деньги и, соответственно, припасы заканчивались, да и я боялся лишний раз отлучиться, чтобы добыть провизии, терпел. Потом, правда, не выдержал, и посылал местных или проезжих в тыл, за едой. Двое исчезли вместе с моими деньгами, а третий купил на пирожок больше, добавил лишнее пирожное - от передачи своим - и даже стаканчик с кофе из автомата. В мире хватает добрых людей.
На второй день лил дождь, почти до самого утра. Из больницы меня вечером изгнали - не удержал высоту - да и поблизости не было мест для окопов, пришлось караулить под скудным прикрытием из облетающего дерева, слишком молодого, чтобы быть надёжной защитой. Впрочем, мне бороться со стихией не впервой, а вот как они?.. Я рад, что на том фронте отряд покрупней, да Владимир Петрович - тёртый калач, стрелянный воробей... Но вдруг он решит отвести Максима домой? Вдруг сам уйдёт или простудится? Я то привычный, а вот они...
Но я стоял, упорно держа оборону. Что бы ни было на том фронте, в другой части города, я буду держаться. И я сделаю всё, что в моих силах, чтобы прикрыть Сашку, чьим братом я представился в этой больнице.
На третий день было солнечно. Солнце слепило и грело... и даже местами жгло... но я упорно держал оборону, противостоя и этому беспощадному врагу. Вроде день был светлый, но на душе было как-то гадостно, жгла тревога. Ну, как там у них?.. Если ещё не пришли, значит, ещё есть надежда.
На четвёртый день у меня закончилась провизия. И в этот день добрые люди обошли меня стороной, но я упорно держал оборону.
На пятый день, около полудня, я увидел их - и всё во мне оборвалось и похолодело.
