Глава 11

В нашем отделении, оказывается, тоже была своя операционная для ангиопластики с рентгеновским аппаратом, где могли взять пробу из сердца, но несколько лет назад случился пожар, и аппарат сильно пострадал. Починить его пытались, и даже какое-то время он вновь работал, но потом окончательно сломался.

По словам Игоря Олеговича, который готовил меня к перевозке, новый аппарат стоил огромных денег. В наших реалиях это были мечты. Вот и приходилось теперь медсестрам возить пациентов на обследования в другой корпус в дождь, в снег, град, под испепеляющей жарой. Это никого не волновало, кроме самих медсестер, которые руки себе отрывали, чтобы толкать каталку туда и обратно, проклиная все на свете и самих пациентов, на которых напрямую отражались эти недовольства.

Но сегодня утром, когда меня вывезли на улицу, мне показалось, что я попал в рай. Голубое яркое небо ослепляло, а морозец прихватывал незакрытые простынями и одеялом щеки и нос. Непередаваемые ощущения скажу вам. Каталку трясло на заледеневшей дороге, покрытой рытвинами и мелкими ямками, но мне было все равно на боль, что отдавалась во все тело и на ругань тех, кто меня вез. Я снова почувствовал, что живой, вновь смог вдохнуть такой родной городской воздух с примесями бензина и гари.

Меня на каталке оставили в коридоре, придвинув ее к стене. Сестры отдали в операционный блок историю болезни и ушли. Мимо проходили врачи, пациенты, кто с перевязанной головой, кто с рукой, кто просто с испуганным видом, и никому не было дела до меня. Лежи, мол, парень спокойно и не дергайся. Так прошло по моим ощущениям минут десять, после чего открылась железная дверь, вышли две женщины в синих халатах и чепчиках и аккуратно завезли каталку со мной внутрь операционного блока.

- Давай, перелезай на кушетку, только не спеши, - сказала одна из них, сняв одеяло.

Я ощупал левой рукой кушетку и медленно нога за ногой, рука за рукой, переполз, как рак, на неширокую кушетку. Тут же на меня, как на жука муравьи, накинулись молодые красивые женщины. Я не мог особо разглядеть их красоту, но после десятидневного заключения в реанимации все женщины казались мне просто верхом совершенства красоты. Они подключали мне датчики пульса и ритма сердца, надевали кислородную маску, манжету для измерения давления, а мне было просто приятно слышать их голоса. Женские милые голоса.

Для них эта работа была настолько рутинная, что они обсуждали, кто кого с кем застал в подсобке в ночную смену, кто где купил новую юбку, повышение зарплат, домашние дела и т.д., а я лежал голый и все это слушал. Потом в области шеи начали обрабатывать раствором йода. Стало еще холодней. Мало того, что было страшно, так еще и вдобавок зябко.

- Чего дрожишь, как суслик? - спросила одна из них. - Холодно?

- И холодно, и немного страшно, - ответил я сквозь кислородную маску.

- Ничего, сейчас накрою, станет теплей. Не бойся.

- Спасибо.

Она действительно меня накрыла простынкой с ног до головы, оставив только место около шеи. Голову они сказали повернуть влево, так моему взору открылась половина Москвы, в том числе и Останкинская телебашня во всей своей красоте. Я сразу вспомнил, как горела когда-то давно эта башня, и представил, как ее мог видеть горящую какой-нибудь бедняга вроде меня.

Потом на время все стихло. Ненадолго. Послышались уже мужские голоса. Женский смех.

- Привет. Как себя чувствуешь?

- Нормально.

- Меня Влад зовут. Я буду сейчас биопсию брать. Боли, кроме одного укольчика, не будет. Обещаю. Процедура займет не больше получаса. А может быть, даже и меньше.

- Девчонки, вы закончили тут?

- Да, Владислав Анатольевич, - хором ответили они.

- Хорошо. Тогда давайте открывайте биоптом, шприцы мне на пять, десять и двадцать кубиков, промывочку, пузырьки кладите ему в ноги. Работаем быстро сегодня, у нас много по плану работы.

Опять все замельтешили. Что-то положили мне в ноги, видимо, те самые пузырьки. Так, все покиньте зал, кроме заинтересованных лиц, - шутя, сказал Влад. - Начинаю работать.

Сам рентген аппарат начал вращение, потом поступательные движения в разные стороны. Видимо, у хирурга под ногами были педали, с помощью которых он управлял им. Я краем глаза посмотрел на монитор и чуть не обомлел. Я видел, как бьется мое новое сердце во всей красе и решил тут же отвести глаза.

- Так, укольчик, как и обещал.

Я почувствовал боль в шее, и как ее начало распирать. Потом Влад начал ковыряться, но боли больше не было. Он что-то вкручивал, толкал внутрь шеи, крутил рентген установку, то приближая ее к моей голове, почти к самому лицу, то отодвигая на значительное расстояние. Потом что-то длинное вытащил из шеи. Какой-то провод вроде бы.

- Так проводник готов. Биоптом мне.

Мне стало даже немного смешно. Влад что-то стал запихивать в меня, как будто опускал на дно колодца груз на веревке. Я почувствовал неровное биение сердца. Дыхание перехватило. Потом такой звук, как будто ножницами по воздуху, а далее хирург вытащил этот самый биоптом.

- Что-то есть, - сказал он. - Открывайте пузырек.

После чего он опять начал толкать что-то в меня через шею. Опять сбой в работе сердца, опять чик-чик и вытащил.

- Дергает сердце, - хрипло сказал я.

- Да-да, может дергать, это нормальная реакция. Я же прохожу через клапан и раздражаю стенки. Кто-то чувствует, кто-то нет.

- Ну как, есть? - спросила ассистентка.

- В этот раз пусто.

- Он вновь начал повторять манипуляции.

На этот раз после отщипа я почувствовал, как голова стала кружиться, появились мошки перед глазами.

- Что-то мне нехорошо, - сказал я.

- Да-да. Может быть. Отщипнул большой кусок, на два можно разделить, хоть шашлык жарь. Сейчас пройдет. Смерьте давление. Нам что-то не хорошо.

Манжетка начала набирать воздух, сдавливая руку.

Потом Влад вновь полез в шею. Мне казалось, что это будет длиться вечно. Так же и сердце можно вытащить через шею по кусочкам.

- Есть еще один, - сказал Влад. - Все закончили. Позвоните в отделение, пусть забирают беднягу нашего.

- Все? - спросил я.

- Все закончили. Расслабься. Сейчас я удалю проводник, и девчонки наложат тебе тугую повязку.

- Спасибо, доктор.

- Живи и не болей, - сказал он, вытаскивая что-то из шеи и надавливая пальцем. - Сейчас чуть потерпи. Кровь должна остановиться. Вера, давай валик и бинты. Накладывай.

- Да-да, Владислав Анатольевич.

Носом я вдохнул цитрусовые нотки духов, видимо, той самой Веры, что склонилась над моей шеей. Еще я уловил нотки кардамона и ванили.

- Интересно, что за духи? - подумал я. - Необычное сочетание.

- Вот и все, - закончив с повязкой, сказала Вера. - Давай перекладывайся обратно на каталку.

Они сняли манжетку, напальчник, маску и отсоединили провода. Я нащупал рукой каталку и аккуратно, чтобы не разошелся шов, перелез. Меня опять упаковали и дали в руки баночку с кусочками моего сердца. Космос какой-то, а не медицина.

- Храни как зеницу ока, - сказала одна из сестер. - Не урони.

- Хорошо, - ответил я. - Не уроню.

Когда меня ввезли в отделение, не знаю почему, но я уже как бы очутился дома. Здесь голосил народ: врачи, сестры, больные, родственники. Пока сестры раскрывали дверь, чтобы закатить каталку, над собою я увидел маму. Она склонилась и поцеловала меня в то, что было не прикрыто. Глаза ее были полны слез.

- Сынок, здравствуй, как ты?

- Мам, привет.

- Сынок, ты себя хорошо чувствуешь? Папа будет с тобою две недели в палате находиться. Твоя Катя даже не приехала сейчас и заявила, что не сможет быть с тобою так долго. С работы, дескать, не отпустят. А я сходила к нашему терапевту и купила отцу больничный.

- Ты звонила Кате? Где она? Она что вообще не приедет?