Дерек ползком выбирается на берег, кашляя кровью. Серебро внутри жжет, от аконита плавятся нервы. Хочется лечь, передохнуть, но он не может, не имеет права. Поэтому он поднимается и бежит дальше, больше не останавливаясь.
Плевать, что больно двигаться, нечем дышать, что боль становится агонизирующей, и не осталось сил ее терпеть. Внезапный рывок уводит землю из-под лап. Снова падение, короткое и еще более жесткое, из груди рвется вой, когда удар приходится на поврежденное плечо, загоняя наконечник стрелы еще глубже в кость. Дерек пытается встать, рычит на себя от злости и бессилия, рвет окровавленными клыками траву, скребет когтями сырой дерн, но не может: лапы подкашиваются, трясутся, разъезжаются. Сначала он садится, потом заваливается на бок. Горько. Кровь уже не кажется сладкой. В ней одно серебро, аконит и боль. Ему остается только лежать, смотреть, как над колышущимся темно-изумрудным морем по усыпанному звездами небу плывут подсвечиваемые луной облака. Тихо, неспешно, умиротворенно. Последние мгновения свободы. Счастья. Простого счастья, пусть и животного. Так хочется жить. Парить с ястребами над полями и лесами, чувствуя обжигающие лучи солнца на крыльях. На пару секунд ему действительно кажется, что он птица. Он видит бескрайние луга под собой, сочную, высокую траву, по которой ветер гонит волны, все усеяно белыми ромашками, словно маленькими солнышками, и ярко-синими васильками, похожими на капельки озер. Видит леса, светлые, шелестящие, березовые, темные, еловые, и сверкающие серебристые нити рек, завершавших изысканную картину. Все кругом заливает голубая синь летнего неба, свет просвечивает сквозь невесомые перья и тонкими лучиками расходится дальше, наполняя мир под ним жизнью и теплом. Его радостный, восторженный крик переливчатым эхом раскатывается по полям…
Дерек вздрагивает, возвращаясь из предсмертного бреда в реальность. В ушах звенит от собственного воя. От жгущей сердце ненависти хочется кричать, рвать плоть клыками, вырваться и улететь. Земля дрожит, или это он не может справиться с судорогой? Не слышно шума мотора. Но он знает, что Они рядом. Пытается подняться, но что-то тянет к земле, сухой и грязной, высушенной палящим солнцем, а сейчас, ночью, покрытой туманом, густым и плотным, сквозь него едва удается дышать. Охотники вспугнули ночных птиц, вылетевших на поляну. В порыве волк вскидывает голову к небу, хрипло лает, зовет их, умоляет взять к себе, но они пролетают мимо. Им нет до него никакого дела. Как и всем остальным. Когда вся его семья погибла, он остался один. И все, что ему оставалось, это выть, даже зная, что никто не откликнется.
Резкий, неприятный запах бензина и выхлопных газов, проходящий вибрацией в почве гул работающих моторов квадроциклов. Дерек дернулся. Заскулил. Жалобно, надрывно, умоляюще. Он хочет жить. Согласен снова бежать, еще немного, пока сердце не разорвется от перегрузки. Из последних сил упирается о скользкий дерн, пытается ползти, как можно дальше, всего на несколько сантиметров. Сзади доносятся спешные шаги. Времени нет. Нужно встать. Нужно убежать от них, еще один рывок, ведь ему так нужно это небо, эти леса, ему так нужна эта жизнь. Он готов бежать. Всю жизнь. Сколько угодно.
Все, о чем Дерек мечтает, это оторваться от земли, разорвать оковы земного притяжения, воспарить в звездную ввысь и исчезнуть в ее бескрайних просторах, чтобы никто и никогда не нашел его.
Голоса. Два из них ему знакомы. Голоса из его прошлого, от которого он убегал бесконечность назад. Он не может вспомнить имен, но он помнит запах: один, пропитанный травами и маслами, такой родной и болезненный, и другой, серебристо-горький и стальной, запах охотника. Мужчины взволновано переговариваются между собой, но волк не может разобрать слов, не может сконцентрироваться и даже приподнять окровавленную морду. Земля тянет его к себе, вниз, под нее, к ним всем, кого он похоронил в другой, нереальной жизни, похожей на прекрасный, несбыточный сон, и щупальца мрака и холода овиваются вокруг шеи, ласково душат, заставляя задыхаться, и шепчут на ухо, уговаривая не сопротивляться. Смерть оказалась так близко. Он даже не услышал, как она подкралась сзади.
Чьи-то сильные, горячие руки обнимают, помогают встать на лапы. Дерек не может, хочет, пытается, но падает. Так тянет к земле. Хочется лечь и умереть. Так легче, проще, не бороться, не пытаться убежать и взлететь, просто остаться лежать, получив свою порцию аконита в голову. Резкий звук пули рассекает воздух, земля рядом с мордой содрогается, и Дерека обдает сухой грязью. Он резко распахивает слепнущие глаза. Видит обеспокоенные, встревоженные лица, слепящие фары квадроциклов, блеск заряженных пистолетов. Вскакивает на дрожащие лапы и несется по еще пустому зимнему полю, луна раскаляет серебро, запах аконита ударяет в ноздри. Ему кажется, что он мчится, стелется, летит, но на деле почти что ползет, постоянно спотыкаясь, и весь нос в земле, прилипшей к крови. Он вновь падает. Сердце начинает стучать медленнее, силы покидают тело, и запах его белых солнц и синих озерец не манит, не дурманит, небо слишком далеко, а он умирает. Вокруг лишь сухая трава и грязная земля, аромат железа и серебра, все тяжелей дышать, кровь льется из пасти, и он захлебывается в ней, не справляясь. Шум мотора кажется все отдаленней, но это он уже практически ничего не слышит - ни шелеста ветра, путающегося в траве, ни прокладывающих путь в землю корней, ни голосов людей.
В меркнущем сознании продолжается бег. По лесу, по полям, дальше, как можно дальше, и вокруг моря ромашек и васильков, солнце припекает затылок и спину, и он слышит звонкий, заливистый смех белокурой девочки, которая зовет его к себе: “Дерек! Дерек! Дерек!”. Он бежит все быстрее, радость и легкость наполняют все его естество, земля уходит из-под лап, и он, наконец, взлетает…
… Стайлз резко распахнул глаза, просыпаясь. Заморгал от слишком яркого белого салона самолета. За илюминаторами мерно гудели двигатели. Над головой шумели вентиляторы климат-контроля. Из салона позади доносился неразборчивый гул голосов.
Подняв слабую, дрожащую руку, он прижал ее к своим горящим огнем глазам, а потом провел ладонью по мокрому от холодного пота лбу. Сны, которые Стайлз видел все чаще и которые становились все тревожнее и страшнее, никогда не повторялись. Кроме одного - этого. Накануне своего дня рождения Стайлзу уже снился этот ночной лес, который он видел глазами волка в его буйном синестетическом восприятии. Он узнал и Калена, приманившего Дерека своей кровью к лесному коттеджку, и Криса с его ребятами, пытавшимися поймать сорвавшегося волка. И Стайлз каждый раз умирал вместе с Дереком в конце сна. Почти умирал. Ведь все-таки каким-то чудом Дерек сумел выжить.
Устало закрывая глаза, Стайлзу молился о том, чтобы еще одно чудо случилось в эту ночь.
***
Обратный полет проходит в полной, гнетущей тишине. Слышно лишь, как работает кондиционер, с ровным шумом заставляя воздух циркулировать и обновляться. Стайлз лежал в откинутом назад кресле, укрытый двумя шерстяными пледами с нашивкой авиакомпании. Он балансировал на грани реальности и сна, то проваливаясь в дрему, то резко возвращаясь назад. Дерек сидел с ним рядом и держал за руку, не прерывая физического контакта ни на секунду с того момента, как проснулся от затянувшегося ночного кошмара. Откуда Стайлз в этом так уверен? Он просто знает и все.
- Ты как? - осторожно и тихо спросил Дерек, когда Стайлз в очередной раз попытался открыть слипающиеся от усталости глаза.
- Нормально, - дежурно ответил Стайлз, хотя правильнее было бы сказать “странно”. Из обморока он очнулся еще в поселении шаманов, на чьей-то заваленной шкурами кровати, и Нагиза с полчаса отпаивала его горькими отварами трав, прежде чем позволила Дереку зайти в комнату и поговорить с ним.
- Что случилось? - еле-еле ворочал языком обессилевший Стайлз.
- Ты потерял сознание, - Дерек смотрел на него с привычным беспокойством. Он был целый и невредимый. Стайлз вздохнул с облегчением.
