Джексон и Дэнни уединились в самом темном углу, за свежесрубленной, ярко украшенной елкой, аромат которой пропитал весь дом. Сладкая парочка воркует о чем-то своем, кушая поджаренный в камине зефир с рук, не забывая тщательно облизывать чужие пальцы. В эти мгновения они смотрят в глаза друг друга и понимают все без всяких слов. Стайлз им завидует, немного, самую малость. Но хорошей завистью. Он рад за них и даже этому не удивляется. Иногда. К Дэнни у него нет никаких претензий, но вот Джексон… Удивительно, но он стал куда терпимее, хотя до сих пор Стайлзу порой нестерпимо хочется съездить по его самодовольной, смазливой морде, и обычно он себе не отказывает в этом удовольствии. А еще невероятно наслаждается теми неловкими встречами Джексона и Питера, когда им приходится о чем-то разговаривать или хотя бы пытаться: не так-то просто свыкнуться с мыслью, что этих двоих связывает куда больше, чем генетическое засранство.

Айзек и Бойд заразительно хохочут, пересказывая друг другу впечатления от их вчерашней стайной прогулки, когда они нашли на чердаке старые, большие сани с еще целой собачьей упряжкой, куда впрягли молодых волков и устроили им заезд на скорость по самым глубоким сугробам. Айзека особенно веселит воспоминание о том, как у него разъезжались лапы на льду, когда они выскочили на замерзшее озеро. Бойд вспоминает, как в конце-концов омега смачно поцеловался с землей и пропахал снег носом не хуже снегоуборочной машины. Они хотят завтра повторить, и Стайлз совершенно не против снова занять роль волчьего погонщика. Если, конечно, после того, как он опрокинул сани, его на эту почетную должность возьмут.

Питер и Лидия где-то на кухне, заканчивают последние приготовления для рождественского ужина. Стайлзу не нужен волчий слух, чтобы слышать приглушенное хихиканье Лидии, когда Питер нюхает ее за ушком, прижимаясь сзади и крепко держа за аппетитные бедра. Он, дурачась, говорит “Аррр”, неубедительно изображая волчье рычание человеческим голосом, и прикусывает ее за кончик ушка, и Лидия рассыпается в звонком смехе, уворачивается, отпихивает его, жмется при этом ближе, говорит, что он противный, отстань, прекрати, “Питер, мы же не одни”, а потом тихонько стонет, подставляя свою шею для поцелуев, и, не раздумывая, соглашается пойти наверх сразу, как предложение успевает прозвучать. Рождественского ужина остальные могут и не дождаться.

Наконец, Стайлз подходит к дивану, садится в свободное кресло. За окном воет вьюга, мерзло и темно, а здесь, в гостиной, в кругу семьи, тепло и уютно. Но внутри все равно холодно. Он зябко натягивает рукава свитера на пальцы, прижимает сжатые кулаки к губам, вдыхая запах шерсти, которая все еще пахнет лесом - сырой землей, свежей травой, родниковой водой, теплым ветром… Стайлз вдыхает глубже, невольно закрывая глаза.

- А где Дерек? - вдруг спрашивает Скотт, с трудом оторвавшись от Эллисон, но с каждым разом ему удается это все лучше и лучше.

- Они с Крисом пошли еще за вином, - отвечает все-еще-трезвый Джон.

- Не много ли алкоголя? - с некоторым беспокойством спрашивает Мелисса, единственная здравомыслящая женщина в их ненормальной компании.

- Мам, мы ж оборотни, мы не пьянеем, - напоминает ей Скотт. Он хочет еще глинтвейна. И хочет не только глинтвейн.

- Зато кое-кто еще как, - и Мелисса многозначительно стреляет глазами в смутившегося Джона. Стайлз хмыкает и одними губами говорит повернувшемуся на звук отцу “подкаблучник”, за что получает от него смачный подзатыльник. Но лишь смеется, приглаживая неприлично отросшие волосы. Он тут же замолкает и быстро делает морду-кирпичом, стоит нарисоваться затерявшимся без вести мужчинам.

- Что так долго? - недовольно спрашивает Стайлз у Дерека, волком глядя на него исподлобья.

- Неужели соскучился? - ехидно парирует наезд волк, нагло выпихивая Стайлза из кресла, но лишь для того, чтобы усадить его к себе на колени и обнять покрепче. - Замерз? - шепчет он ему на ухо, опаляя кожу своим горячим дыханием и заставляя парня трепетать и таять.

- Немного, - тихонько отвечает он, пока Крис показывает Джону бутылки и рассказывает об их волшебном содержимом, а все с интересом ему внимают, не обращая никакого внимания на прячущегося в руках Дерека Стайлза, который закрывает глаза, опуская голову на широкое и удобное плечо волка. Он глубоко вдыхает, максимально наполняя воздухом легкие, пока не заболят. Задерживает дыхание ненадолго, наслаждаясь послевкусием запаха горячей кожи Дерека, и медленно выдыхает, трясь носом о его шею, ластясь к нему и ерзая на коленях, чтобы прижаться как можно ближе, раствориться в нем, целиком, безвозвратно, навсегда.

- Мне нравится твой запах, - бормочет он, целуя волка за ухом, пока рука мужчины неспешно поглаживает его по спине.

- Я тоже люблю тебя, - отвечает Дерек, Стайлз слышит улыбку в его голосе и сам не замечает, что улыбается от уха до уха. Он счастлив. Безумно. Ведь чудеса случаются не в магические дни и не из-за таинственных примет. Они происходят, когда ты по-настоящему в них веришь, больше всего на свете желаешь, чтобы они претворились в жизнь твоими надеждами и молитвами.

И чудеса случаются. Одно чудо произошло, когда Стайлз впервые пришел в этот опустевший, одинокий дом полтора года назад, будто кто-то специально привел его, прямиком в крепкие объятия своей судьбы и - Дерека. Но самое главное чудо случилось почти уже год назад, в ту самую особенную ночь.

Ночь, когда цветет папоротник.

Конец.