И на деле, если Аро будет обсуждать оборотней или похожую тему со своим ковеном, то это все равно может случиться в любой момент… Если Кай выразит скептицизм, что они уничтожили всех Детей Луны, если кто-то в охране увлекается ужастиками и будет обсуждать их вслух, если Аро внезапно заинтересуется культурой коренных американцев…

Я не произнесла этого вслух.

Вместо этого я сказала:

— Эдвард, ты доверяешь мне?

— Абсолютно, — это не была преувеличенная, как обычно, форма “да”; это было описание его отношения. Абсолютное доверие. Мне меньше и не требовалось.

— Я хочу, чтобы ты прекратил об этом думать и больше ни с кем не поднимал эту тему, — продолжила я. — И мне может понадобиться отправиться в путешествие или использовать достаточно объемные суммы денег неожиданно, в одиночку. Я хочу, чтобы ты избегал мыслей об этом или разговоров как можно тщательней. Возможно мне нужно будет, чтобы семья считала , что ты путешествуешь, и не задумывалась над этим. Я могу просить о странных вещах без предупреждения и объяснений.

Эдвард понял, пусть не все, но достаточно. Мой разум до сих пор был единственным местом, куда Аро не мог добраться — если случиться так, что он заинтересуется чем-то не тем, даже самый безопасный сценарий развития событий будет под угрозой. Нельзя было просто отказываться жать ему руку при встрече, чтобы сразу же не попасть под подозрение. Не было безопасного места, кроме моего собственного дара.

*

Мы с Эдвардом вернулись в главный дом. Карлайл уже узнал об Иларио от Джанны и занимался его переправкой в новую частную клинику в Норвегии. Карлайл уже устроился на новую работу в ближайшем городе, хотя по специальности хирурга, а не онколога. Практика была фиктивной, поэтому Иларио был приглашен как участник клинического исследования. Помощь Джанны позволила сделать все проще — она позвонила брату, когда он был в сознании, сказала волшебные слова, и вот он уже просит о своей отправке на север.

Розали уговорили изобразить ассистента Карлайла — у нее были знания, чтобы не выйти из роли, и, в отличие от Эдварда, она не была одаренной, за которой гонялись Вольтури. Ее присутствие в Вольтерре не привлекло бы лишнего внимания. Она поехала в Италию за Иларио, внешне невозмутимая — возможно ей было в удовольствие помочь Джанне, поскольку та планировала выносить первое, и возможно последнее, дитя, которое вообще могло быть в семье.

Было решено, что после прибытия Иларио, но до начала его обращения, мы с Эдвардом и Джанной поедем в дом Калленов в Квебеке. В теории, Джанна могла добраться и сама — она все же была взрослой, имела права и так далее — но ей хотелось быть поближе ко мне на случай если Аро решит пораньше проверить, не отпустила ли я ее “на волю”. Поскольку моим целям пребывание в Северной Америке подходило, я не стала возражать.

После того, как подготовка была завершена и колеса завертелись, Элис настояла на том, чтобы я осмотрела подарки Аро. Ее рвение выбивало меня из колеи, но, по крайней мере, эти подарки были менее жуткими, нежели если бы они были присланы человеком. Одним из подарков была шкатулка, хотя и необычная: старая на вид, инкрустированная золотом и жемчугом, украшенная камнями всех цветов радуги, маленькими, но зато в таком количестве, что шкатулка просто переливалась. Внутри был второй подарок. Элис сказала, что это один из нескольких объектов в мире, которые стоят дороже непосредственно шкатулки: золотая цепь, сплетенная так, что ее можно было вешать на шею. К этому ожерелью был приделан бриллиант размером с мой глаз.

Карлайл опознал эту вещь как один из драгоценных камней, которые были заложены в 13 веке, из короны Иоанна Безземельного.

Фу. Это была попытка заинтересовать меня вступлением в их стражу? Это не было похоже на реальное оружие, так что я не могла расценить украшение иначе как сообщение “присоединяйся и получишь больше старых сияющих камней”. Я встречала женщин среди Вольтури — они носили сутаны или платья, но вовсе не выглядели так, словно собрались на вручение Оскара или только что ограбили ювелирный.

Я оставила коробку с ожерельем в том же месте нашего коттеджа, где висели платья, которые я не собиралась носить. Чтобы выразить неподчинение Вольтури безопасным путем, я надела браслет, подаренный Эдвардом на Валентинов день.

Потом, улучив момент отдыха, кроме того, когда я была в самолете, я позвонила маме. Она на удивление спокойно приняла мое бегство с женихом, выразив уверенность в моих способностях самой судить, и что Эдвард чудесный “мальчик, то есть я хотела сказать мужчина”. Она хотела приехать в гости, но подумала (к счастью), что молодоженам нужно время для себя. Это выиграло мне немного времени. Я ответила искусственно пониженным и огрубелым голосом, что люблю ее, в восторге от замужества и ценю ее уверенность во мне.

*

На следующий день Розали привезла Иларио. Он выглядел ужасно — впечатляюще, что он сумел столько бороться, хотя согласно моим предположениям, могли помочь надежды на становление вампиром. Это был один из тех видов рака, что оставляют не более пары месяцев жизни, и только немногие люди иногда могут продержаться дольше — но хорошей их жизнь не будет. По крайней мере таким был случай Иларио. У него не было волос, большую часть времени он спал, есть ему приходилось через трубку. Путешествие также не добавило ему здоровья. Иларио сумел подтвердить, что на самом деле искренне желает стать вампиром; даже сумел слабо улыбнуться Джанне — и это было все, на что он был способен.

У Карлайла не было больше наркотиков для введения в кому. Для Иларио их специально не выписывали, а в маленьком госпитале такие обычно не хранились. Но у Карлайла под рукой было немало морфия. Я из чистого любопытства наблюдала, как были введены обезболивающие и два шприца чистого яда. Джанну не пустили — никто не хотел, чтобы ей пришлось слышать крики брата.

Иларио не кричал. Вообще, он никак не шевелился, хотя я могла слышать его бьющееся сердце. Морфий убирал боль так же эффективно как моя кома? Если так, и к тому же он действует больше тридцати часов, то это будет новый золотой стандарт для обращения в будущем. Надо будет его спросить потом.

Поскольку Иларио не выказывал явной душераздирающей боли, мы дали Джанне подержать его за руку и сказать, насколько можно было слышать, что она любит его. Потом пришлось уходить, чтобы попасть на самолет до Канады.

Большую часть полета Джанна проспала, пока Эдвард учил меня французскому. Учиться, имея партнера, было быстрее, чем просто по книге, хотя пока я не достигла уверенного владения ни в одном из языков, которые начала изучать, везде я знала слишком мало. Хотя уже была способна спросить дорогу, если понадобится.

Но я не планировала пробыть там долго.

Мы прибыли. У Калленов уже был обычный комплект машин дома, так что вместо аренды мы просто взяли такси. Как только нас высадили, Эдвард отправился в магазин за едой для Джанны, а я начала стягивать белые чехлы с мебели. В доме не было кроватей, но я нашла диван, который был, пожалуй, достаточно комфортным для нее, так что я перенесла его в комнату, которая, похоже, в обычных условиях принадлежала Розали и Эмметту. Пока Джанна устраивалась, сонная после путешествия, я вышла за пределы ее слуха, чтобы сделать звонок.

Раздался первый, второй, третий гудок.

А потом Билли Блэк взял трубку.

*

— Билли, это Белла, — сказала я, не заботясь о том, чтобы изменить голос.

— Белла? — переспросил он. — Ты… Кто ты?..

— Вампир. Кстати, договор говорит “кусать”, а не “обращать”, так что, надеюсь, это не будет помехой дружбе между нашими семьями.

Это немного не соответствовало истине — вряд ли “дружба” была подходящим словом. Волки семь десятилетий назад сочли вампиров своими естественными врагами, еле-еле договорившись с Калленами.

— Зачем ты звонишь? — возмутился Билли.

— Кто-нибудь слышит наш разговор на вашем конце провода? — уточнила я.