Я хотела предложить Джанне салфетку, но у меня ее не было; она всхлипывала где-то с минуту, а затем взяла себя в руки.
— Джанна, — спросила я, — Вольтури знали об Иларио?
— Аро прочел меня, — сказала она тихо.
Ну, тогда…
Подожди-ка. Разве это обязательно означает, что они знали об её брате? Аро мог поглотить воспоминания всей жизни одним касанием. Но вампиры обладают совершенной памятью — ни больше, ни меньше. Мог ли он настолько же быстро обрабатывать полученные воспоминания? Я потратила многие часы, чтобы просто перечитать свои собственные заметки и встроить их в свои воспоминания. Такого рода работа не делается за секунду. Смог бы он выделить пару дней на анализ воспоминаний Джанны? Даже если ее несовершенная память не сохранила многих воспоминаний, и они были для него недоступны, весь оставшийся объем данных был намного больше, чем мои записи и туманная, заблокированная человеческая память. Я была почти уверена, что он не будет возиться с ее памятью дольше, чем он будет просматривать более сложные, гораздо лучше сохранившиеся и намного более длинные истории жизни вампиров.
Это должно приводить к существенным ограничениям. Я должна была проверить свою догадку с помощью Эдварда или Карлайла, чтобы подтвердить или опровергнуть ее. У Аро просто мог быть астрономически большой объем памяти, несравнимо больший, чем у любого другого вампира. Возможно, он мог в один короткий миг поглотить сотни лет бессонной жизни, где каждая минута была заполнена важной информацией и мыслями. И мог это делать без переполнения, как, например, от воздействия силы Алека, которая отключает сознание от собственных ощущений, перегружая его внешними впечатлениями.
Но, возможно, он мог найти только те воспоминания, которые искал — причем искал специально, и знал, куда смотреть. Либо он должен был заранее знать, какие воспоминания ему нужны — еще до прикосновения к человеку — чтобы сразу же уловить их при просмотре, либо он поглощал всю память без остатка и затем просматривал ее на досуге. Первый вариант для нас был более безопасным, потому что означал, что Аро нужно будет снова прикоснуться к объекту, чтобы получить свежие данные, которые он еще не получил. Но даже последний вариант значительно отличался от того, что он просто “знал все, что знала его жертва”.
Эдвард мог об этом и не знать. У него (и у Элис с Джаспером), несмотря на их дополнительные способности, по сравнению с обычными вампирами не было никакого дополнительного хранилища в памяти. Если Эдвард слушал Аро, когда тот забирал себе чьи-то мысли, скорее всего, они звучали расплывчато из-за сильного сжатия — он мог получить пару изображений, мог, вероятно, выделить интересующие его моменты, но вряд ли он сможет подсказать мне, какой из вариантов правильный, если только Аро в его присутствии не начнет размышлять об ограничениях своего дара.
Это вряд ли значило, что Аро не узнал об Иларио. Если он прочитал Джанну, наиболее очевидной причиной этого действия было выяснить, почему она искала Вольтури и можно ли ей доверять. Ее брат имел явное отношение к делу, к тем мыслям, которые стоило искать Аро.
Но это значило, что можно не беспокоится о том, что он будет просматривать особенности наших личных отношений с Эдвардом — если, конечно, он не обычный вуайерист. Это могло означать, что он не знает о квилетах. Это могло значить, что я могла планировать свержение Вольтури, используя помощь других людей — естественно, с соблюдением всех предосторожностей. Это могло значить, что он был менее могущественным, чем, как он думал, мы его считали.
— Тогда он, скорее всего, о нем знает, — сказала я Джанне. Безопаснее всего было держать информацию внутри собственной головы. Джанне не нужно было все это слышать, пока еще рано. — Но в любом случае, возможно, мы сможем спасти твоего брата. Ты говорила, что он хочет стать вампиром?
Она кивнула.
— Очень. Не думаю, что он знает все подробности их жизни — но уверена, что его это не волнует.
— И он верит в вампиров, — подчеркнула я. “Ой, ну вы же понимаете, Аро, конечно же, мы должны были его обратить — он знал слишком много! — вы же знаете, какое уважение мы питаем к нашим законам…”
Джанна снова кивнула.
— Хорошо. Думаю,у нас все получится. Но сначала мы должны будем обсудить это всей семьей.
— Спасибо тебе, — горячо сказала она.
— Хочешь ли ты тоже стать вампиром? — спросила я. — После того, как мы убедим Аро, что ты выполнила то, для чего я тебя предназначила?
Джанна задумалась.
— Если мой брат будет в безопасности, и ему не нужно будет, чтобы я становилась вампиром…
“Ну скажи “да”, — мысленно взмолилась я, — “да, конечно, хочешь…”
Похоже, что вопрос действительно поставил ее в тупик.
— Я имею в виду, — пояснила я, — стать не таким вампиром, как Вольтури. Я уверена, что наша семья, или наши друзья на Аляске примут тебя к себе.
Мне нужно было познакомиться с Денали. Возможно, скоро я смогу выделить на это время.
— На что это похоже? — спросила она.
— Ой, я даже не знаю… это потрясающе, — сказала я, — переходный период… — я пыталась подобрать подходящие слова, — не слишком приятный. Но в моем случае он проходил легче, чем у многих, и мы можем создать тебе те же условия. А быть вампиром — великолепно. Ты знаешь, что мы можем видеть оттенки ультрафиолетового излучения? И все вокруг выглядит, ощущается, звучит и пахнет — так насыщенно, — она вздрогнула, когда я упомянула запах.
— И, — продолжала я, — по наблюдениям, если ты до обращения знаешь о существовании вампиров, если ты знаешь, что станешь одним из них во время процесса превращения, тогда контролировать себя становится легче, можно призвать на помощь свой разум и удержаться от убийства людей. Мне не достался волшебный дар, — то есть, он у меня есть, но он другого плана. Просто я была подготовлена.
— О, — сказала она, — это так хорошо, как выглядит? То, как ты двигаешься, звучишь…
— И даже более того. В сто раз больше. Хотя мой опыт может быть более приятным, чем у большинства вампиров, — вставила я, — Потому что пока я проходила процесс обращения, меня все это время уже ждал мой суженый, а с тобой это может и не произойти. Но даже не считая Эдварда — да, все гораздо лучше, чем выглядит.
“Да, а само обращение — гораздо хуже, чем может показаться, — зашипела на меня моя совесть. — Нельзя даже подобрать что-то настолько же плохое для сравнения, и в легких остается так мало воздуха, когда ты кричишь…”
— Думаю, что хотела бы, даже если бы Иларио не нуждался во мне, — осторожно сказала Джанна, — но я помогу сначала тебе с ребенком, похоже это имеет больше смысла. А твоя сестра сможет провести ту же операцию по извлечению яйцеклеток для меня?
— Уверена, что да, — на самом деле нет, но я считала, что смогу убедить Розали или же привлеку к этому Карлайла. Хотя все равно ощутила укол совести. — Хм, Джанна… оно того стоит. Правда. Сама по себе вечная жизнь того стоит, даже если не считать дополнительных бонусов, которые тоже весьма хороши. Хотя, пока идет обращение, едва ли ты будешь так думать, и не имеет значения, какое мнение у тебя по этому поводу сейчас. Нет ничего, что могло бы тебя подготовить к обращению. Когда я говорю “не слишком приятно”, это всего лишь легкомысленное повторение слов моей сестры Элис, сказанных мне перед моим собственным обращением — свое обращение она не помнит, то есть ее информация была получена из вторых рук. Я помню все, кроме начала, потому что меня ввели в кому. И ощущается оно так, словно ничего в мире не стоит этого, пока ты в середине процесса.
Джанна все еще молчала.
— Не знаю, что и думать об этом, — произнесла она наконец.
— Оно того стоит, — повторила я. — И тебе будет проще, чем мне. Мы поместим тебя в кому, как и меня, а сломанный позвоночник не даст почувствовать большую часть боли — я вообще не задумывалась о ней несколько часов с момента выхода из комы.
Наверное, я зря это сказала, судя по выражению лица Джанны. Перелом шеи казался мне настолько мелкой неприятностью по сравнению с милосердным чувством облегчения, которое он принес, что я не думала о нем с той стороны, с какой люди обычно рассматривают подобные травмы. В представлении Джанны “сломанный позвоночник”, скорее всего, был на первых местах в списке наиболее неприятных вероятных событий. У меня же были воспоминания о двухстах пятидесяти девяти тысячах ста двадцати секундах, каждая из которых в подобном списке стояла бы выше, чем любой неприятный опыт, который могут пережить обычные человеческие разум и нервы.
