Тихий стон вырвался из моих губ, но я не двинулась с места. Нилс начал выглядеть неловко, он явно хотел уйти. Я сделала еще глоток воды, смыв заново накопившийся яд, и вдохнула еще раз.
И снова пламя. Но я знала, что оно придет с этим вдохом. Хуже не стало. И я все еще не съела Нилса. Я не могла расслабиться — но, сдерживая себя и постоянно сражаясь с собственными желаниями, могла оставаться на месте. Могла избежать прыжка через всю комнату к Нилсу и могла не думать о его вкусе, что не дало бы ему вернуться домой.
Элис перестала убеждать его остаться. Он поставил свой стакан в раковину и двинулся к двери, тревожно поглядывая на нас.
Еще один полезный эксперимент, чтобы посмотреть, смогу ли я не просто находится в одной комнате с человеком, но и выдержать свадебную церемонию. Это включает в себя произнесение слов и хороший вид на фотографиях, а не такой, словно меня пытают и душат. Я допила воду из бутылки и наполнила легкие раскаленным воздухом.
Я улыбнулась Нилсу, отслеживая каждый лицевой мускул, который могла контролировать, чтобы выглядеть естественно, а не сделать вымученную гримасу.
— Farvel! — сказала я.
Одно из того, что было вычитано в разговорнике, “до свиданья”.
— Farvel, — ответил он, выглядя по-прежнему не в своей тарелке, и вышел наружу. Я слышала каждый его шаг на пути к машине. Слышала его сердцебиение, быстрое и нервное. Слышала, как открылась дверь его машины, закрылась, как завелся мотор.
Я не собиралась расслабляться до тех пор, пока не перестану слышать звук удаляющейся машины. Остальные тоже не расслаблялись, пока я была напряжена.
Как только я с облегчением вздохнула и приняла более нейтральную позу, Эдвард привлек меня к себе и крепко обнял.
— Белла, — воскликнул он. В его голосе слышалось восхищение моими действиями, как я себе и представляла.
Я оперлась на него и сделала успокоительный вдох, в котором не было и намека на запах еды.
— Я в порядке, — выдохнула я, в одинаковой степени себе и остальным, — я правда в порядке.
========== Глава 15: Медовый месяц ==========
По дороге на Украину я никого не съела. Мы выехали рано, так что у меня было время насытиться кровью животных почти прямо перед церемонией. В то время как остальные проходили регистрацию в отеле, Эдвард взял напрокат машину и отвез меня посреди ночи в достаточно безлюдную лесистую местность. Пока я ждала его в машине, он убедился, что рядом не было ни единого человека, затем дал мне отмашку. Я съела двух лосей, одну рысь и дикого кабана. (Выяснилось, что кабан мне почему-то кажется вкуснее других животных. У него был такой же противный привкус, как и у остальных, но, если провести аналогию с человеческой пищей, этот привкус показался мне отдаленно похожим на йогурт или сметану, а не на гниль, как обычно.) К концу пиршества я чувствовала себя надутой и раздобревшей от избыточной крови — я не могла больше выпить ни капли.
В отеле повсюду пахло людьми, но мне не пришлось подходить к кому-нибудь слишком близко. Я сосредоточилась на ощущении прикосновения ладони Эдварда к моей, когда мы в предрассветные часы рука об руку возвращались в наши номера, и не сожрала ни ночного швейцара, ни кого-либо из наших соседей. Наполняющий комнату запах людей сделал воздух в ней сухим и вызывающим жажду, но ощущение было терпимым — как будто находишься в Долине Смерти посреди лета, но не в топке крематория. Неприятно, однако вынести можно, особенно при моей сытости.
Нам не нужно было спать или пользоваться уборной, поэтому мы всей семьей заехали в две смежные комнаты, а не в несколько отдельных. Комната для девочек — в ней вокруг меня хлопотали Элис, Эсме и Розали (в основном, Элис), и комната для мальчиков, в которой разместились все остальные.
Где-то около трех утра я услышала, как Эмметт и Джаспер упрашивают Эдварда провести мальчишник. Я нахмурилась, гадая, что они задумали, но потом просто пожала плечами. Не похоже, что Эдвард способен смотреть на кого-либо еще, кроме меня, даже если они по какой-то необъяснимой причине надумают нанять стриптизерш. Он целиком принадлежал мне. Подумав об этом, я тихо замурлыкала.
Элис, очевидно, была в курсе, что не стоит тащить меня в людное место на девичник, который был мне совсем не нужен, но она настаивала на том, чтобы завить мне волосы. Она подняла их и собрала на макушке в каскад элегантных локонов, и закрепила с помощью чуть ли не шести фунтов заколок. Нанести макияж было практически невозможно, так как если не сохранять лицо в абсолютной неподвижности, косметика на нем держаться не будет, от любого движения краска будет идти трещинами или осыпаться. Но можно было использовать тушь — ресницы, как и другие волосы, не были затронуты превращением, они просто росли медленнее. Элис умоляла меня позволить ей нанести немного туши. Я считала, что это будет выглядеть глупо — пытаться улучшить и так уже совершенное мое новое лицо, однако позволила ей это сделать. Может быть, накрашенные ресницы отвлекут от черных кругов под глазами. (Я никогда не чувствовала усталости — просто, как и у всех вампиров, глаза у меня выглядели так, будто я не спала всю ночь.)
После того, как она наконец была удовлетворена моими волосами и макияжем, Элис пригладила свои темные торчащие волосы. Затем она сделала прически Розали и Эсме, закручивая идеально заплетенные косы в узлы, закрепленные сзади на голове с помощью заколок из ее неистощимых запасов.
Эдвард и все остальные из их комнаты ушли первыми, поэтому после того, как он удалился на достаточное расстояние, чтобы мы вышли из радиуса действия его силы, я смогла надеть свое платье с минимальным риском, что глупые суеверия снова его обеспокоят.
Элис, в своем постоянном стремлении организовать что-нибудь стильное, позаботилась обо всех деталях. Мы должны были встретиться с человеком, который отвечал за церемонию заключения брака, в живописной пустынной степи, равно как и с фотографом — под открытым небом мне будет легче выносить близость людей. У меня был букет, так же как и у Элис, Розали и Эсме (в качестве девушек-подружек невесты. Ну, строго говоря, скорее уж тетушки-подружки, но такой термин вроде бы никто никогда не использовал). Элис и для них выбрала платья. Золотые — как цвет глаз, которого я надеялась добиться с помощью тщательного следования “вегетарианской” диете. На моих глазах снова были линзы карего цвета, чтобы не напугать священника.
Прохода, как в церкви, не было, но Элис откуда-то добыла большую ширму и установила ее прямо посреди поля. Эдвард и люди стояли в двадцати футах от нас, а остальные сгрудились за ширмой, чтобы выйти оттуда, когда придет время. Подружки невесты и жениха (ни Эдвард, ни я не назначали конкретных почетную подружку невесты или шафера) вышли первыми, попарно: Эсме и Карлайл, Розали и Эмметт, Элис и Джаспер. Я слышала, как щелкает камера у фотографа, который начал съемку.
Мой отец здесь не присутствовал, и я не хотела, чтобы Карлайл сопровождал меня к “алтарю”. Поэтому я шла в одиночестве. Я была вся на нервах — “а-а-а-а-а, я выхожу замуж, что скажет Рене, когда об этом узнает?!” — но нервы — это не жажда. Я готова была испытывать что угодно — кроме жажды. Я глубоко вдохнула относительно свободный от человеческого запаха воздух. Ширма помогала экранировать их аромат. Я сделала большой шаг из-за ширмы и направилась к тому месту, где я выйду замуж.
Эдвард выглядел потрясающе. Он был таким ликующим, невероятно счастливым — такую улыбку у него на лице я видела лишь однажды, когда согласилась выйти за него замуж, — и вот я вижу ее снова, и больше в мире нет ничего, даже теплого сердцебиения фотографа и священника.
Мне с трудом удалось не сорваться на бег. Я шла к нему большими, но рассчитанными шагами, чувствуя, как лицо само расплывается в улыбке. Казалось, что проходят годы, но на самом деле в считанные секунды я оказалась на нужном месте, на той стороне, где веером выстроились подружки невесты. Эдвард взял меня за руки.
Служба велась на украинском языке. До этого я прочитала разговорник и запомнила все, что мне нужно было сказать, но слова священника — что бы там ни было вместо “Мы собрались здесь сегодня …” — прошли мимо моих ушей, кроме случайных слов и наших имен. Если бы служба была на английском, ничего бы не поменялось — я смотрела только на Эдварда, думала только о нем, слушала его дыхание и сжимала его ладони своими. Священник не заслуживал моего внимания.
