Я задумалась, может ли быть полезен кто-либо из моих школьных человеческих друзей. Джессика и Майк все еще вместе, но часто ссорятся, и их отношения не слишком похожи на хорошие. Для Джессики бойфренд — символ ее статуса, источник подарков и бесплатных обедов, но вряд ли нечто сильно большее. Анжела наконец-то сошлась с объектом ее воздыханий, парнем по имени Бен. Их отношения, по крайней мере внешне, были больше похожи на мои, чем таковые у Джессики и Майка. Анжела и Бен были довольны друг другом, каждый из них старался сделать другого счастливым, что, видимо, гарантировало прочность их отношений.

“Гарантия” казалась очень важной деталью. Это, возможно, было то, что мне нравилось в Эдварде больше всего — он был надежен так, как не мог быть больше никто в мире. Он не мог устать от меня. Не мог изменить мне. Не мог обидеть меня — ладно, мог, но только случайно. Он не мог даже пожелать ничего из перечисленного. Он защитил бы меня ценой своей жизни, если бы было нужно; он сопротивлялся искушению, которое я даже не могла понять, только чтобы быть рядом со мной, и делал это в совершенстве каждый раз.

Общаться с Эдвардом во многих смыслах было своеобразно, просто потому что он вампир, но и в то же время в чем-то даже проще.

Дойдя до этого момента, я ощутила смутное чувство неправильности восприятия данной темы отдельно от меня самой. Словно то, что я чувствую, было делом Эдварда. Разбираться во всем этом было удивительно трудно, нужен был кто-то, кто мог бы мне помочь, поговорив со мной на эту тему.

Я еще несколько минут печатала, расстроенная своей неспособностью разобраться с положением дел сама. Мне даже захотелось, чтобы мой опыт свиданий был шире — ну, вообще — в Фениксе, чтобы я могла сказать: “О, это вообще не так, эти чувства сильнее/другие, они более настойчивые/альтруистичные/абстрактные/частные/полные секса/какие угодно, да, так что, возможно, я влюблена”. Но мне так не повезло. Я проводила свое время одна, больше концентрируясь на занимательной домашней работе, которую нам задавали в классах, бесконечной смене пристрастий Рене и книгах. Даже романтические произведения были бесполезны: персонажи не действовали как нормальные здоровые люди, которых я наблюдала, и если я не склонна к драматическим вздохам, свидетельствующим о неконтролируемой страсти, это не значит ничего, кроме того, что я вряд ли подхожу для обложек бульварных романов, по откровенности граничащих с порно.

Перспектива говорить с Эдвардом о том, люблю я его или нет, звучала крайне неловко. Это скорее всего ранит его, я не раз прокляну свой язык, и к тому же нет гарантий, что я приду к конкретному заключению. Можно было бы просто отложить все это и еще немного подождать.

Но, в первую очередь, именно с Эдвардом говорить было безопасно. Он был наиболее близким мне человеком…

И я хотела услышать, как он это скажет.

Я сделала домашнюю работу, еще раз все взвесила и позвонила Эдварду. Он согласился прийти тут же, как только я сказала, что Джессики не будет, и спросила, не хочет ли он зайти. Через несколько минут он уже был у двери, где вежливо раскланялся с Чарли, после чего проскользнул ко мне в комнату.

Едва появившись в комнате, он тут же обнял меня и поцеловал в макушку.

— Привет, Белла, — сказал он, глядя мне в глаза. Его лицо было в дюйме от моего.

— Привет, Эдвард, — сказала я, одновременно пытаясь успокоить его и тревожась за предстоящий разговор.

Конечно же, он это заметил.

— Белла, что-то не так? — он усадил меня на кровать рядом с собой, обняв одной рукой, а второй держа мою руку.

Я положила голову ему на плечо и решила начать с него, а не с себя. Моей мотивацией было нечто среднее между стремлением разобраться в этом и желанием просто отложить все на потом.

— Ты меня любишь? — спросила я.

— Да, — тут же отозвался он тихим шепотом.

— Ты никогда не говорил этого.

— Я не хотел давить на тебя, — вздохнул Эдвард, — ты позволила мне быть рядом, проводить с тобой больше времени, чем я бы осмелился попросить. Я не хотел делать ничего, что могло бы все испортить. Этого и так больше, чем я заслуживаю.

Я подняла голову и взглянула в его глаза. Эдвард спокойно встретил мой взгляд. Он правда так думает? Что я “позволяю” ему быть рядом? Что мое разрешение настолько хрупко, что вокруг него надо ходить на цыпочках? Как он вообще может так думать?

— Эдвард, я люблю тебя, — сказала я, зная, что эти слова истинны.

На мгновение повисла тишина, а потом Эдвард поцеловал меня. Я успела подумать только “полагаю, после всего случившегося мы можем это сделать”, а потом мой мозг заткнулся, позволив мне просто наслаждаться этим.

*

Целоваться с Эдвардом было похоже на все с ним связанное — сладко и легко. Я понятия не имела, как правильно целоваться, однако от меня этого и не требовалось. Это просто происходило. Противоречие между поцелуем и необходимостью дышать означало, что в конце концов мне пришлось оторваться от него, чтобы сделать глубокий вдох пахнущего сиренью воздуха. А потом я поцеловала его снова. Во второй раз я открыла полезную привычку дышать через нос.

Он все еще ощущался холодным, однако это больше напоминало мне о мороженом, нежели о чем-то неприятном. С одной стороны хорошо, что это не случилось до апреля. Погода теперь стала теплее, что дало мне возможность ощущать себя уютно даже прижимаясь к моему парню-вампиру столько, сколько хочется.

— Знаешь, — сказала я через несколько минут, когда мы прервались, — мне казалось, что это опасно из-за яда. Думаю, все же следовало спросить.

— Правда? — спросил он. — И как давно бы это произошло, если бы я упомянул, что это совершенно безопасно? Хотя это было бы плохой идеей, — признал он, нахмурившись, — если бы у тебя во рту была ранка или что-то типа того.

— Месяцы назад, — ответила я ему. Он посмотрел на меня недоверчиво и снова поцеловал. Через несколько минут я сказала:

— Так, пока я не начала самобичевание за то, что не спросила об этом раньше… Элис упоминала однажды, что, возможно, небезопасно, пока я человек, заниматься… — я сделала неопределенный жест.

— В этом она права, — сказал Эдвард, снова изобразив на лице одно из тех странных выражений. Нетерпение? Грусть? Разочарование? Трудно распознать.

— Но Эмметт сделал достаточно грязных намеков, поэтому я предполагаю, что после… — я смешалась.

Эдвард снова кивнул, на этот раз с легкой улыбкой.

— Было очень трудно находиться рядом с Розали и Эмметтом в первые десять лет, после того, как они присоединились к нам, — сказал он, наморщив нос, — я не мог подойти ближе, чем на пять миль. Эсме и Карлайл выпроводили их — вежливо, конечно же. Эсме построила им дом.

Я хихикнула, не сумев сдержаться.

— Я буду влюблена, когда стану вампиром, — восторженно предсказала я и поцеловала Эдварда.

*

Апрель закончился, начался май. Занятия в школе продолжались до середины июня. Я заранее спросила разрешения Чарли отправиться в путешествие по Европе с Калленами, чтобы дать ему время привыкнуть к этой идее. Я и не думала, что он откажет, хотя пришлось поклясться, что буду регулярно звонить ему. Не было весомых причин порывать с моей семьей только потому, что я собираюсь пройти обращение в вампира.

Планы на путешествие уже определились. Мы и правда собирались начать со Скандинавии — если точнее, то с Норвегии. Каллены тут же приобрели там дом — большой, где было развернуться Эсме, и расположенный в отдаленном месте, чтобы мне было труднее убежать и наткнуться на случайных прохожих, пока я буду адаптироваться. Плохое состояние дома не было большой проблемой для вампиров, которые не могли пораниться, не нуждались в рабочей сантехнике и кухне, которым не мешал скрип и не было нужно электричество, чтобы ориентироваться в темноте.

Планы моего обращения также принимали окончательные формы. Эдвард и Карлайл с самыми серьезными выражениями на лицах обсуждали будет ли хорошей идеей индуцировать кому или же просто накачать меня морфином перед введением яда. (Эдвард уже собирал его. Мне смутно нравилась идея, что он будет тем, кто изменит меня, пусть даже со шприцем в виде посредника.) Наконец выбор был сделан в сторону комы, хотя они не знали, какую часть процесса я смогу проспать, пока трансформация не выжжет медикаменты из тела.