С некоторым усилием я вернула свое внимание к прямоугольнику картона, на который пыталась перенести свои конспекты. “Исполнительная власть” — уже было написано там моим ужасным почерком. Я издала жалобное ворчание и закончила предложение. Спустя несколько коротких месяцев я смогу обладать идеальной памятью. И я изучала бесполезную ерунду, которую я не вспомню и через две недели, не то что бы через сто лет, только из-за того, что мне семнадцать, и это означает, что нужно ходить в школу и выдавать учителям правильные сведения в нужном формате в нужное время.

— Тебе не задают домашней работы? — спросила я, заполняя следующий лист.

— Я могу сделать все ночью, — ответил он. Невысказанной причиной было “так что я не должен терять на нее время, которое могу провести с тобой”. Я научилась читать лицо Эдварда и тон его голоса достаточно хорошо, по крайней мере, когда им владеет одно чувство, а не несколько сразу.

— Не может быть, чтобы за мной было так интересно наблюдать. Я — это я, и от скуки мне хочется лезть на стену, — пробормотала я, заполняя следующую карточку.

— Ты сама захотела делать домашку, — сказал он весело. — Хотя, знаешь, Белла, мне-то совсем не скучно.

Что могло поместить меня в “список возможных вторых половинок” Эдварда? Я взяла следующую карточку и почти написала на ней этот вопрос вместо надписи из презентации, которая там должна была быть. Я показала карточке язык, написала на ней правильную надпись, и затем сделала вид, что не знаю, что писать на следующей. Что такого было во мне? Он не мог знать об этом сразу, или он бы отреагировал по-другому при нашей первой встрече. Значит дело было, вероятно, не во внешности. Это в некотором роде успокаивало.

Я бы подумала, что это связано с возможностью получения вампирами новых способностей, что согласуется с уже обращенными вампирами. Это может объяснить, почему так много вампиров нашли себе пару и при этом не съели своих партнеров до обращения. Ну или с красотой, которая была еще одним критерием отбора. Я не считала себя красивой, и я совсем не доверяла противоположному мнению моих родителей. Но даже если чувства Эдварда можно было объяснить магией, то чувства Майка и Эрика — нет, и с большой натяжкой можно было предположить, что они проявляли интерес только из-за того, что я была новенькой. Так что, может быть, я все-таки была красивой.

Я сделала следующую надпись, вытащила еще одну карточку и вздохнула. Скорее всего, я выглядела достаточно хорошо, чтобы хотя бы стать красивым вампиром — я ждала этого с нетерпением по столь многим причинам, и эта была одна из самых банальных, но она все же была.

Я сделала пометки. Взяла новую карточку. Я ненавидела обществознание. Обычно я относилась к нему нейтрально — материал подавался тщательно и медленно, но он хотя бы был мне в новинку, и учитель был достаточно компетентным. Но зачем мне дали делать презентацию именно тогда, когда мне так сильно было нужно время подумать? Я, конечно, предполагала, что учитель не знал — и не должен был знать — что у меня такое время.

Я сделала еще запись. Когда я добавила ее к остальным, у меня получилась небольшая стопка из пятидесяти карточек. Этого должно было хватить. В любом случае, работа над моими проблемами с импровизацией при публичном выступлении была в моем списке необходимых дел; использование более кратких конспектов могло быть потенциально полезным шагом к этому. Конечно, я пыталась логически обосновать свои действия — на самом деле я всего лишь хотела разделаться с домашним заданием. Но я очень, очень хотела с ним побыстрее разделаться, и поэтому, пока это желание не привело к плохим последствиям, я вполне могла ему поддаться.

— Всё, закончила, — прошептала я себе по нос, и начала убирать школьные принадлежности.

— Чем бы ты хотела заняться в оставшуюся часть дня? — спросил Эдвард, улыбаясь. Я посмотрела на него. Его лицо излучало чистое желание увидеть, что я провела вторник именно так, как мне бы хотелось. Это меня радовало — по большей части, и все еще казалось немного странным, но я начала привыкать.

— Итак, — сказала я, откинувшись на стуле, и вспоминая вчерашнюю заметку, — одаренные и оборотни, хм?

*

— Одаренные и о… О. Я упомянул их, когда рассказывал тебе о Карлайле, — припомнил Эдвард. — Ну-у… да, они существуют. На самом деле есть два вида оборотней, о которых я знаю, а одаренные все разные.

— Кроме двух видов оборотней, одаренных, и вампиров, есть ли еще что-то мифическое, о чем я должна знать? — спросила я.

— Насколько я знаю — нет, — ответил Эдвард. — Но я могу и не знать всего. В любом случае. Одаренные. Это формальное определение для человека с какой-либо способностью — качеством, которое при обращении в вампира, как правило, усиливается.

— Я не знала, что для одаренных существует специальная терминология, — сказала я, а затем внезапно села. — Подожди-ка, ведь я могу быть одаренной, разве нет?

— Да, — согласился Эдвард. — Хотя ты не была бы одаренной того типа, которых раньше сжигали на кострах — твоя сила, похоже, защищает тебя только от меня, и, может быть, от остальных. Не похоже, что она делает еще что-нибудь, что можно заметить.

— Был ли ты одаренным? Или Джаспер?

— Я не думаю, что кого-то из нас можно назвать одаренным. Сверхсилы вампиров — это не дар. Моя способность читать людей и харизма Джаспера были полезны, однако не выходили за рамки естественных возможностей людей, когда мы ими были. Возможно, что Элис была одаренной, но мы не знаем об этом.

Я кивнула.

— И два вида оборотней? У них есть разные названия, чтобы отличать друг от друга?

— Евразийскую разновидность, — ответил Эдвард, — иногда еще называют Детьми Луны. Они намного больше похожи на тех оборотней, что описываются в мифах, нежели второй тип. Серебро на них не действует — это сказки людей для собственного успокоения, чтобы создать иллюзию, что человек имеет шанс на победу при встрече. Но то, что оборотничество передается через укус и превращения при полной луне — правда. Они свирепые создания-одиночки в волчьей форме — не тот вид животных, с которым ты хотела бы встретиться.

— А остальную часть месяца они — обычные люди? — спросила я.

— Думаю, да. На деле я никогда с ними не сталкивался, поскольку они уже вымерли или близки к этому — Кай не боится их укусов и истребляет их. Об этой разновидности мне известно только то, что мне рассказал Карлайл, а он узнал это от Вольтури.

— Почти истреблены, и, очевидно, не серебром… но как?

Эдвард откинулся назад и засмеялся.

— Членами охраны Вольтури, конечно. Я уверен, что были потери и на их стороне. Вервольфы — другое их название — могут сражаться с вампирами. Но в трансформации Дети Луны не слишком умны. То есть они умнее обычных волков, но они не обладают человеческим интеллектом. Группа вампиров при охоте на вервольфа легко может победить его. Особенно если они знают, каков он в человеческой форме. Тогда это вообще легко, — при описании он переключался с прошедшего на настоящее время, как будто не мог определиться, рассказывать о них как об уже вымерших созданиях, или еще существующих.

— Ладно. А что насчет второго вида? Где они живут? — напомнила я.

— Вообще-то, недалеко отсюда, — ответил Эдвард, — но я сомневаюсь, что они еще остались. Мы были здесь семьдесят лет назад и встретили нескольких из них. Они не любят вампиров, но мы сумели убедить их, что не охотимся на людей, и заключили сделку — мы остаемся на их земле и не кусаем никого, а они не нападают на нас, пока мы соблюдаем эти условия. Присутствие вампиров активирует у них гены, которые позволяют им менять форму. Та стая, которую мы тогда встретили, скорее всего, сейчас неактивна, или же они уже вообще все мертвы. Мы не приближаемся к их землям, чтобы не послужить источником активации новых оборотней.

— Что ты подразумеваешь под “недалеко”? — спросила я, помня, что для вампира быстро преодолеть даже очень далекое расстояние — просто пустяк.