Как на последней инстанции.
Грелль бросил на землю и вновь возвратил в объятия, нависая надо мной так же странно.
Я больше не боялась. Я оставалась в его руках, и это было моим единственным моментом, когда мы были вместе, путь даже на тонкой грани и не разбивая ничего, что было у каждого из нас.
Пальцы запущены в алые волосы. Дотронувшись до его теплых, смело отвечающих губ, он сливался со мной.
Мой слабеющий голос вышептал в них, теряясь и уступая место выдоху.
Сквозь льющиеся слезы; сквозь поцелуй, обжигающий душу:
— Грелль… остановись…
========== Глава 7 ==========
Иногда единственным правильным выбором остается неправильный.
© Грань (Fringe)
— И что, так и сделал? — осведомился еще раз Велдон.
Когда мы говорили об этом, я сидела на диване, обхватив руками колени. Мое лицо было испещрено ссадинами и синяками.
— Я не могу тебе точно сказать…
Велдон не верил. Наверное, ему нравится искажать так, как ему самому нужно.
— Так не может быть.
С моим мнением он не считался: не хотел.
Упрямый…
— Ну так что?
— Ты все еще ждешь от меня правду?
Мужчина перегнулся через стол, упираясь в него руками:
— А если хорошо вспомнить? Так что там было?
Приняв прежнее положение и задумавшись, он нервно постучал пальцами по столу.
— Ты лежала там бледная, как сама Смерть. Может, вы с ней сестры?
Я посмотрела на него ненавидящим взглядом, и это подавило в мужчине желание сказать лишнее.
— Кхм… Ты хоть успела поговорить с ним?
— Думаешь, на такой бешеной скорости возможно о чем-то разговаривать? — Я протестующе свела брови к переносице. — Тем более, когда твоя жизнь на волоске?
Велдон отвел глаза, утирая ладонью лоб и усмехаясь.
Я ненавидела его, даже когда он улыбался.
Совсем скоро дверь отворилась, проникнувший свет поглотил полутьму, и тем самым индус Солнце вошел к нам с прямым вмешательством:
— Велдон, он никак не может угомониться. Сделай что-нибудь!
— Ох, прости, сейчас не самое время, — обращаясь ко мне, решительно проговорил Рей и затем устремил свой взгляд в сторону источника сумасшедше-страшных воплей. — Видишь, как твой безумец извивается? Пойду, проведаю его.
Он только собрался переступить залитый светом порог, но, поднявшись с дивана, я пересекла его действия:
— Постой. Я тоже… я хочу видеть его.
— М? — томно откликнулся Велдон. На его шее покачивался серебристый крест. — Не совсем понял, о чем ты.
И вновь повторение настойчивых, горьких слов:
— Отведи меня к нему.
***
Если бы я не знала, что ждет меня, то потеряла способность говорить. Правильно мыслить.
Правильно дышать.
Остальные перебрасывались словами на полутонах.
— Ну, Пятый Игрок, чего так гаерничаешь? На тебя что, дурь напала?
Я слышала стоны и рычание, смешанное со звуком металлического дребезжания.
— Бедный Сактклифф… И что его теперь ждет?
Кто-то усмехнулся.
— Он сам виноват. Ведь именно из-за него погибла Эрика.
Осталось несколько секунд. Я войду в закулисный мир этой Игры и пойму, что праздник на их сцене — только условность. Я уверена, что не достигну с ними колеи.
— Проходи.
Все вокруг меня обрисовалось в тусклых красках.
Но только не волна вишневых волос и одичалый зеленый взгляд.
— Мы заперли его здесь, а то натворит всякое, — усмехнулся Велдон и добавил: — Так будет спокойнее.
Смотреть на то, как мучается жнец, было выше моих сил. Не выдерживала. Не получалось.
Алый…
Вне всяких сомнений я бросилась к этой клетке. Ее запоры выглядели довольно крепкими. Я опустилась на колени, обхватив пальцами решетки.
Сатклифф изводился, как новый побратим, многократно бился о стены клетки и смеялся, падая в эту истеричную утопию.
Утративши власть над своим разумом, он не понимал, что делает; любое его действие было ошеломительным и непредсказуемым.
Когда он увидел меня, то расширил улыбку и занес руку для броска. Ножницы полетели в мою сторону и врезались лезвиями в пальцы, когда я, защищаясь, подняла руки.
Велдон подбежал ко мне.
— Совсем сдурела? Уже взрослая, а элементарных вещей понять не можешь.
— Каких еще вещей?
Его слова прозвучали как взрыв:
— Он опасен. Разве не видно? Когда его одолевает безумство, воображение предпочитает аморальный тип образности. Эта своевольность может повториться в любой момент, так лучше обходить клетку стороной. Мало ли что будет…
Я снова посмотрела на свои раненные пальцы. Смешно и грустно: ничто во мне не меняется. Десять раз обожгу руки, буду предупрежденной, а все равно сердцем хочу сгорать.
Я продолжала сидеть у клетки, подогнув у клетки, и смотреть на уже ползающего жнеца.
— Когда он придет в чувство?
— Часа через два, я так думаю… Оклематься успеет, — с ехидством подытожил Вел, стоящий за мной.
Я надеюсь, что так…
Как это ни странно, но я тоже нахожусь в клетке. В клетке собственных мук.
Моя связь с Игрой, с этим шинигами — это порок.
Я не хочу избавляться от него: единственный щит против стрел не должен быть утерян.
В гудящей голове вновь рождаются строчки, предложения, крики. Все они адресованы тому, кто дорого заплатит за мою боль.
Мою рану!
Слабо разжимаются губы:
— Ты ничтожество, Велдон. Ты просто ничтожество…
Велдон резко сжал мое запястье и наклонился, окутывая лицо рваными выдохами.
— Немедленно заткнись. Иначе затолкну в клетку к Алому.
— Ну и пусть… — одернула я руку.
— Никчемная.
Но больше всего я думала о шинигами.
За него все сделали сами, смогли обессмыслить его существование.
Он потерял голову. Он — другой.
Пальцы скользили по ледяной решетке вниз.
— Не коснуться… не вдохнуть… Даже обмолвиться словом…
Меня остановил пересекающий голос Велдона:
— Ничего нельзя. Но можно все изменить, если он согласится вернуться к нам и больше никогда не самоунижаться.
— Это ваши личные проблемы. — Я смотрела только на Грелля, хоть и разговаривала с чародеем. — Но захочет ли он сам? Если… из-за тебя съехал с катушек.
— Как бы там ни было, он должен вернуться и завершить финал вместе с остальными. Он почти на финишной прямой. Осталось всего несколько шагов. Неужели было так трудно пройти до конца? Сломался почти у цели, к которой слишком долго и упорно стремился… Нет… Так нельзя.
По щеке скатилась слезы, а пальцы крепко сжимали железный столбец.
Жгло.
Голос крепнул и будто заново приобретал силу, но через острую боль:
— После Игры… Он будет свободен. Это мой вердикт. — Велдон сверху вниз удивленно заглянул мне в глаза, задавая немой вопрос. Мой ответ, только громче: — Он. Будет. Свободен. Слышишь?! Ты клянешься в этом?!
Наверное, этот взгляд желтых глаз всегда будет лукавым. Слишком спокойный отклик:
— Здесь я не властен.
— Двуличный… Я не люблю тех, кто носит маски.
— Так привыкай к этому миру, — развел Велдон руками. — Я тоже его часть. А вот что моя маска — черная или белая… Скорее всего, серая… У меня все смешано. И это неизбежно. Понимаешь?
Ее слова сидели занозами под кожей.
Мне казалось, что вместо сердца у меня внутри камень: тяжело, больно…
Повернувшись, я прижалась губами к холодным прутьям клетки.
Жнец находился точно в бреду, лежал, как на последней стадии опьянения. Просто смотрел куда-то в потолок. Ресницы густо затушевались черной краской, и от этого глаза жнеца делались большими и пронзительными.
Его бледные руки, сожженные кислотами, испещренные ранами и пятнами, иногда подрагивали, и мне приходилось греть их своим дыханием. Это все, что я могла ему дать.
Я знала, что он не поймет излияния моих чистых слов, но молчать не хотела. Я до сих пор больна им, и никогда не смогу отпустить.
— Полно, — громко возразил маг за спиной. — Отойди от клетки.
— Нет. Я хочу побыть с ним.