Когда Грелль исполнял все смелые приемы, я подметила ребяческие, озорные искорки в его глазах и самодовольную ухмылку.

Даже если бы отточив свои навыки, я бы не смогла точно так же повторить изворотливость и бесстрашие жнеца.

Исправно показывая это, он поворачивал почти наугад, направлял автомобиль туда, куда просил взгляд. Колеса иногда стучали по ухабистым кускам дороги, что убегала и вела во тьму.

Жизнь обращалась ураганом реальных снов.

На резком повороте Грелль применил технику дрифт, образовывая занос из всех максимально возможных. Один из водителей не преодолел границу, и его машина покатилась под откос. Я не берусь передать, сколько во мне скопилось переживаний.

Но барьеры рушились прямо перед нами.

Текущая по венам кровь разбегалась вместе с нами и смешивалась с пламенем, попеременно застывала льдом. Так неудержимо…

Все содеялось неуловимо. Мы вонзились ввысь, между разрывом дороги.

В эти секунды словно размагнитилось притяжение, когда наша машина перелетала через недостроенный открытый мост.

Я посмотрела в окно, вниз, мимо колес.

У автомобиля было что-то схожее с крыльями ангела, несущими нас над землей.

Грелль был так же безмятежен, держась руками за руль.

Мир застыл с нами, как на паузе бесконечного фильма, замедлил время, и мы повисли в воздухе, под одним бездонным небом. А как только спустились, подобно самолету, спустившему шасси, подчас шины заскрежетали во время бокового скольжения на крутом спуске.

Мост оставался за нами. Тревога иссякла, как в борозде вода.

Мы почти у финиша.

Мы почти победили.

***

— Разве так сложно просто взять и поглотить ее душу? — недоумевал скрывающийся за маской кицуне. — Зачем эти прелюдии?

Велдон мирно посмотрел на него сбоку.

— Если же она смертная станет Игроком, то ее душой можно подпитываться хоть каждый день, и это придаст такую силу, у которой ни у какого демона не будет и в помине.

Он прошелся по асфальту, приросшему травой, и оказался ближе к перилам, сняв капюшон и посмотрев вдаль. Далеко внизу раскинулся город, охваченный холодными огнями, пронзающими душу и взгляд.

Местный екай облокотился о железки и сказал, не поворачивая к Велдону головы:

— Ты тоже Легенда, ты знал об этом? О тебе говорят и по сей день.

Наступила пауза, но она продолжалась не слишком долго.

Принимая похвалу, мужчина постучал пальцами по перилам, которые отсвечивали тонкой полосой света, исходящего от ночного городского сияния.

Велдон размеренно перевел дух.

— Игра закончится — закончится и ее история. В живых останется только победитель.

Владыка лишь насмешливо зашепелявил через нос, поправляя надетую маску.

— Ты станешь смертным, вернешься в тот возраст, в котором лишился жизни. Сколько тебе тогда было?

— Двадцать три. — Губы растянулись. — Совсем ребенок, не правда ли?

— Но зато какой!

Велдон, выслушав до конца, начал сгибать два пальца, скрещивать их, образуя между ними золотой магический шарик. Обыкновенная безделица, сотканная из волшебства. Сложив губы в трубочку, маг пустил струю воздуха на свое незначительное творение: оно, как одуванчик, размножилось на десятки частиц, уносимых ветром над сухой землей.

Глаза чародея сделались застывшими в одной точке, отражающими желтоватое сверкание и кручину.

— Легенды не возвращаются, — чуть тихо слетело с губ. — Но если уж так мне предначертано…

Они остались стоять у края и в полном молчании смотреть на город.

Над головой лишь темные небеса, в миг прорвавшие свои воздушные стены и пролившие океаны холодных слез.

Предписания непонятны: истина или ложь — что из двух?

Десятки колес крутились и горели.

Это кульминация, но далеко не развязка…

***

Наш автомобиль, вошедший в полосу дождя, за километр отчленился от остальной массы нарушителей, которых уже, возможно, остановили полицейские.

Капли чертили на стекле мокрые штрихи, а дворники сметали ручьи воды.

Помотав километры на спидометре, шинигами снизил скорость, и теперь мы просто бесцельно ехали по пустому шоссе. Напряжение поселилось меж нашими взглядами, которые не были направлены друг на друга, а только на нескончаемую дорогу. Пыл и адреналин растворились, но исчезли не до конца — вернутся.

— Я до сих пор не понимаю: зачем Велдон привел меня сюда?

Я повернула голову влево, чтобы посмотреть на Грелля, но увидела только его отсутствующий взгляд, нацеленный исключительно на дорогу. Он мнился мне чужим, совсем не тем, каким я его знала. Мои пальцы крепко удерживали нить, к которой было привязано его сердце и путь. Я не дергала за нее, только держалась, чтобы не сорваться, не разбиться.

Я жила не минутами — секундами, пока дает время.

Пустота дополна насыщала салон автомобиля, входила в меня непонятной эмоцией, стягивала все мои повседневные маски, обнажая то, что хранилось в тайниках расколотой души. И мне почти снились сны, но спать себе не давала, а только взирала на серьезное, словно безучастное ко всему лицо.

Шинигами…

Каждый взмах изогнутых черных ресниц, каждое движение глаз, каждый его непримечательный выдох… все обдавало горьковато-сладкой негой по нутру.

Жило шипом во мне.

— Почему ты молчишь…? — Мои пальцы двигались, рисовали линии по пропотелому стеклу. Буквы, закорючки, сердца…

Ночь скрывала собой пространные неизведанные места, они лишь вблизи слабо освещались двумя фарами. Снаружи приглушенно шумел мотор, а дождь громче прежнего стучал во все окна.

Молчание удлинялось, собирало столько минут, сколько мы не говорили, и это казалось почти беспрерывным и монотонным существованием.

Оборачивалось в туман.

Взгляд Грелля в профиль съедал все внутри, сжигал кровь.

— Думаешь, мне хочется говорить истину? — Даже сейчас его лицо сохраняло отрешенное выражение.

Мне был нужен ответ. Я хотела узнать, что ждет меня у самого края и какова твердость собственных утверждений. Потому что…

Меня могут толкнуть.

— Скажи мне…

— Не надо, — с нежностью, но пониженно.

Моя левая щека, наверное, приросла к обивке кресла — я смотрела на Грелля слишком долго. Шум дождя постепенно стихал за окнами.

— Почему?

Сатклифф продолжал угрюмо вести машину, но вдруг коснулся затылком кресла, откинув голову назад. Пальцы крепко держали руль, управляли им, крутили.

Грель сам не смог выдержать натиск тишины. Не смог закрыть все замки до конца.

У него задергался кадык, когда по частям, беззвучно вылетало дыхание между приоткрытых дрожащих губ:

— Потому что я не хочу твоей боли.

В его взгляде отражалась примесь осторожности и мрака. Что-то поднялось внутри…

…и рухнуло.

— Видеть, по крайней мере, — договорил он.

Моя голова снова повернулась к окну, а в шее появилась ноющая ломота.

Опять пустота, опять молчание.

Я даже не успела кануть в бездумье, как сзади полился дергающийся свет фар.

И обернулась, широко и с ужасом открыв глаза. Потом посмотрела на удивленного Грелля: на моем лице было написано отчаяние, которое он изначально не понял.

— Грелль! Он уже близко!

Казалось, что к нам подкрался автомобиль-призрак с невесть кем управляющим. Но это был Такеру, и сейчас он дышал нам в затылок.

— Грелль! — в моих глазах, застывших на его облике, плескался испуг.

На удивление всему, что происходит, он оставался спокоен и даже кротко рассмеялся в ответ:

— Тише, детка. Доверься мне. — Он бросил взгляд, полный хитрости и обещаний: — Нас не догонят.

И я всем сердцем верила ему, что так и будет. Верила до последнего.

Машина Такеру змеилась, ехала сзади зигзагообразными движениями, и Грелль, глядя в зеркало заднего вида, игриво дублировал их, чтобы не допустить мщения.

Это не было похожим на гонку без правил. Это было схваткой между дюжим человеком и шинигами.

Я не думала ни о старте, ни о финише. Ни о прошлом, ни о будущем.