– Если будешь продолжать вести себя так, словно это не ты пару лет назад курил травку на заднем дворе своего дома, я буду вынуждена тебе напомнить не только об этом.
– Всё-всё, молчу. Мы куда-то едем?
– Нам нужно немного встряхнуться. Я снова чувствую, что ты начинаешь хандрить.
– Попридержи свои телепатические способности, дорогая, – он уселся удобнее, даже и не думая подрываться с места и начинать собираться.
– Не веди себя как престарелый, мой дорогой. Сегодня нашим ориентиром будет спонтанность, – она бросила трубку.
***
Доминик не мог вспомнить, даже если сильно поднапрячься, когда в последний раз, не считая того самого случая пару лет назад, он вёл себя так. Хохотал без перерыва, запивая сигаретный дым алкоголем и чувствуя себя на седьмом небе от счастья от охватываемой его беззаботности. Совсем не внезапно он вспомнил о Мэттью, его ласковых пальцах, мягких губах, приятном голосе…
– Грешная земля вызывает, приём! – Хейли привалилась сбоку и смачно чмокнула его в щёку.
– Землю унесло на Марс… В объятья того, о ком я думаю даже сейчас.
– Ты романтичный идиот, – она обняла его сбоку, дыша в шею, – ему чертовски повезло, ты очень верный и иногда до безумия трогательный.
– Даже куря травку, – он снова затянулся и прикрыл глаза.
Они были в парке, самом дальнем его углу, валяясь на траве, и умудрялись нарушать закон аж дважды – распивая неположенные напитки и раскуривая один на двоих косяк.
– Даже куря травку, – торжествующе произнесла Хейли, отнимая у него сигарету и прикладывая к губам. – Чувствуешь себя лучше?
– Одно твоё присутствие делает мне легче.
– Что случилось на этот раз? Если ты в настроении излить на меня свои проблемы, не забывая при этом выпивать и курить.
– Я и сам не знаю, на что способно моё настроение, – Доминик улыбнулся, потягиваясь всем телом. Он был облачён в старые джинсы, которые не первый месяц подумывал выкинуть, и футболку, так кстати оказавшуюся тёмного цвета, на которой оставленные травой пятна будут почти незаметны. – Кажется, я никогда не был так близок к той грани, которая нарушает закон одним неверным движением.
– Ты знал об этом ещё тогда, – она цокнула языком. – Что произошло? Снова его брат?
– Ты обещала не применять своих способностей на мне, – он скривился.
– Элементарная логика, кто ещё доставляет тебе столько душевных терзаний, помимо самого Мэттью.
– На этот раз мне удалось откупиться от него.
– Неужели покупка новой машины откладывается? – Хейли усмехнулась.
– Это было последним, о чём я думал, расставаясь с кругленькой суммой. Если это и в самом деле поможет ему удержать язык за зубами… Он сказал, что не побеспокоит меня больше.
– Ты не говорил мальчишке, не так ли?
– Что я могу сказать? Что его брат наживается на моём беспокойстве, а наше, едва уловимое порой, счастье зависит от суммы с четырьмя нолями? – Ховард забрал у подруги сигарету и, сделав несколько затяжек, пока не начало мутить, отбросил окурок в сторону.
Дурман в голове начал рассеиваться, уступая место привычному для него беспокойству. Даже сосущее чувство голода отступило на задний план, стоило вспомнить выражение лица Пола, когда тот заявился к нему домой.
– Я написал заявление об увольнении.
Хейли резко села и уставилась на него расширившимися глазами.
– Ты с ума сошёл.
– Старина Ливингстон потерял способность не только говорить, но, кажется, даже и мыслить. После он всё же принял его, сказав, что я всегда смогу вернуться, если в «другом месте» мне не удастся найти себя. У меня нет сил искать новую работу, да и сперва мне нужно отработать оставшееся время, – он замолчал, а после добавил совсем другим тоном: – В воскресенье его день рождения.
– Только я хотела проявить сочувствие, а теперь хочу съездить тебе по лицу, похотливый идиот.
– Что? – Доминик тоже сел и попытался увернуться от тычка под рёбра, но потерпел поражение. – Я не должен был говорить тебе, что именно случится в этот день.
– Ты бы всё равно не удержал язык за зубами, – Хейли глотнула из своего пластикового стаканчика и расплылась в хамоватой улыбке. – Достаточно ли плотно ты изучил законы? Если хочешь, я могла бы…
– Злоупотребление служебным положением, параграфы шестнадцатый и семнадцатый: сексуальная активность с ребёнком, принуждение, склонение к сексуальному контакту. Как ни крути, а я всё равно виноват.
– Ты всё равно виноват, – она поддакнула и ухмыльнулась.
– Тебя это веселит?
– В данный момент меня способны развеселить даже воспоминания о бывшем муже. Мы же курим травку, – она поводила у него перед носом пальцами. – Хочешь поговорить об этом?
Доминик вздохнул и устроил руки под головой, ёрзая на траве.
– На сайте правительства даже есть пошаговая инструкция, точное название я не помню, но в ней детально описаны пункты для родителей, если они вдруг заподозрили, что их ребёнка сексуально эксплуатируют.
Он прикрыл глаза и вымученно улыбнулся. Хейли прилегла рядом и устроила голову на его плече.
– Знаешь, в своём роде памятка для кого-то вроде меня. Или, иными словами, чего делать нельзя, если ты конченный извращенец и трахаешься с учеником.
– Какой ты грубый.
– Мы же курим травку, – передразнил он.
– Мне нравится твоя дерзость. Но нам нужно переместиться в более уединённое место, пока нас, приличных и весьма уважаемых в определённых кругах людей, не прибрали за неподобающее поведение.
– Ты собираешься приставать ко мне? – Доминик рассмеялся, демонстративно отодвигаясь от неё и садясь. – Я думал, этот вопрос был решён ещё пятнадцать лет назад, когда мы…
– Даже странно вспоминать об этом, – она снова прикурила и выдохнула первую струйку сизого дыма.
– Мэттью однажды спрашивал, было ли у нас с тобой что-нибудь.
– И что же?
– Что ничего не было, разве я мог ответить иначе?
– Мы познавали себя, свою сексуальность и пытались раскрепоститься.
Доминик ничего не ответил. Уж он-то прекрасно помнил, что именно искал для себя в том, что происходило у них в юности. Теперь эти воспоминания казались если не чужими, то несколько странными, ведь Хейли была для него кем-то вроде сестры, заменяя уехавшую давно в Новую Англию Эмму, и давая гораздо больше того, что ему могли бы дать любые родственники.
– Он тоже может захотеть… чего-нибудь эдакого с кем-то другим.
В ответ раздался только смех. Хейли подползла к нему, повисла на его шее и утянула обратно на траву, начиная щекотать его, хихикая как безумная.
– Ты глупый мужчина, – выдала она, когда тот, задыхаясь от смеха, скинул её с себя. – Неужели ты не понимаешь, что в ближайшее время он захочет экспериментировать исключительно с тобой? Могу поспорить, что в его голове нет ни единой приличной мысли. Как вы вообще продержались так долго?
– Сам не знаю, да и я не посмел бы… И некоторые вещи в любом случае расцениваются как нарушение закона.
– Прекрати мыслить правовыми актами, Доминик, – она назвала его полным именем, желая привлечь дополнительное внимание. – Я предупреждала тебя, и не раз, но зачем теперь говорить об этом? Будь сильным, зная, что я всегда рядом с тобой.
– Если бы не твоя поддержка, я бы ещё тогда сделал… что-нибудь.
– Выше нос, – она щёлкнула его по носу и сунула в пальцы стаканчик. – А теперь тост! За начало лета.
***
Выходные, пролетевшие в компании Хейли, плавно перетекли в рабочую неделю. Доминик чувствовал себя странно, то хандря, с виртуозной лёгкостью находя повод для этого, то почти беспричинно радуясь. Подобное состояние можно было связать с множеством факторов, и чередование крайностей выматывало больше школьных занятий. Ученики ленились, Мэттью усердствовал только на литературе, а сам Ховард мыслями уже был если не на каникулах, то где-то между девятым и десятым числом. Он старался не думать о том, что случится в последние часы важного для Беллами дня, но всё равно уходил мыслями так далеко, что ему приходилось выталкивать себя из подобных грёз буквально насильно.