Я понимаю, что это место не чуждо мне. По крайней мере, одной части меня. Той, которая, до недавнего времени, я думала, уже давно, умерла. Тот монстр, которым я была в детстве, хорошо знает это место. В отличие от меня, она чувствует себя здесь уверенно. Это ее память она помнит эти места. В голове появляются несвязные образы, палат и кабинетов, коридоры и люди, это похоже на дежавю.

Все эти воспоминания больше похожи на страшный сон. Такое бывает, когда ты просыпаешься, и ты знаешь, что тебе что-то снилось, ты помнишь размытые образы и ощущения, но не можешь сказать точно, что тебе снилось. Да и вообще, то, кем я была раньше, кажется лишь моей больной фантазией.

Странно говорить о себе нынешней и прошлой, как о разных людях, но это действительно так. Та маленькая девочка, которую здесь в Центре, называли Анель, и та девушка, которую в Лесу окрестили Морфея – два совершенно разных человека.

Я плохо помню, что с ней было, но я знаю, какой она была. Анель не была человеком. Совсем. Внешность – это всего лишь внешность и верить миловидной детской мордашке – смертельная опасность. Ее ничто не могло остановить. Ее нельзя было контролировать. Ее боялись, как чумы и этот страх был вполне оправдан. Дело было даже не в том, что она умела, а в том, как она этим пользовалась. Все вокруг – для нее было игра, а люди – игрушки. И она виртуозно играла в свои игры.

Странно наверное говорить подобное о ребенке двух-шести лет, но Анель никогда не было ребенком. У нее было детское, человеческое тело, и это единственное что было в ней действительно человеческим. Все в ней было неземным, ненормальным. Она была слишком умной и сильной, слишком не такой в этом мире. Это злило и пугало ее. Она слишком рано поняла, что в этом мире ей не место. У нее не было, и не могло быть, здесь друзей. Все были ей чужими. Она знала, чем занимаются эти люди и ее это смешило. Она знала, что их цели пусты и их не ждет ничего. Все их потуги, подчинить себе силу иных, изначально были абсурдны и нелепы. Они слишком ослеплены своим тщеславием, чтобы понять, что это им не подвластно. Никому не подвластно. Сила – это часть природы, как цунами или смерч. Не важно, насколько продвинутся технологии этого мира, дождь все равно продолжит идти, а вулканы извергаться. И никто не сможет это изменить. Никогда. Иные – это еще одна сила природы и их тоже нельзя приручить. Но люди думают иначе.

Они занимаются этим не первое столетие и все чего они смогли достигнуть – это война.

Все началось, очевидно, давно. В начале двадцатого века вспыхнула первая мировая война. Тридцать восемь стран, из пятидесяти пяти, воевали. Более десяти миллионов убитых. И ради чего? Конечно же, ради власти. Всегда найдется самодур, решивший, что править миром – это явно его. Найдется. И развяжет войну.

После первой мировой, начались тяжелые времена для нас, для иных. Все знали, что это только начало и всем странам нужно было подготовиться.

Гонка вооружения была всегда. Год за годом, на протяжении всей истории, люди придумывали различные способы убийства, пыток, охоты. Люди, даже в самых мирных странах, всегда готовились к войне. Это в природе человека. И люди всегда знали, что самая великая та армия, которая идет под знаменем сильного правителя. А за любым великим правителем кто-то стоит. У великого короля Артура был Мерлин, придворный волшебник, вошедший в историю наравне со своим королем. И так было всегда и со всеми. Все великие войска велись под неусыпным взором пророков и оракулов. А они все были иными.

Именно так.

Именно так. С начала времен иные следили за всем, решали судьбу этого мира. И те, кто был с нами в согласии – жили в достатке, не знали болезней, войн и голода.

Иные и сами не знали, что это они берегут мир, ведь нас растят люди. Мы рождаемся, как люди, живем, как люди и искренне считаем себя людьми. Но это не так. Правда знает об этом всего один процент из нас.

Это узнали и люди.

Поэтому, после первой мировой, началась первая волна охоты на нас. Тогда, искали всех, молодых и старых, любого, кто обладал силой. Получалось так себе, ведь никаких знаний о нас у людей не было, а записи инквизиторов, которые, в свое время, пытались отчистить землю от скверны, в лице иных, больше походили на бред сумасшедшего.

Но, все-таки, некоторым везло. Очень везло. Когда везет одной стране – это неприятности для других. А когда везет психам – для всех это катастрофа. Так было в 1939 году. Немцам крупно повезло в 1931, и к этому времени эго Гитлера уже раздулось до невероятных размеров. И все бы было очень плохо, если бы он не совершил одну, очень важную вещь. Он напал на СССР.

Дело в том, что на территории этой страны находится самый большой и старинный лес. Тайга. Тайга всегда была для иных чем-то вроде рая на землю. Огромный лес, нетронутый цивилизацией, люди боятся его и не суются в него и иные могут жить там спокойно, в гармонии с миром.

И не только это. На территории страны много лесов, очень много. И, то ли это инстинкт, то ли какое-то знание свыше, но люди их не трогали, сверх меры. Поэтому, когда мир начал погружался в хаос иные вышли из леса, чтобы защитить.

Но, мир, хоть и хрупкий, был восстановлен. А леса опустели. Много людей погибло. А иные... Их обычно забирали в концлагеря. Страшное было время. Кого-то удалось спасти, но большая часть Охотников на Настоящее, сгинуло в лабораториях и концлагерях. Это был лучший выход для них. Взрослые Охотники знают, как весть себя в плену, и если мы не можем сбежать дольше полугода, мы просто умираем. Просто один раз засыпаем и больше не просыпаемся. Так мы устроены.

После этого иные не рождались еще пятьдесят лет. Пятьдесят лет без новых Охотников. Те немногие, кто остался, держались из последних сил. Цикл жизни леса сбился. Оставшиеся теряли свою силу и старели. Все думали, что это конец... Новых иных не было, а старые умирали.

Все это я знаю по книгам. И на этом истории обрываются. Их просто некому стало писать...

Новый дневник относится к началу двадцать первого века. За сто лет Охотники пережили две войны, почти полное вырождение и воскрешение из пепла. После этого мы стали очень осторожными. Военные знали о нас. Они искали нас. И иные тоже это знали, поэтому, инстинкт вел молодых в лес.

Медленно все пришло в норму, но страх и ненависть по отношению к городам и людям стала частью нашего мира. Тем более, они чувствовали, что война все еще идет. Не такая глобальная, не по всему миру, но все равно, то там, то здесь, вспыхивали войны. Охотники знали, что рано или поздно пламя войны вновь разгорится, и они снова сгорят в этом пламени.

Официально, война шла одиннадцать лет. С 2297 – 2308 год. На деле же, это заняло почти сорок пять лет. Просто, сначала воевала две страны, потом три, и так, к началу 2296-го, воевали уже все.

В этой войне Охотники не участвовали, ограничиваясь только защитой границ Леса. С них было достаточно боли. Они не могли больше так рисковать, слишком много они потеряли раньше. Их можно обвинить, но с другой стороны: в пошлый раз, они спасли всех и чем им заплатили? Заточением в клетках, проведением над ними экспериментами, пытками, практически полным уничтожением... Разве стоит снова рисковать собой ради такого мира?

Та, маленькая я, помнит всю свою жизнь с момента, как ей исполнилось семь месяцев. Она, конечно же, не знала всего этого, но она чувствовала, в каком мире родилась и знала, что за стенами Центра воцарился ад на земле. Иногда, ей становилось страшно и больно, но ей было некому об этом рассказать, поэтому это чувство быстро сходило на “нет”. Так было, пока ей не исполнилось два.

Я вспомнила это всего неделю, а может быть и две назад. Это не похоже на получение нового знания, нет, я знала это всегда, просто, Анель, та маленькая девочка, что и не девочка вовсе, и что не я, а какая-то другая я, не умерла во мне, как я думала, а лишь заснула. И теперь она тихо шептала мне, рассказывая о себе.

Раньше, она казалась мне монстром, но сейчас, здесь, я начинаю понимать ее. Она не была чудовищем – она просто была собой. Слишком “не такая”, для этого мира.