«Ну, на то я и зельевар, сварю регенерирующий бальзам, и всё вернется», − решила она, снова одеваясь и чувствуя себя немного лучше.

«А вот одежда никуда не годится, ни моя, ни Тоба, − с досадой решила она, перебирая вешалки. — Медея бы меня засмеяла, если бы увидела такое обилие балахонов. Меня же не отличить от хиппи! А его вещи совсем истрепались».

Она срывала с вешалок платья, расшитые этническими рисунками, и бросала их на пол, получая едва ли не физическое удовлетворение, а затем, схватив из комода ножницы и собрав волосы в хвост, наклонила голову и остригла ровно половину длины.

Заливаясь смехом вперемешку со слезами, Эйлин смотрела на лежащие в руке пряди и отчего-то была искренне уверена, что вместе с ними она отстригла все плохое, что было в их жизни. Отбросив волосы на пол, она собрала их вместе с ворохом одежды и, как восемь лет назад, надев на себя свои брюки и свитер Тобиаса, отнесла все на задний двор и подожгла в мусорном ящике.

− Вот так бывает, Спик, − сказала она, наблюдая за языками пламени, в которых исчезали необъятные балахоны и старые костюмы мужа, − ты там спишь и не знаешь, что у нас творится. А, может, наблюдаешь за нами в небесный телевизор?

Она вопросительно посмотрела на прикрытый свежим снегом холмик с торчащими стеблями дикой мяты.

− Ты сказала «Спик»? — раздался удивленный голос Северуса, а затем и он сам появился в дверном проеме, одетый, как ни странно, в куртку Тобиаса. Старая и тяжелая, она волочилась за ним, как мантия, но Северус, похоже, не обращал на это внимания. — Спик вернулся?

Укол совести заставил Эйлин опустить глаза. В тот злополучный вечер они так и не смогли признаться и объяснить ребенку, что эльф умер, и потому просто сказали, что он вернулся служить родителям Эйлин. Впрочем, они не жалели о своем решении, наблюдая, как скучает Северус, и размышляя о том, как бы он был разбит, если бы узнал о смерти друга.

− Лучше далеко, но живой, − рассудила тогда Эйлин, − чем близко и мертвый.

− Нет, милый, − сказала она, все также пряча глаза, − я просто его вспомнила. Не думаю, что он вернется.

Северус только вздохнул, думая о том, что помощь эльфа сейчас пришлась бы очень кстати. Проснувшись задолго до мамы и перекусив конфетами, он попытался отчистить пригоревшую от омлета сковороду, но потерпел полное фиаско и тогда решил сварить макароны с тушенкой. Что и в какой момент пошло не так, Северус так и не смог понять, но все, чем он сейчас мог порадовать маму, было похоже на странный круглый мозг.

− Что это? — словно прочитав его мысли, сказала Эйлин, входя в дом и с удивлением глядя на блюдо.

− Макароны, − вздохнув, ответил Северус, − я делал, как написано, а они вот…

Он пожал плечами и ткнул пальцем в массу, показывая, насколько блюдо однородно.

− Разварились, − резюмировала Эйлин. — В следующий раз промой и обжарь, а не оставляй так в кастрюле. Да и консервы надо было класть как раз в конце. Но, раз уж ничего нет, сойдет и такое блюдо. Назовем это макаронно-мясной пирог?

Северус важно кивнул, соглашаясь, и, даже немного воспрянув духом, уже пошел за тарелкой, когда заметил в окне белоснежную сову. С веселым криком он впустил птицу и, отвязав от лапки простой белый конверт, протянул матери.

− Это из Хогвартса, да? — спросил он с горящими от нетерпения глазами и немного сник, видя, как Эйлин отрицательно качнула головой.

− Не знаю, − сказала она, повертев письмо в руках, и, набрав в грудь побольше воздуха, разорвала конверт.

========== Глава 9. Вкус мороза и теплых булочек ==========

Вопреки ожиданиям Эйлин, в конверте лежала обычная ведомость, сообщающая о количестве проданных зелий за последний месяц, а также выписка с информацией о полагающемся проценте с продажи. Разочарованно вздохнув, она отложила письмо на подоконник и, выдворив птицу без традиционного угощения, закрыла окно.

В глубине души, разрывая конверт, она очень надеялась найти там письмо от Тобиаса. В идеале с извинениями и желанием вернуться домой, но даже просто любые строки, написанные его рукой, были бы очень кстати. Снова взяв ведомость в руки, она вчиталась в итоговую сумму и загрустила еще больше, обнаружив, что продажи зелий упали и было даже несколько возвратов по причине «подозрительного запаха». В конце листка рукой владельца аптеки была сделана приписка о том, что если дела не улучшатся, то сотрудничество придется прекратить по причинам «и так понятным, если посмотреть ведомость».

− Это не из Хогвартса, − уже утвердительно сказал Северус, внимательно глядя в лицо матери. — От папы?

− Нет, от моего работодателя. Твой папа был прав, Сев, живя только на процент от моих зелий, мы очень быстро догоним Бэнксов. Или вот, − она оглянулась и, сунув руку в блюдо, вытянула оттуда шоколадный батончик, − будем есть ворованные конфеты.

Северус покраснел, очередной раз мысленно ругая себя за такую доверчивость, и во что бы то ни стало решил отомстить своим так называемым друзьям.

«Главное, время, я не буду спешить, и они получат по заслугам, за все», − решил он, стараясь не смотреть, как мама берет уже вторую конфету. Сам он принципиально решил, что больше к ним не притронется. Да и вообще сомневался, что будет любить сладкое, как раньше. Теперь шоколад для него был с привкусом стыда и лжи, а это не делало его таким вкусным, как прежде.

Без аппетита поужинав стряпней Северуса, они разошлись спать по своим комнатам, но так и не смогли заснуть. Лежа каждый в своей постели и глядя в потолок, оба строили планы. Но если Северус размышлял больше о мести, временно отодвинув конфликт родителей на второй план, то Эйлин, обнимая подушку Тобиаса и вдыхая ее запах, думала о том, как лучше извиниться за свои слова.

«Это ужасно, − крутилось в ее голове, затмевая собой все прочие мысли. − Что меня дернуло сказать именно это? Почему маггл?»

Хотя в глубине души она и знала, что сказала то, что хотела. Слова вылетели, потому что давно вертелись на кончике языка, и чувства, пусть и давно заглушенные бытом, никуда не делись. Что-то внутри нее все равно противилось и не хотело принимать Тобиаса-волшебника.

«Так нечестно! − в который раз подумала она, переворачиваясь на бок и глядя, как в свете фонаря за окном кружится снег. — Нечестно, неправильно и обидно».

Перед глазами живо встала сцена, когда отец, поняв, что дочь стала сквибом, так быстро и позорно сбежал. Тогда она еще подумала, что папа стесняется или просто настолько чувствителен, что не смог перенести такой новости.

«А на деле он сбежал, как последний трус, потому что мамино проклятие, если это оно, как вирус может распространиться на остальных кровных родственников. Это подтверждает и резкое прекращение писем от Медеи», − вздохнула Эйлин, промокнув подушкой непрошеную слезинку.

Она скучала по сестре, что была старше на пять лет и потому казалась такой взрослой и умной. С грустью Эйлин вспомнила, как могла рассказать Медее все, включая и свою влюбленность в этого странного маггла. Как Медея недовольно качала головой, но так и не выдала этой великой тайны родителям и даже несколько раз прикрывала сестру, когда та убегала на свидания.

Эйлин усмехнулась, вспомнив, как Тобиас, ожидая ее у границы семейного дома, с восхищением в глазах смотрел, как вдруг, из ниоткуда, появляется его возлюбленная. Дом Принцев, как и многие дома волшебников, был скрыт от глаз магглов, и потому любого могло напугать внезапное появление человека из воздуха. Но только не Тобиаса. Этот маггл и покорил ее своим прогрессивным отношением к магии и готовностью поверить, что она самая настоящая ведьма просто с ее слов при знакомстве.

− И вы верите, что я ведьма? — спросила она тогда, глядя на него с интересом и крутя в руках кончик длинной косы. — Не боитесь, что я вас превращу в жабу?

− А почему бы и нет? — с теплой улыбкой ответил ей Тобиас. − Не вижу ничего невозможного. Я множество раз сталкивался со странными явлениями и считаю, что мы многого не знаем. Но вот вопрос, что же делает ведьма в центре Лондона в кофейне?