Из-за угла появилась Мэри Мэй, она даже не прибавила скорости: медленные, грозные шаги.

– Она сказала, ты сидела у ее постели, – словно в трансе продолжала она. – Назвала тебя ангелом. – Склонив голову набок, она подозрительно меня оглядела: – С чего бы ей такое говорить, Селестина?

– Я не знаю, я не могу … – Как тут толком ответить, когда в тебя тычут пистолетом?

Арт продолжал возиться с ключами, искал подходящий к замку. Двери старые, ключи невероятных размеров. До сих пор он входил и выходил с помощью электронной карточки, в ключах он явно не разбирался. Я плотно прижалась к Арту, больше мне отступать некуда, а Мэри Мэй неуклонно надвигалась.

– Она сказала, что хочет видеть ИХ. Я ответила – нет. Элис не заслуживает встречи с мамочкой, никогда, после того как она поступила. Никто из НИХ не заслуживает. Они все знали про него и про нее. Перед тем как уйти, мамочка сказала, что прощает меня. За что меня прощать? – с нажимом спросила она. – Каждый получает по заслугам. Мне ее прощение не нужно. Они все получили по заслугам. Элис украла его у меня, и они все об этом знали. Все до одного. Я пощадила мамочку, – продолжала она. – Я ей добро сделала. Ты была в моем доме. Что ты сделала с моей мамой?

– Я же вам говорю – ничего! Я искала свое, то, что вы украли из моего дома. Нашла и забрала. Нашла ту запись, за которой вы охотились. Мы показали ее по телевидению. Все видели. Все теперь знают. Все кончено.

Я надеялась, что мои слова отрезвят ее.

– Она проснулась сегодня утром. В восемь десять. Отказалась от яиц. Два вареных яйца и два стебля спаржи, каждое утро. Сегодня не стала есть. Странно.

Тут я невольно фыркнула – с перепугу, должно быть.

– Я ничего не сделала – такого, чтобы ей из-за этого яйца не есть, – сказала я.

Арт, тихонько ругаясь, пытался повернуть в замке очередной ключ.

– Ты с ней что-то сделала. Она умерла.

– Что? – прошептала я.

Арт перестал возиться с дверью и оглянулся на меня.

– Я ничего не сделала, – в сто первый раз повторила я. – Честное слово. Открывай дверь! – поторопила я Арта, в ужасе сообразив наконец, что тут происходит: ее мать умерла, Мэри Мэй винит в этом меня, в руках у нее заряженный пистолет … добром это не кончится.

– Она не стала есть яйца, – продолжала она. – Каждое утро она ест яйца, а тут не стала, и я сразу поняла: что-то не так. Она сказала, к ней ночью явился ангел, ей пора к Господу. Я просила ее не глупить, сказала, это у нее снова галлюцинации, у нее такое иногда бывало. То лучше ей, то хуже. Потом, ближе к обеду, она захотела помыться, и я ее искупала.

Арт наконец-то подобрал ключ и распахнул дверь. Сразу пахнуло свежим воздухом, донеслись крики. Я сделала глубокий вдох и шагнула за порог, подальше от этой сумасшедшей, и чем скорее, тем лучше. Но передо мной был двор – широкий, просторный, абсолютно пустой, замощенный камнем идеальный квадрат. Негде спрятаться. Я – удобная мишень. Это был закрытый двор для персонала, а не общедоступный. Сквозь запертую решетку я видела, как безумствует толпа на главной площади. А рядом оказалось несколько человек из персонала замка, но они, увидев в руках у Мэри Мэй пистолет, с криком убежали. Да уж, велика помощь. А полиция где? Тут я поняла, что спасать меня никто не будет. Хотя в руках у Мэри Мэй пистолет, который вовсе не входит в экипировку стража, я – Заклейменная, а она – страж, и никто не вмешается, ведь Заклейменным помогать нельзя. Лишь полицейские вправе прийти мне на помощь, вот только последний мой опыт общения с полицией – тогда, в супермаркете, – не очень-то обнадеживал.

– После ванны мамочка сказала, что устала, – продолжала Мэри Мэй, словно мы не распугали стайку гражданских чиновников и рядом с нами, по ту сторону ограды, не бушевал протест, в котором объединились Заклейменные и обычные граждане. Мэри Мэй пребывала в ином мире. – Иногда она спит днем. Поэтому я уложила ее в постель. И тогда она рассказала мне про тебя. Она приняла тебя за ангела, но я сразу сообразила, что это была ты. Она сказала, что ты побывала у нее ночью, помогла ей зачерпнуть воду из пруда. Сначала я подумала, это выдумки. Потом она сказала, что прощает меня. Что заступится за меня там, когда ее время … – Она не договорила, одинокая слеза поползла по щеке, руки затряслись. – Ты ее убила! – закончила она.

– Эй, хватит! – сказал Арт и шагнул вперед, заслоняя меня. – Брось пистолет, Мэри Мэй! Что за глупости!

– Ты убила мою мамочку, – повторила она, не обращая внимания на Арта.

Ворота во двор распахнулись, я быстро оглянулась, увидела, как внутрь хлынул народ. Сюда, к нам, из главного двора бежали и Заклейменные, и незаклейменные. Мне показалось, я увидела впереди Рогана, брата Кэррика, он вел их, но я не была вполне уверена в этом, боялась надолго отводить глаза от Мэри Мэй и ее пистолета.

– Вот она! – завопил кто-то, я решила, это страж спешит схватить меня, и на миг почувствовала облегчение: плевать, кто угодно, лишь бы меня спасли от пули. Правда, понять, кто есть кто, теперь трудно, всех одели в красное – и мы как будто стали все одинаковыми.

– Не учи меня делать мою работу! – Мэри Мэй наконец обратилась к Арту. – Твой отец велел мне присматривать за девчонкой, и я выполняю его инструкции. Работа – вся моя жизнь. Я всем ради нее пожертвовала, служа твоему отцу. Все ему отдала. И такого не бывало, чтобы я не довела дело до конца! – последние слова она уже проорала, ее явно напрягала растущая толпа. Но своим криком она лишь привлекла внимание. Люди подходили все ближе. Послышались голоса, требующие, чтобы она убрала пистолет.

– Вот она! Я же говорил, она здесь! – Знакомый голос. Я глянула влево и увидела Рогана. Так это действительно был он. С ним несколько человек, он указывал им на Мэри Мэй.

– Зря ты меня не схватила, пока могла, – крикнул он ей. – Смотри, кого я привел! Они хотят видеть тебя!

Она услышала наконец и обернулась. Посмотрела на этих людей, и ее лицо переменилось вмиг – отвисла челюсть, кожа побледнела, как у человека, настигнутого сильным шоком.

– Пора признать своих! – крикнул ей мужчина.

– Узнаешь нас, сестренка? – насмешливо спросила женщина. И тут я поняла. Элис и трое братьев Мэри Мэй.

– Мы хотим увидеть маму, – сказала Элис.

– Что ты с ней сделала? – спросил один из братьев.

– Ничего! Ничего! Это все она, – еле слышно отвечала она, силы разом покинули ее при виде родных, которых Мэри Мэй обрекла на Клеймо. Вся ее семья. Отец давно умер – сегодня ушла и мать.

Только сейчас Мэри Мэй поняла, что ее власть подошла к концу. Вокруг бушевал хаос, Заклейменные, стражи, обычные граждане – все носились как угорелые, но теперь жертвой оказались стражи, а Заклейменные и граждане – преследователями.

Мэри Мэй опустила пистолет, глаза ее наполнились страхом. Она отступила на шаг, потом попыталась бежать, но далеко не ушла: из-за той двери, в которую только что проскочили мы с Артом, высунулась рука. Рука, старавшаяся подтянуть за собой тело по холодному полу камеры – вверх по винтовой лестнице.

Показался Кэррик – весь в поту, тяжело дыша, выбившийся из сил, – он как раз успел ухватить Мэри Мэй за щиколотку, не дать ей уйти.

Мэри Мэй споткнулась и упала. Падая, она инстинктивно выставила перед собой руки и – нажала на спуск.

Пистолет выстрелил. Грохот разнесся по двору.

Упали все. Все упали.

Все упали, и я поначалу не могла понять, был ли кто ранен. Миг растерянности, молчания, все лежат – а потом вопль. Истерический, на высокой ноте, без удержу. Крик смертельно испуганного человека. Пуля все-таки в кого-то попала.

Я попыталась сосредоточиться, понять, откуда доносится крик. И наконец поняла: это кричу я сама.

Арт лежал на мне, укрыв меня, точно щитом. Он не двигался.