– Да, случилось прискорбное недоразумение – впрочем, как я слышал, вас с сестрой и раньше путали.
– А с кем вы перепутали Колин, Логана, Гэвина и Наташу?
Джексон не сводил глаз с Кревана. Похоже, он был тоже не прочь услышать ответ.
Креван не терял хладнокровия:
– Они, как и стражи, помогали особой команде, занимавшейся твоими поисками, Селестина. Трибунал серьезно относится к нарушителям, уклоняющимся от наказания.
Это спокойный тон напугал меня. Неужели ему все сойдет с рук? Даже после того как мама ворвалась в больницу с полицейским, адвокатом, газетчиком? Даже после того как в тайной больнице обнаружили мою сестру, пропавших подростков, обколотых до ступора стражей, журналистку и моего адвоката – ему снова все сойдет с рук?
– Я бы хотела поговорить с Селестиной наедине. Одну минуту, – заговорила вдруг Санчес.
– Зачем? – спросил Джексон.
– Как женщина с женщиной. Мне кажется, прежние отношения судьи Кревана и Селестины мешают им теперь понять друг друга.
– Тем не менее я предпочту присутствовать при встрече, – сказал Джексон. – Уверен, судья Креван тоже никуда уходить не собирается. Но вести разговор будем мы – на этот раз вам, судья Креван, не стоит вмешиваться.
Кревана такой поворот явно не устраивал.
Судья Санчес поглядела на меня:
– У меня была возможность обговорить с Селестиной некоторые вещи вскоре после Клеймения. И я надеюсь, что достигнутая договоренность остается в силе.
Наш договор в силе? Она и я против Кревана? Но Санчес уже один раз обманула меня – возможно ли ей довериться и охота ли мне доверяться?
Кэррик, дедушка и Рафаэль прижались к стеклянным перегородкам своих камер, пытаясь понять, что происходит в моей. Кэррик ближе всех, мне кажется, будто он совсем рядом, и все же он не слышит ни слова из этого разговора. Рафаэль сделал мне знак: пусть его впустят в мою камеру. В висках застучало. За что люблю математику – у каждой задачи есть решение. Следуй за теоремой, и обязательно найдешь ответ. А жизнь в последнее время сбивала меня с толку, никаких теорем, люди играют друг с другом в странные игры, на ходу меняя правила. Но если кто-то меняет правила, из этого не следует, что так же должна поступать и я.
– Кто вы? – спросила я обгоревшего на солнце человека в льняном костюме.
– Это Ричард Уиллингем, – ответил за него Креван. – С ним ты можешь обсудить свое дело. Правила Трибунала предписывают назначать Заклейменному законного представителя.
– У меня уже есть адвокат.
Креван выложил ручку на стол.
– Мистер Уиллингем срочно прилетел сегодня из-за рубежа, чтобы помочь нам.
– Извините, что из-за меня вам пришлось прервать отпуск, – обратилась я к адвокату. – Поскольку мой прежний адвокат, мистер Берри, еще не оправился от наркотиков, которыми его накачали, я намерена воспользоваться услугами моего нового консультанта. И нам не придется доставлять его сюда на частном самолете. Он уже здесь. Больше я ни о чем с вами говорить не стану, пока вы не приведете в камеру моего адвоката.
Все обернулись к Рафаэлю. Он помахал рукой.
– Он? – спросил Уиллингем.
– Я убедилась: когда людям приходится бороться за что-то, что им дорого, они становятся сильнее. За что вам доводилось в жизни бороться, мистер Уиллингем? Вам понадобятся серьезные доводы, чтобы я согласилась нанять вас своим адвокатом.
– Не понадобятся, – спокойно возразил Креван. – Мистер Уиллингем уже назначен твоим представителем.
Санчес и Джексон посмотрели на Кревана с недовольством: он нарушил правила. Я должна была выбирать сама.
– Полагаю, у мисс Норт остается право выбрать себе адвоката, – сказал судья Джексон, отменяя решение Кревана.
Пока Джексон, Креван и обгорелый Уиллингем обсуждали между собой новую ситуацию, Санчес непрерывно переписывалась с кем-то по мобильному. Хотелось бы мне знать, что она затевала.
– Мистер Уиллингем, благодарю вас. Я распоряжусь предоставить в ваше распоряжение самолет Трибунала, – произнес наконец Креван.
Мистер Уиллингем сильно расстроился и дал нам это понять, пыхтя и сопя и бросая на меня суровые взгляды, но ничего поделать он не мог. Руки связаны: начальство высказалось. Проходя мимо камеры Рафаэля, он быстро и брезгливо оглядел его с головы до пят.
Рафаэль вошел в мою камеру, сел нога на ногу.
– Итак, на чем мы остановились? – спросил он.
– Мы собрались, чтобы обсудить, как следует наказать Селестину, – приступил к делу Джексон. – Налицо публичное – весьма публичное – проявление неповиновения и неуважения к Трибуналу, к правилам Трибунала, и за это полагается соответствующее наказание. Хотя попытка уклониться от исполнения правил ничего нового сама по себе не представляет и соответствующие меры прописаны в законе, случай Селестины не имеет прецедентов. Мы сочли за лучшее собраться и обсудить этот вопрос келейно, без суда.
Креван и Санчес молчали. У них были свои планы.
– Действительно, судья Креван, мы бы предпочли решить вопрос именно таким образом, – вступил в разговор Рафаэль. – Так будет лучше для всех. Начнем с того, что Трибунал судит о вопросах морали. Какие аморальные поступки совершила за последнее время Селестина? Произнесла речь на устроенном вами собрании? Весьма вдохновляющая речь, скажу я тебе, Селестина. Думается, свободу слова Трибунал пока еще не отменил. Все нарушения Селестины сводятся к тому, что она скрылась от надзора своего куратора и не соблюдала комендантский час. Если вы намерены наказать ее за это, можно обратиться к прецедентам. Когда Ангелина Тиндер опоздала к комендантскому часу, вы на неделю забрали у нее детей; Викторию Шеннон на неделю лишили зарплаты. Дэниэл Шмидт оставался без зарплаты месяц, Майкл Оберн – полгода, пока не перестал платить по ипотеке и чуть было не лишился дома, но тут вмешался здравый смысл – в лице Верховного суда.
Он с легкостью наизусть перечислял пример за примером.
– Но у Селестины нет работы, нет детей, нет дома. Если вы вздумаете наказать кого-то из ее родных, я подам на вас в суд за нарушение прав человека. Родственники Заклейменных не могут отвечать за их проступки.
И не будем забывать: Трибунал неправомочно задержал ее сестру Джунипер, которая ничего не нарушала, и до сих пор удерживает под арестом ее деда, против которого у вас пока что тоже не нашлось никаких улик.
– Он помогал нарушительнице, – сказал Креван.
– А где доказательства? Если бы вы располагали фактами, вы бы уже предъявили обвинения. Вы схватили сестру Селестины и ее деда лишь затем, чтобы вынудить ее сдаться. До сих пор Трибунал делал все, чтобы озлобить мою клиентку и запугать ее, чтобы помешать ее исправлению. Чем обсуждать наказания, я бы рекомендовал проявить милосердие – Селестина Норт этого заслуживает.
– Мистер Ангело, в задачи Трибунала не входит смягчать приговор, – ответил судья Джексон вежливо, но непреклонно.
– Верно. И в его задачи не входит восстанавливать справедливость, когда приговор вынесен по ошибке. Но это входит в задачи правительства, – напомнил Рафаэль. – Власть без милосердия, власть без человеческого достоинства – тиран. Я намерен апеллировать по этому делу к премьер-министру.
– Ошибочный приговор? – переспросил судья Джексон, нахмурившись. – Мы собрались для того, чтобы обсудить допущенные Селестиной нарушения. И при всем уважении, мистер Ангело, завтра выборы. Вы рискуете – кто знает, каков будет состав правительства?
– В самом деле, премьер-министром может стать Эниа Слипвелл, и для нашего дела это конечно же будет более благоприятно.
– Вот уж сомневаюсь! – фыркнул Креван.
Судья Джексон, кажется, не был так уж уверен, к тому же его раздражало, что Креван постоянно вмешивается в разговор, хотя его просили держаться на вторых ролях.
Нашу встречу прервал страж:
– Судья Джексон, вас срочно вызывают к телефону в вашем кабинете.
– Неужели нельзя подождать? – растерялся Джексон. – Это важный разговор.