Я пыталась поймать взгляды других Заклейменных, мужчин, женщин. Что нам делать? Неужели и мы перестали видеть друг в друге людей? Они все казались такими же беспомощными, как я, сдавшимися, некоторые так низко опустили голову, что не разбирая дороги спотыкались об идущих впереди, другие высоко держали голову, мол, на все наплевать. Многие плакали. Иные лица ничего не выражали, бесстрастны. Лишь бы эту минуту пережить. Смирились.

Я высматривала Кэррика, но он, конечно, не дурак, он здесь не засветится.

Может быть, наблюдает за происходящим по телевизору? При этой мысли я улыбнулась. Вот бы хорошо. Мне представилось, как он валяется на диване, в убежище, на свободе.

– Леонард! – вдруг во весь голос вскрикнула рядом со мной Лиззи.

Леонард на обочине, среди толпы.

Он протянул к ней руки, и они успели обняться, прежде чем настигший Лиззи страж их растащил.

– Дайте же им обняться! – крикнул женский голос, и все, кто стоял в толпе рядом и видел это, стали кричать на стражей.

Но кто-то другой в то же время кричал нам:

– Подонки Заклейменные!

Я шла дальше.

Потом обернулась посмотреть, велика ли наша цепочка, и далеко позади увидела Мону. Господи! А вот и Корделия. Ивлин нигде не видно, хорошо бы хоть она была в безопасности, с Альфой и профессором Ламбертом, а не в интернате для Порочных с рождения, хотя я опасалась худшего. Потом я увидела и Келли, мать Кэррика, а в соседнем ряду профессора Ламберта. Сердце упало: значит, схватили всех. Что с Джунипер, мамой, Кэрриком? Ноги подгибались.

Пройдя по мощеным улицам, мы вышли на старую площадь, окаймленную яркими, богато украшенными зданиями XVIII века. Чего они только не повидали за свою жизнь – эти дома, а теперь стали свидетелями такой жестокости.

– Должно быть, нас ведут в замок, – сказала я тому, кто шел рядом со мной.

Сердце стучало: замок вызывал страшные воспоминания, но ведь там дедушка, и отчасти мне даже хотелось туда попасть, найти его. Потом я подумала: а вдруг дедушка где-то здесь, в мужской цепочке, – я обернулась и снова попыталась разглядеть, кто идет сзади. И оттого, что смотрела назад, споткнулась, упала, разбила коленку.

Мужчина, который шел рядом, хотел было помочь, но страж засвистел, запрещая останавливаться. Мужчина пробормотал извинения и двинулся дальше. Женщина, стоявшая среди зрителей, охнула и протянула мне руку, но достаточно было взгляда стража, чтобы она попятилась.

– Прости, милая, – сказала она мне, губы ее дрожали. – Мне так жаль…

И все продолжали шагать мимо, а я лежала, из коленки сочилась кровь, и я притворялась, будто не могу встать, – нужно было точно рассчитать время.

– В колонну! – скомандовал страж.

Я еще потянула время, вставая, пока Мона не подошла вплотную, и тут я как раз поднялась и влилась в колонну прямо перед ней. Она радостно улыбнулась при виде меня.

– Привет, подруга! Надо же где встретились! Здорово ты выступила на складе.

Я оглянулась на мужчин, оказавшихся рядом. Леннокс, Фергюс и Лоркан.

– Классно выглядишь, Селестина, – добродушно заметил Леннокс.

Я улыбнулась. Силы вернулись: наше «племя» снова вместе.

– Терпеть не могу, когда на вечеринке все одеты одинаково, – пожаловался Лоркан, и мы вопреки всему рассмеялись.

– Ну что, Селестина, все идет по плану? – подколол Леннокс.

Все засмеялись вдвое громче.

– Молчать! – приказал страж, мимо которого мы как раз проходили.

– Где Кэррик? Мама и Джунипер в безопасности? – торопливо зашептала я. Сначала узнать, что с моими, потом расспрошу, как схватили ребят.

– Джунипер на свободе, в безопасности, с твоей мамой, – ответил Леннокс. – Мамой можешь гордиться, она такой шум подняла на этой базе стражей – явилась с юристом, с полицией, с газетчиком. Они переписали всех, кого там держали: стражей, Пиа Ванг, твоих одноклассников. Полицейский раскипятился, особенно из-за ребят, они уже несколько дней в официальном розыске. Кревану много чего придется объяснять. Думаю, все вот-вот выплывет.

Я улыбнулась: я была счастлива, что мама и Джунипер справились, гордилась ими. Но что ждет нас впереди? Этого никто не знал.

– А Кэррик? Он где?

Лоркан беспомощно оглянулся на Леннокса.

– Говорите! – потребовала я.

– Мы не знаем, – признался он. – Честное слово.

Я сглотнула, постаралась сдержать слезы. Не буду отчаиваться: может быть, Креван и не добрался до него.

– Как вы сюда попали? – спросила я.

– Невезение, – ответил Леннокс.

– Дом профессора Ламберта обыскали, – вмешалась Мона. – И тайный подвал обнаружили.

Боже! Это я во всем виновата. Я отправила их туда – посулила им там безопасность.

– Не твоя вина, – угадав мои мысли, сказал Леннокс. – Стражи давно уже стали присматриваться с подозрением к Маркусу и Кейт, и мы договорились, чтобы Маркус выдал нас – чтобы он оставался на хорошем счету. Без помощников среди стражей нам не обойтись. Так сам Ламберт решил. Ивлин спрятали, за нее не бойся.

Я кивнула – да, помощь Маркуса и Кейт необходима. Но и жертва была велика. Хоть Ивлин удалось укрыть. Я знала, Альфа позаботится о ней.

– Я сбежала со своим учителем английского, – вдруг ни с того ни с сего заявила Мона.

– Что? – Я резко обернулась.

– Прямо смотреть! – скомандовал страж.

– Ты спрашивала, как я заработала Клеймо. Когда мы еще только познакомились. Я тогда тебе не сказала. Мне было пятнадцать, я удрала со своим учителем английского. Ему было двадцать девять. Мы поженились. Я думала, нам это сойдет с рук. Не сошло. Было во всех новостях. Меня объявили в розыск. Нас поймали. Его посадили в тюрьму, а меня, поскольку я была несовершеннолетней, заклеймили.

– Я не сумела бросить курить, когда забеременела. – Корделия заговорила громко, чтобы все наши слышали. – Мамочки в престижном пригороде Мэдисон-Мидоу были возмущены. Они устроили свой частный Трибунальчик и вынесли мне предупреждение. Но я не сумела бросить. Меня поймали на восьмом месяце беременности, я курила в форточку в туалете на благотворительной распродаже выпечки, и они дружно решили заявить на меня. Я умоляла подождать до родов, чтобы девочка не считалась Порочной с рождения, чтобы у меня ее не отняли. Заклейменной матери-одиночке новорожденного ребенка не оставляют на воспитание. Они все согласились подождать – все, кроме одной…

– Мне нравилось одеваться в бабушкино платье, – пресерьезно заявил Леннокс и тут же расхохотался. – Шучу-шучу. Я создал сайт знакомств, чтобы мужчины могли без проблем изменять женам.

Мы все гневно уставились на него.

– Это твой был сайт? – Лицо Моны исказила гримаса. – Ну ты и задница.

– Миллион клиентов. Совершенно легально. У меня и «феррари» появился, и что угодно.

– «Феррари» конфисковал Трибунал? – Фергюса явно больше всего заинтересовала судьба автомобиля.

– Нет. Жена отсудила при разводе.

Мы так и покатились со смеху.

– Что ж, поделом тебя заклеймили, – сказала Мона, однако мы видели, что это она не всерьез.

Заговорил Фергюс, наконец-то забыв про свои шуточки:

– Я служил в полиции. С рабочего телефона переписывался с подружкой, мы посылали друг другу «интимные фотографии». Мне дали испытательный срок на пятнадцать месяцев, с удержанием жалованья. Ничего противозаконного в этом не было, обвинение в непристойном поведении с меня сняли, но доложили в Трибунал, а Трибунал счел меня порочным.

Я глядела на них с изумлением. Каждое признание словно прибавляло сил следующему человеку, и, пока мы шли, их тайны раскрывались передо мной одна за другой.

Вступила мать Кэррика:

– Мне поставили Клеймо на язык за клевету против нашего общества. Мы с Адамом не всегда были пекарями, – с горькой усмешкой добавила она. – Мы врачи. У нас была частная практика. И мы писали статьи о риске поголовных прививок. Наше мнение не устраивало ни медицинское сообщество, ни власти.

– А я ничего не сделал, – сказал пожилой, незнакомый мне человек. – Меня подставили. Но Трибунал заявил, что я лгу, и меня заклеймили.