– Ни одно животное не пострадало! – подбодрил нас Рафаэль. – Шутка. Осмотритесь хорошенько. Я веган. Против убийства животных ради пищи, моды или отделки интерьера. Тут все фальшивое, включая кожаного парня на ковре. Я назвал его Уэйд. – После небольшой паузы он добавил: – Ну да, ну да. Веган-коротышка. Проблемы с едой в ресторанах. У моей сестры еще хуже: у нее целиакия[2]. Шучу, – продолжал он без улыбки и даже не переводя дыхания, – сестры у меня нет. – Он поднялся и сходил к бару за виски. – Я бы и вас угостил, но по правилам Заклейменным не полагается пить спиртное. Вот вода. – Он бросил нам две пластиковые бутылочки из холодильника, и мы успели их поймать.

Кэррик с подозрением взирал на воду.

– Не беспокойтесь, все без обмана: при бутилировании этой воды ни одно животное не пострадало. Так, дело вот в чем. Я люблю кино. – Он открыл ящик, в нем – сотни дисков. – Смотрю по три штуки в день, и шаблон мне известен. Старый коп собирается в отставку, берется за последнее расследование, и тут его убивают. Или старый вор решается на последнее дело, и его ловят. Это неизбежно. Мы воплощаем свои страхи, искусство подражает жизни, жизнь – искусству, и так далее, и, хотя моя жена Сьюзен очень по этому поводу переживает ….

– Берись за дело, или я тебя брошу! – крикнула она из соседней комнаты.

– Несмотря на то что моя любящая жена Сьюзен так сильно за меня переживает, я готов подумать о том, чтобы взяться за дело. У меня свой сюжет: меня не застрелят и не схватят. Я – адвокат, не проигравший ни одного дела, значит, в моем кино будет так: после ухода на пенсию я вернусь к работе – и проиграю дело.

Я посмотрела на Кэррика – впервые за последний час.

– Но это в худшем случае. Я никогда не проигрывал и на этот раз не собираюсь. Полагаю, денег у вас нет, вы в бегах, а потому едва ли можете устроиться на работу и заплатить мне, а даже если бы и работали, не те заработки у Заклейменных, чтобы хватило на мой гонорар. Это ставит меня в сложное положение – и тем сложнее, что вы стали нарушителями, – ну да ладно. К трудностям мне не привыкать. Я собираюсь представлять вас не вместе, а каждого по отдельности, ты уж, Кэррик, не обижайся. Ты удивился, что мне известно твое имя, но я читаю новости, слежу за заседаниями Трибунала, и, хотя ты не столь знаменит, как твоя спутница, мне попалась на глаза короткая заметка и о твоей выходке – не слишком разумной, но честной. Наша звезда – Селестина. В любой паре кто-то послабее, из-за этого случаются конфликты, но выше нос: многим людям удавалось с этой проблемой справиться. Полагаю, вы приехали ко мне, потому что я – единственный на всем белом свете адвокат, которому удалось отменить приговор Трибунала. Не знаю, как вы это выяснили, дело строго засекречено, никаких следов, но это вы расскажете мне потом. Большой радости нашему другу мистеру Кревану та история не принесла. Хотите знать, как я этого добился?

Снова пауза, потом улыбка.

– Я был прав! А правый побеждает всегда – нужно лишь упорно работать, не сдаваться, не жалеть денег, угроз, всяких финтов и чтобы дело вел неравнодушный человек. Я таков: взявшись за дело, я его не брошу.

Каждую неделю я получаю десятки просьб от Заклейменных, но я не берусь за их дела. Я – их заветная мечта, их единственная надежда, не потому, что они знают о моем успехе, но потому, что я добился такой репутации в зале суда. В юрисдикции Заклейменных я – гигант. Забавно, правда?

Вот почему я здесь: вышел на пенсию молодым и укрылся в безопасности, в горах, подальше от всего. Не знаю, как вы меня нашли, но – снимаю шляпу. Судя по твоему лицу, Селестина, ты не веришь, что я тут в полной безопасности. Ты нахмурилась, когда я произнес эти слова. Да, ты права, твой дружок Креван и для меня заноза. Я решил, будет лучше для нас обоих соблюдать дистанцию. Он, мягко говоря, проигрывать не любит. И он знает, где меня искать, если я ему понадоблюсь. Он довел это до моего сведения.

Подавшись вперед, Рафаэль впервые глянул на меня в упор:

– Ты сумела ускользнуть от него. И это любопытно, возникают два вопроса: как тебе это удается и почему он гонится за тобой. Особенно меня интересует «почему», но я не могу допустить, чтобы решение взяться за твое дело зависело от этого. На худой конец, мое любопытство останется неудовлетворенным.

Он откинулся назад и постучал пальцем по подбородку, размышляя.

– Если я задам вопрос, почему Креван так тобой интересуется, ты мне расскажешь?

Я видела, что Кэррик собирается что-то сказать, и поспешила ответить сама:

– Только если вы дадите согласие представлять меня в суде. Письменное, – уточнила я.

Он улыбнулся.

– Проблема в том, что я не уверен, смогу ли я выиграть дело – независимо от того, как сложились отношения у тебя с судьей. Дело-то с самого начала было странное. Тебя заклеймили не за то, что ты помогла Заклейменному – за это полагается тюремный срок, – а за то, что ты солгала. Ты сама признала в суде, что лгала. Признала задним числом, это уже пятно на репутации. Но, по правде говоря, мне хочется знать, из-за чего судья Креван так распсиховался. И в то же время я не уверен, стоит ли это знание риска проиграть дело. – Он смотрел на меня в задумчивости. – Пока что я склоняюсь к утвердительному ответу.

Он встал и принялся расхаживать по коврику с лицом ковбоя Уэйда.

– Ах да.

Он остановился и улыбнулся, словно прочитав мои строптивые мысли.

– Теперь понимаю. Ты хочешь поставить под вопрос саму систему Трибунала, то есть подать иск о нарушении прав человека. Обычно такие дела рассматриваются в Верховном суде, и там ты проиграешь, потому что ни один нормальный адвокат никогда не станет представлять Заклейменных перед другим судом, кроме Трибунала, из страха быть обвиненным в помощи Заклейменным – пусть даже ему за это заплатят, а ты и не заплатишь, потому что денег у тебя нет. Значит, тебе нужен человек вроде Эниа Слипвелл из партии Жизни, пусть она дерется за тебя. Твой парень может тебе рассказать о ней подробно, он с ушами влез в ее кампанию.

На миг мне почудилось, что он имеет в виду Арта, но Рафаэль смотрел на Кэррика – я была сбита с толку.

– Вы ошибаетесь, мистер Ангело, Кэррик не имеет никакого отношения к Эниа Слипвелл, – поправила его я.

– А! Боже мой! Значит, она ничего не знала про твои дела с Эниа Слипвелл, а, Кэррик? Кто же ее просветит – ты или я?

Кэррик сглотнул.

– Просветите меня, будьте добры! – попросила я, чувствуя, как зарождаются во мне гнев и страх. На кого смотреть – на Рафаэля или на Кэррика?

– Твоему парню поручалось, в случае, если бы он согласился – а он, будем смотреть фактам в лицо, явно согласился, – разыскать тебя, взять под крыло, чтобы Эниа могла использовать тебя в своей кампании. Она рассчитывает на голоса Заклейменных, такого еще ни один политик не проделывал. Как ты знаешь, Заклейменные обычно воздерживаются от голосования, хотя участие в выборах – одно из немногих оставшихся у них прав. Какой смысл голосовать за того или иного государственного деятеля, когда сам не чувствуешь себя частью этого государства?

Привлечь голоса Заклейменных – умный ход, но рискованный. Эниа ведь недостаточно одних только Заклейменных, а значит, ей нужно, чтобы многие люди поддержали ее, поверили в Заклейменных. А как этого добиться? И тут является наша героиня – Селестина. Замкнутый круг. В какой мере успех кампании зависит от одного лишь человека? – Он глянул на Кэррика. – Готов об заклад биться: весьма в большой.

– Откуда вы … Это не совсем так … – забормотал Кэррик.

– Хм, – Рафаэль снова перевел взгляд на меня, – сама подумай, Селестина.

Я была так поражена услышанным, самой мыслью о сговоре Кэррика с Эниа Слипвелл, что не могла отвести глаз от Кэррика, а тот прятал глаза, смотрел себе под ноги, в смущении драл протертые на коленях джинсы.

– Рвать друг другу волосы, ругаться и истерить будете потом. На меня смотрите, смотрите на меня, – с улыбкой потребовал Рафаэль. Он вернулся к столу, выдвинул ящик и достал лист бумаги. Что-то написал и передал мне.