«Счастливые люди великодушны, – усмехнулся про себя Кларк, – они доверчивы и рады кого-нибудь пригреть своим добрым крылом. Что ж, начнем атаку». Кларк поднял голову и как бы невзначай встретился взглядом с молодым железнодорожником. Через минуту он сделал то же самое, но на этот раз уже улыбнулся глазами. Еще через некоторое время он подмигнул соседу по столу и сказал хмельным голосом:

– За тех, кто вышел на самостоятельную дорогу. За тебя, механик, – прибавил Кларк и поднял кружку.

Молодой железнодорожник, не ожидавший такого ясновидения от незнакомого человека, жарко, до слез покраснел, но свою кружку с пивом он все-таки тоже вознес и осушил ее до дна.

Кларк в душе ликовал. Как быстро заложил он фундамент дружбы с этим так необходимым ему парнем. Он погрозил ему пальцем и сказал, как старому приятелю:

– Сам виноват, браток, что я твои секреты разгадал: они сверкают в каждой твоей пуговице. Завидую: лет на пять моложе меня, а уже имеешь такую специальность.

– Тебе ли завидовать! – железнодорожник посмотрел на ордена и медали демобилизованного старшины.

– «Не гляди, что на груди, а гляди, что впереди», предупреждал Вася Теркин. Впереди у меня – увесистый ключ, зубило, домкрат и третий разряд паровозного слесаря или кочегара. Учеником твоим, может быть, буду.

– Что, кончил службу?

– Угу. Здесь, в Яворе, собираюсь заякориться. Можно? Разрешаешь?

– Можно, – засмеялся паровозник. – Разрешаю.

Кларк решил, что дальше сближаться можно уже смелее.

– Как тебя мама называет, механик?

Железнодорожник, смеясь, ответил:

– Василем.

– А люди? Товарищ…

– Гойдой, – подсказал Василь.

Кларк смерил юношу с ног до головы оценивающим взглядом.

– Все тебе, брат, к лицу: фамилия, имя, профессия. А у меня подкузьмили и фамилия и имя. Иван! Белограй!

Заметив пограничный наряд, вошедший в ресторан, Кларк осторожно скомкал так удачно налаженный разговор с Василием Гойдой и опять повернулся к уже успевшему заскучать старшине-артиллеристу.

– Выпьем, дружба, еще по стакашке за твою Клаву!

Выпивая и продолжая с артиллеристом разговор, Кларк ни разу не посмотрел в сторону пограничников, проверяющих у пассажиров-военнослужащих документы.

К столу подошел пограничный наряд – молодой лейтенант и два солдата с автоматами. Офицер попросил предъявить документы. Кларк допил пиво, вытер губы ладонью и неспеша полез в карман. Пока он, позванивая орденами и медалями, доставал толстый бумажник, старшина-артиллерист успел протянуть лейтенанту маленькую книжечку в коричневой обложке и аккуратно сложенную вчетверо бумагу – отпускной билет. Офицер внимательно просматривал документы.

Кларк тем временем вытащил кожаный, видавший виды бумажник, положил его на край стола и раскрыл так небрежно, что все его содержимое посыпалось на пол. Чего только не хранил в своей необъятной утробе этот солдатский бумажник: вырезки из газет времен Отечественной войны, выписки из приказов Главнокомандующего об объявлении благодарности за отличия, письма, какие-то справки, почтовые квитанции, гребенку с зеркальцем, деньги, орденскую книжку, фотографию красивой девушки в украинском костюме, с лентами в толстых русых косах.

Подбирая с пола содержимое бумажника, Кларк улыбался:

– Извиняюсь, товарищи!.. Это я на радостях все свое барахлишко вывернул… Один момент!

– Почему без погон? – строго спросил пограничник. – Прошу предъявить документы!..

– Документы? Пожалуйста!

Кларк нагнулся, взял с пола пачку бумаг, протянул лейтенанту.

– Читайте, там сказано, почему старшина Иван Белограй без погон. Отвоевался! Отслужил честно и благородно, дай бог всякому.

– Когда вы получили пропуск в пограничную зону? – спросил лейтенант.

– Когда?.. Так там же все ясно, по-русски написано. Читайте! Пятого марта сего года.

– Кончается срок действия вашего пропуска. У вас в запасе всего одна неделя.

– Не беспокойтесь, товарищ лейтенант! Продлим, если… если нам не дадут поворот от ворот.

Пограничник положил на край стола бумаги.

– Каким поездом приехали?

– Да этим самым, московским.

– Билет сохранился?

– Билет? Можно и билет. Вот! – Кларк вытряхнул из платка кусочек картона. – Москва – Явор. Годность – трое суток… Стоимость…

– Советую, товарищ, пойти в гостиницу и лечь спать, – сказал на прощанье лейтенант охмелевшему, не в меру разговорчивому демобилизованному старшине.

– Гостиница… А где она?

– Здесь, на вокзале. На третьем этаже.

Лейтенант откозырял и удалился.

Всякий человек, вольно или невольно наблюдавший за Белограем и Воловиком, не мог не подумать, что они вместе ехали в поезде, подружились в дороге и вот теперь ужинают перед разлукой. Именно на это и рассчитывал Кларк.

Диктор объявил по радио, что через полчаса начнется посадка на поезда, следующие в Будапешт и Вену, в Братиславу и Прагу. Старшина-артиллерист с грустью посмотрел на часы, вздохнул.

– Жалко.

– Чего тебе жалко? – спросил Кларк, не подозревая о том, какой опасный последует ответ, во многом решивший его судьбу.

– Только познакомились, а уже надо разлучаться. Вот и жалко. Удивляюсь, Иван: всего один час знаю тебя, а нравишься так, вроде мы с тобой всю жизнь дружили. Чем приворожил?

– Э, есть такое заветное средство. Только не скажу, какое. И не выпытывай. Давай лучше выпьем. Последнюю! – Кларк налил в кружку пива, разбавил его слегка водкой, чокнулся со старшиной. Проделывая все это, он незаметно косил глазами в сторону сидящего за соседним столиком железнодорожника, – слышал ли тот неуместное признание старшины, не вызвало ли оно у него настороженности?

Молодой машинист беспечно пил пиво, дымил сигаретой. «Ничего не слышал», – успокоил себя Кларк.

Диктор напомнил о том, что скоро начнется посадка на поезда, следующие за границу, и сообщил о прибытии пригородного поезда Мукачево – Явор – Ужгород.

Старшина-артиллерист неохотно поднялся из-за стола.

– Ну, Иван, раскошеливайся… расплачивайся, одним словом, а я пойду. Пора.

– Постой. Так ты, брат, не уйдешь. – Кларк грубовато притянул к себе Воловика, потрепал его за волосы, потом поцеловал в щеку. – Будь здоров, Гринько!

Проводив старшину к двери досмотрового зала, Кларк поспешил вернуться в ресторан, но Василия Гойды там уже не было. Не нашел Кларк так нужного ему машиниста ни в зале ожидания, ни в парикмахерской, ни на почте, ни в камере хранения. «Уехал пригородным в Мукачево», – сообразил Кларк. Он с досадой пожевал губами и направился на третий этаж, в вокзальную гостиницу. Час назад он не думал, что там придется ночевать. Рассчитывал на домашнюю постель нового друга, на его хлеб и соль. «Ничего, голубчик, и до тебя доберусь. Нужен ты мне, очень нужен».

Поздно вечером Громада вернулся с границы и по дороге в штаб решил заехать домой. Поднимаясь по лестнице, на площадке второго этажа он увидел широкие плечи и знакомый курчавый затылок Зубавина.

– Евгений Николаевич, вы? – окликнул он майора своим мощным басом. – Чего по ночам бродите?

– Не спится, Кузьма Петрович. Вот я и решил в гости к вам напроситься.

Зубавин часто бывал у Громады дома, он глубоко уважал его жену, Ольгу Константиновну, его девочек Майю и Светлану. Но Кузьма Петрович понимал, что сегодняшний неожиданный ночной приход Зубавина вызван какими-то особыми обстоятельствами.

Ольга Константиновна, открыв дверь, обрадовалась, увидав Зубавина.

– А, Женя! Здравствуй, пропащий! – Высокая, в легком белом платье в синюю крапинку, с непокорными темными волосами, перехваченными голубенькой выцветшей лентой, она легко и быстро подошла к нему, схватила за ухо своими пухлыми и теплыми пальцами. – Вот тебе, вот, вот…

– За что мне такое наказание, Ольга Константиновна?

Она с веселым негодованием посмотрела на мужа, который направлялся в ванную.

– Слыхал, Кузя? Он, такой-сякой, даже не чувствует своей вины. – Ольга Константиновна смерила Зубавина с ног до головы презрительным взглядом. – Кто глаз не кажет третью неделю? За пять кварталов обходит наш дом? Девочки тебя уже начисто забыли…