Я истошно заорал, вырываясь из кокона, а затем погрузился в густой холод, в темноту, как-то со стороны глядя на то, как мое тело закружилось в пируэтах, а меч пропал в безумно-быстром сиянии вращения. Дикий крик отвлек всех от боя, а затем уже стало не до размышлений. Он рубил тупым клинком легко, как ножом по нагретому маслу, дышал ровно и уверенно, улыбаясь ледяной улыбкой безумца и убийцы. Джинджер отпрянул, рявкнув своим, чтобы немедленно отступили и не подставлялись под удары, чтобы уносили ноги. А в ответ ему звучал мой чужой смех. Кровь разлетелась по остаткам снега ровными кругами и полукружьями, брызгами окропляя перекошенные болью лица, сверкала в едва пробивающихся лучах столь же алого солнца. Тёмные, их жалкие остатки, пытались бежать, но Павший нагонял их в стремительных выпадах, подрубал под колени и без капли жалости добивал. Джинджер пятился, Камиллы и след простыл, но я помнил ужас в её алых глазах.

- Беги, Мерт. Но я буду ждать! - рассмеялся Павший. Надрывно, дико, громко. Проводил взглядом удаляющуюся спину вампира, а затем вновь захохотал. - Передавай привет своему хозяину, шавка!

Резкий разворот. Перемазанный в крови, что забилась в зазубрины, кусках кишок, тупой и совершенно безобидный клинок прочертил линию по окровавленному снегу.

Была весна. Тихо капала где-то вода, срываясь с ветвей деревьев и краёв крыши домов. Шелестел ветер, удивленно касаясь моего лица и словно бы боясь, опасливо проверяя, я это или не я. Наверное, я бы и сам попробовал проверить, если бы не был уверен - я. Сапоги едва не по щиколотку уходили в грязь, в которую превратилась дорога, ведущая к городу. Рюкзак оттягивал плечо, в голове было приятно-пусто, тихо, пока я не заговорил:

- Спасибо, что не тронул Эрика и его семью.

В ответ мне раздалось неопределённое, ворчливое мычание, из которого я понял, что, будь его воля, он бы всех порубил на фарш. И я не смог не улыбнуться. Так странно было находить в существе, из которого идеализировали чистое, абсолютное зло, проблески прошлой человечности. И хотя я полностью отдавал себе отчёт в том, что он поступил так лишь потому, что готовил почву для моей поддержки и дальнейших срывов и поблажек, это нисколько не умаляло моей благодарности.

- Как твоё имя? - после нескольких мгновений блаженного затишья, вновь подал голос я, просто потому, что мне хотелось поговорить сейчас хоть с кем-то. Ответ последовал резкий и неприветливый, хотя от Павшего иного и не ожидаешь.

- Не твоего ума дело. - Огрызнулся он, и мне почудился раздражённый шелест крыльев, но то не помешало мне продолжить выспрашивать.

- И всё же? Я читал о тебе, но ни в одной из книг твоего имени нет.

- Тебе не положено знать, значит.

- Дай угадаю, ты и сам уже не помнишь?

- Прекрасно помню! Отвяжись! - Начинает рычать всё яростнее, всё холоднее.

С опозданием меня настигло понимание того, что, возможно, после всего произошедшего в далеком прошлом, это существо не больно-то любит свое имя. Ну или, быть может, опасается той власти, что я могу приобрести над ним, узнав.

- Ладно, сам как-нибудь скажешь. Всё же, имя у тебя должно быть.

- Аэлирн, - тихо, после затяжного, напряженного молчания произнес Павший и затих.

Была весна. Вокруг всё таяло, оживало, влажно поблёскивало и начинало дышать с новыми силами. Тихо пели птицы, небо переливалось солнечными бликами на легких перьях облаков. И я начинал дышать вместе с миром, который наконец скинул с себя мёрзлые оковы зимней стужи.

========== Перекрёстки кожаных дорог ==========

Как вы думаете, всегда ли температура на Аляске такая же, как и во всех нормальных странах? Конечно же, нет. Та оттепель, что провожала меня из дома Эрика, была недолговечной, в чём я убедился в скором времени. Почти на следующий же день после моего отправления мороз заломил под минус двадцать по Цельсию. Надо сказать, я несказанно удивился, когда толком проснулся и не смог открыть глаза, потому что у меня заиндевели ресницы. Это было довольно страшно, потому как и тело моё окоченело, оставив твердый осадок осознания того, что я мог и не проснуться вовсе. Павший же ехидно заметил, что теперь я знаю, как чувствуют себя вампиры, спящие в горизонтальном положении. Конечно, после моего недоумённого взгляда, (когда я смог-таки продрать глаза) он мне провёл поучительную лекцию про вампиров. Надо сказать, очень интересную, скрасившую моё тусклое утро у костра с банкой консервов и армейским ножом - весьма дрянное, между прочим, питание, но единственное, которое не пропадёт и за десять лет. На Аляске - уж точно! Армейский нож я не стал жрать - в конце концов, никогда не считал себя графом Калиостро, да и полагал, (думаю, что весьма справедливо!) что холодное оружие пагубно влияет на молодой, только развивающийся организм.

Аэлирн выдвинул предположение, что все вампиры - и чистокровные, и обращённые - являются наполовину трупами, у которых сохранилось множество инстинктов, в отличие от зомби, существование которых, как таковых самостоятельных существ, подтверждено не было. Он, конечно, допускал определение “ходячего мертвеца” к мертвецам, коих поднимали некроманты, но подобное искусство было давно забыто, давно перестало использоваться, поскольку некроманты затихли, ушли в подполье. Задумчиво он добавил так же, что последнего некроманта, о котором он слышал, самостоятельно выпотрошил и достал его хребет. И мне даже показалось, что я услышал в его голосе подленькую, гадскую и весьма самодовольную ухмылку. Наверное, мог её даже почувствовать, увидеть, но Павший старательно скрывал от меня свою физиономию. Интересно, с чего бы?

Так вот, возвращаясь к вампирам и его лекции. Он сравнивал их с летучими мышами, которые так же спят вниз головой, хотя для многих существ это весьма опасно - кровь приливает к голове и тому подобное. Когда же я поинтересовался у бывшего эльфа, зачем им, вампирам, в таком случае спать вверх ногами, если они распрекрасно спят и лёжа, Аэлирн напомнил мне, как трудно было выбираться из рук Виктора, если я просыпался раньше него. Действительно - кровать казалась абсолютно ледяной, словно земля, на которой мне довелось спать под это утро, равно как и мой брат собственной персоной. Руки Виктора было трудно разжать или хоть как-то пошевелить его самого. Тогда мой сосед милостиво объяснил мне, что вампиры, раз на какую-то часть мертвы, должны разгонять свою кровь, заставлять работать мозг, а значит - доставлять ему кислород. Когда они бодрствуют - это не проблема, они могут выпить горячей крови живого существа или заставить своё сердце работать, но с таким же успехом могут заставить его остановиться вовсе, когда ведут охоту. Именно тем и объяснялось, почему же эти кровососы такие хорошие наёмники, пусть и не опускаются до подобного (по крайней мере те из них, что сохранили остатки гордости) - все магические существа так или иначе чувствуют энергию, магию, а мёртвые её никак не излучают. А когда вампиры спят вверх ногами, их густая, холодная кровь всё же приливает к голове и заставляет мозг работать, хоть немного оставлять их живыми, что, сами понимаете, довольно затруднительно в горизонтальном положении. По тем же причинам бытовавшее мнение о том, что сердце вампира непременно нужно проткнуть осиновым колом - отдаёт изрядным бредом: чтобы уничтожить вампира, необходимо лишить его контроля над телом, то есть - отрубить голову.

- Хочешь знать, как я до этого дошёл? - Почти ласково, но не без доли гордости в голосе произнёс эльф. Ну а затем, не дожидаясь моего согласия или отказа, продолжил, пока я вяло ковырялся тупой вилкой в консервах. - В моём списке - старом, конечно, который я уже давно подчистил - был один вампир. Его звали Эмиэль. Древний вампир, чистокровный, почище твоих братишек, много о себе мнящих. Кстати говоря, им бы следовало у него поучиться, коли он был жив, хе-хе. Высокий, с белыми-белыми волосами, гордый. А манеры! Как у короля, не меньше. Правда, тот ещё ублюдок был. Изнасиловал Дерека, забрал его невинность.