Чем холоднее становилось, тем жёстче были тренировки, чтобы не замёрзнуть. Я сбивался со счёта, не мог понять, кто я и где я. Для меня теперь существовали только удары меча, свист стрел и сосредоточенность. Тело моё жаждало всё новых тренировок, начинало впитывать в себя знания, как губка, и Эрик был доволен этими результатами. Я же не считал их особенно удовлетворительными. Мои собственные движения казались мне грубыми, резкими, неправильными, точно рубил топором, а не танцевал, как просил Эрик. Тот, видимо, это понимал, а потому всё реже поправлял меня на тренировках, рассчитывая на мою собственную интуицию, и это было намного приятнее и, можно сказать, проще. Я не щадил себя совершенно. Стрелял из лука до тех пор, пока не переставал чувствовать пальцы, крутил вольты и пируэты, пока не падал в снег совершенно без сил. И читал, если не мог уснуть, а это происходило всё чаще. Словно бы некоторое предчувствие щекотало мне нервы, но ничего не происходило. Однако, Павший молчал вот уже несколько дней, и это было подозрительным, хотя не могло не радовать меня. Голова переставала болеть, и я проваливался в сон даже без чтения, но даже там меня преследовало беспокойство, страх. Я должен был обратить на это внимание, сказать Эрику, но моя самонадеянность в очередной раз не сыграла мне на руку.

После недолгого отдыха в один день Эрик решил устроить забаву - напустил на меня Александра с Максом, выдав мне две сабли, а Линду заставил стрелять по нам. Сперва это было очень даже трудно - мне следовало следить за всеми тремя, чтобы не дать коснуться себя их саблям, чтобы не дать стреле оставить на мне синяк. А после четверти часа, когда близнецы стали выдыхаться, я вошёл в раж - сам переходил в атаку, не замечая, как свободно кручусь меж ними в пируэтах, как невольно начинаю смеяться от непонимания и разозлённой сосредоточенности на их лицах. Я понимал - несколько дней, может, две недели, и Эрик выпустит меня отсюда. И я смогу продолжить свой путь. Я раздухарился, не сдержался, попал Максимилиану по руке, и он с криком отскочил назад. Эрик поднял руку, призывая нас остановиться. Я тут же принялся извиняться, убирая тренировочные сабли в ножны на спине, которые для меня отыскали эти чудесные создания.

- Прости, Макс, прости, - бормотал я, подходя к парню и виновато опуская взгляд. - Я слишком увлёкся, прости.

- Не извиняйся перед ним, Льюис. Виноват тот, кто не заблокировал удар, - остановил мои рулады Эрик, осматривая руку сына. - Всего-лишь крепкий синяк будет - не больше. Ты же знаешь, этим не отрубить конечность, не проткнуть насквозь. Максимум, что ты можешь устроить ему - перелом. Но у этого барана кости крепче стали!

Мы посмеялись и продолжили тренировку в обычном режиме. Они встали в ряд передо мной на приличном расстоянии, вручили мне лук и завязали глаза. С одной стороны, знак доверия, что я не разочарую их стометровым промахом и не попаду по паху, например, с другой стороны - издёвка. Я только-только пристрелялся, привык, забыл о боли в пальцах благодаря специальным перчаткам, а они требуют попадания по цели с закрытыми глазами.

Стрелу я закладывал автоматически, натягивал тетиву точно так же. А затем - напряжённо вслушивался. Была весна. Тихо капала с деревьев и крыши дома вода, шелестел ветер еловыми или совершенно лысыми ветками, слышалось пение птиц, и едва слышное - дыхание моих жертв. Напряжение было в каждой клеточке тела. Я не хотел промахнуться. Я хотел попасть! Первый выстрел и вскрик Линды, принявшейся упрекать меня за то, что я попал ей по груди, на что Александр ехидно заметил, что я герой, раз вообще смог попасть по тому, чего нет. Я улыбнулся, позволяя им отзубоскалиться и дать мне сосредоточиться. Я не слышал дыхания Эрика. Совершенно. И молча завидовал ему - в хорошем смысле слова. Он умел себя держать, умел делать так, чтобы его не было слышно или видно. И я понимал, что никогда не попаду по нему, даже будь я с широко раскрытыми глазами, а он - стоял бы ко мне спиной. Я восхищался им молча и целился, вслушивался, как зверь, а затем спустил очередную стрелу. Максимилиан вновь заорал дурным голосом, и я сорвал с себя повязку, бросившись к ним. Парень зажимал лицо ладонями, по которым медленно заструилась кровь.

- Чтоб ты знал, козёл, это мой нос! - прохрипел несчастный, и я виновато опустил голову.

- Прости, Макс, - тихо произнёс я, хотел было добавить, что тут только моя вина, но тут же закрыл рот.

Я автоматически вытащил свою саблю, вслушался, начал всматриваться, хотя и не знал, почему. Зато вот Эрик, похоже, отлично знал, потому что тут же накинулся на Александра:

- Какого чёрта?! Ты должен был поддерживать барьер на этой неделе!

Изумление на лице парня говорило само за себя - он здесь был совершенно не при чём, не был виноват в чём-то, наверное, страшном, раз мужчина так схватил его за грудки.

- Макс должен был следить сегодня за барьером! - возмутился парень, пытаясь высвободиться из хватки отца.

Тот, на кого перевели стрелки, выл, прикладывая взятый с земли снег - тот, что еще остался - к пострадавшему носу, который уже почти не кровоточил, но забавно повернулся на бок и посинел, разводы разошлись, как и полагается, к векам молодого мужчины, а я вслушивался - напряженный, как сжатая пружина, чуть дрожащий, готовый биться, хотя в голове лихорадочно всплывали формулы заклятий, сбивая с толка и не давая собраться. Эрик чертыхнулся и уже развернулся, чтобы вновь возвести барьер. Но в нашу сторону от дома уже направлялось несколько темных силуэтов. Я сделал шаг назад, чувствуя, как накатывает ужас. Я чувствовал, что сзади к нам так же приближаются, готовятся нанести удар.

Того, кто вышел вперед, я не сразу признал. Сердце моё сжалось от жалости и ещё большего страха. Он иссох, побледнел; под глазами, горящими лихорадочным огнём мести, залегли тени. Волосы его не были теперь аккуратно уложены, растрепались, отросли, что ему совершенно не шло. Джинджер не напоминал более себя, и я чувствовал, как от него пахнет крепким алкоголем, солью и жуткой опасностью.

- С дороги, Эрик, - хрипло гаркнул вампир, надвигаясь на нас и вытаскивая из-за пояса тонкий, прямой стилет. - Твоя смерть никому не нужна. Отдавай Камаэля или прощайся с жизнью.

- Мой долг защищать этого ребёнка, - сухо отозвался мужчина. Ни один мускул не дрогнул на его некрасивом, но очаровательном лице. - Нападайте.

Мой взгляд скользнул за спину брата, впиваясь взглядом в алые глаза дроу. Губы дрогнули, готовясь обнажить зубы, а в ответ я увидел весьма довольную ухмылку девушки. Камилла, наоборот, похорошела, стала выглядеть так, словно восхитительно отдохнула где-то на кладбище в полнолуние. Уж не знаю, как отдыхают тёмные эльфы.

- Как видишь, Льюис, всем хочется тебя обмануть, - шёпот обнял моё тело ласково, нежно, его шелк сомкнулся на горле и затмил взгляд. - Сейчас эта милая семья будет убита, рассечена на кусочки твоим братом и его прихвостнями. И даже их магия не сможет защитить. Тебя снова закуют, будут истязать, и Виктор уже не придёт на помощь, никто не сообщит ему о том, что тебя взяли в плен. И ты сломаешься, мой малыш, мой милый Камаэль. Тебе не дано выжить в этом мире без моей помощи. Ты бесхребетен. Смотри же! Смотри!

Тьма отхлынула от моих глаз вместе с удушьем, из груди вырвался крик - они схлестнулись в бою. Эрик и Джинджер. Острый, смертоносный стилет вампира сверкал в лучах заходящего солнца окровавленным серебром. Мощный, но совершенно безобидный палаш эльфа едва поспевал за шустрым, лёгким клинком. Каждый удар брата отгонял мужчину на один шаг, каждый блок и контрудар эльфа отгонял вампира на два. Вокруг меня словно была пелена, скрывающая от прочих - странная, плотная, точно… Перья? Я вскинул голову, смотря на полупрозрачные, огромные крылья, сомкнувшиеся вокруг меня коконом, защитившие. Но мне не была нужна защита, мне нужен был бой! И чем сильнее я сопротивлялся, тем сильнее сжимался кокон, удушая слащавым ароматом. Меня всего обдало сладким, дурманящим запахом, тёплым и нежным, но при этом разжигающим страсть и желание, каких я прежде не испытывал. Стыдно признаться, даже в руках Виктора. Кровь закипела в жилах, словно бы загораясь, разум взорвался тысячами осколков, точно пытаясь причинить мне лишь большую боль. Веки заволокло самой настоящей кровавой пеленой - от такого напряжения несколько сосудов лопнуло, кровь выступила на веках, стекая по щекам. Через кровавый туман я разглядел, как Камилла бесшумной кошкой ринулась на спину Эрика, выгнув спину, коротко взмахнув клинком.