Приятно уцепиться за кусочек своего прошлого, такой крохотный и незначительный, что для других он бы даже показался смешным, но для меня это было самым настоящим островом воспоминаний. Хотя я бы предпочёл, чтобы эта дурная их часть осталась за вуалью забвения и никогда более не возвращалась ко мне. Но я был бы дурным правителем, если бы помнил только хорошее и мог жить только с ним, а потому я сделал глубокий вдох, пересёк небольшую комнатушку и замер перед картой, жадно вглядываясь в неё.

– Надо думать, что теперь вся эта территория принадлежит моему дорогому брату, – задумчиво, скорее, для самого себя произнёс я, проведя кончиками пальцев по изображённым на карте рекам и дорогам. Лаирендил за моей спиной буркнул нечто мрачное и утверждающее, но мне и не нужен был ответ. Сделав пару глубоких вдохов и справившись с накатившим на меня кровавым безумием, я повёл рукой, притягивая к себе кресло и медленно опускаясь в него, не сводя взгляда с символического изображения замка и угольной надписи: «Лар-Карвен». – Примерная численность? Какие были конфликты за это время?

– Их… очень много. Скажем так, их миллионы по сравнению с нашими тысячами выглядят внушительно. Но мы трепали их, как только могли. В последний раз, месяц назад, я лично возглавил атаку в этом городке. Убили две сотни Тёмных. На каждого нашего пришлось по двадцать этих ублюдков, и всё равно сюда мы вернулись только втроём.

– Сколько у нас сейчас боеспособных единиц? – стараясь не хмуриться, поинтересовался я.

– Трудно сказать. Здесь живёт две тысячи. По всей территории рассеялись ещё десять. Но это очень сильно примерно.

– Что ж, тогда тебе будет, чем заняться. А я уже прямо сейчас должен собраться и отправиться.

– Не думаю, что это будет хорошим решением. Боюсь, господин Аэлирн нас просто на кусочки разорвёт, если узнает, что мы отпустили вас одного. – Не без улыбки произнёс Лаирендил, но она быстро сошла с его лица. – Я не представляю, как мы выиграем эту войну.

– Очень просто, – тихо отозвался, не сводя взгляда с карты. – Но придётся быть очень и очень осторожными, иначе нас всех перебьют. А возвращаться второй раз для такого сомнительного удовольствия я просто напросто не стану.

– Это и дураку понятно, – фыркнул Лаирендил.

– Значит, здесь собрались те, кто глупее дураков. – Резко обронил я, поднимаясь на ноги и подходя вновь к карте. – Мой план не новый и не гениальный, наверняка уже все подумали об этой тактике. Не ясно только, почему её до сих пор не применили на практике, почему вы до сих пор ничего не делали. Неужели был нужен какой-то пинок свыше? Чёрт побери, Лаирендил, вы уже давно могли всё сделать сами! Вы ждали семь с половиной лет непонятно чего и непонятно почему, вместо того, чтобы заняться Тёмными и надавать Джинджеру таких тумаков, чтобы он сбежал в свой треклятый Лар-Карвен. Да и он тоже хорош. На его месте я бы хотел взглянуть на каждую отрубленную голову Советников и рыцарей, чтобы убедиться в собственной безопасности. Удивительно, что вы ещё живы.

– Именно поэтому Джинджер до сих пор сидит в Беаторе, – зло прошипел вспыхнувший до корней волос эльф, которому мои упрёки показались оскорбительными. – Мы выживали. Он не давал нам спокойно продохнуть, а мы делали всё, что могли и успевали. Последние несколько лет у них нет толкового снабжения к твоему сведению, а это уже не мало.

– Но у него до сих пор есть голова на его чёртовых плечах, – тихо себе под нос произнёс я.

Холод прошёлся по телу от груди, я невольно опустил взгляд ниже, подспудно боясь увидеть торчащий из неё клинок брата. Месть снова застилала глаза, но я поторопился и вдохнул поглубже, успокоил себя.

– Что с принцем? – наконец поинтересовался я, повернувшись к Лаирендилу.

– Прости?

– Эльфийский принц, Лаирендил, который должен был занять моё место.

– А, этот, – несколько раздосадовано протянул рыжий и потёр шею, – ему уже почти восемь.

– Хорошо. Значит, у нас есть двенадцать лет, чтобы подготовить его высочеству место на троне.

– Что за чушь ты несёшь, Эмиэр? Ты – истинный Король!

– Так-то оно так, но он вполне может предъявить права на трон. И сделает это при первой же возможности. В том случае, если он сообразителен. А эльфы все чересчур сообразительны. А это в свою очередь значит, что мне придётся с ним сражаться. Если я, конечно, выживу. Но это не главное. Если принц в безопасности, а у нас в распоряжении двенадцать тысяч единиц, то наши шансы даже начинают превышать нулевые. – Отвлечься от того, что кто-то попытается занять место, более того – имеет на это все права, оказалось не просто. Но вероятности, цифры и планы забивали голову на радость. – Итак, Лаирендил, нужно, чтобы ты смог мобилизовать всех, кто способен держать в руках оружие. Нам понадобятся все до единого. Ты не такая яркая личность, как Валенсио, уж прости, а потому тебе придется очень много ездить. Если Аэлирн согласится, и у нас достанет сил, мы с магами попробуем наладить портал. Но об этом позже. У каждого тирана множество врагов, и я хочу использовать их для победы. Как только отработаем систему и приведём её в действие, я, Аэлирн, ты, и еще несколько, желательно из тех оборотней, что я выбирал лично, отправимся портить нервы этим ублюдкам.

– Зачем ты говоришь мне это, Эмиэр?

– А ты видишь здесь ещё кого-то, кто способен действовать быстро, у кого голова соображает, кому готовы верить? Не думаю. Как только Валенсио придёт в себя, соберём всех для инструктажа, хотя я бы предпочёл, чтобы ты отправился немедленно. Нужно учиться терпению, да.

Мужчина за моей спиной коротко хмыкнул и подошёл к карте, разглядывая её и беззвучно шевеля губами. Достаточно забавно выглядит, но мне было не до смеха. Когда твои мысли бурлят, как горный поток, когда одна идея сменяет другую с такой скоростью, что не успеваешь их обдумать, остаётся только надеяться на тех, кто рядом. План уничтожения Джинджера в основе своей был прост, как мысли ребенка, но мелочи, которые его составляли, могли на многое повлиять. Отправишь не того, не тем покажешься на глаза, не так заговоришь, не так применишь заклятье – и ещё много лет будут потеряны в ожидании удобного случая. А как я уже говорил, терпению мне ещё предстояло научиться. Сколько же Тёмных теперь ходит по нашим землям, сколько пресветлых эльфов попало под их кровавое влияние? И мне предстояло это выяснить самостоятельно, надеясь на шесть-семь человек за моей спиной. Положим, Аэлирну я мог доверить свой тыл, но остальные? Воспоминания о клинке, что вырезал из груди сердце, были ещё слишком свежи, боль взрывалась в темноте забвения, заставляя вздрагивать и прижимать ладонь к груди. Если ты однажды обжёгся раскалённым железом, то впредь будешь шарахаться от него, закроешь глаза и почувствуешь жар на собственной коже, как она плавится и трескается подобно фарфору в доменной печи.

– Эмиэр, ты меня слушаешь?

Ладонь на плече вырвала из воспоминаний, я вскинул взгляд на Лаирендила, прочитал в его глазах ужас. Стоит Павшему вспомнить прошлое, погрузиться в эту пучину, и вырвать его оттуда почти невозможно – она сама цепляется за него, держит острыми, холодными когтями и не пускает, стараясь испить до дна душу, обманувшую саму смерть. Могу себе представить, какая колоритная картина предстала перед моим бывшим оруженосцем – проступающие клыки, истончающаяся серая кожа, подобная старому пергамента, и жадный мрак, ускользающий из глаз. Боль в районе лопаток, тупая, горячая, почти вырвала из груди животный рык, но я удержался и кивнул мужчине, показывая, что я в порядке и вполне готов слушать.

– Что там у тебя? – с особым усилием потерев веки, я расправил плечи и поднялся из кресла.

– Я говорю, что выглядишь ты, как дерьмо, – неожиданно произнёс Лаирендил и прыснул, затем хлопнув меня по плечу. – Возвращайся к живым, повелитель, ты не пожалеешь.

И этот дружелюбный жест меня так поразил, что я едва не захлебнулся возмущением. Признаюсь, я никогда не был популярен среди своих людских знакомых, да и было их немного, их сложно назвать друзьями. За недолгую жизнь я узнал любовь и ненависть – не люблю громкие слова, но если они могут описать чувства, то чёрт с ними, – но дружба для меня была тайной. Будь я чуточку истеричней, если бы лжестрадания приносили мне удовольствие, я бы непременно обвинил в том братьев, отца, всех Светлых и Тёмных разом, но правда была в другом. Дружить я не умел. Моя реальность ограничивалась звериной похотью, подпитанной симпатией, и не менее животной яростью, инстинктом самосохранения. По своей сути совершенно архаичные порывы привели меня в эту комнату. И я стоял, как болван, глядя на рыжего эльфа и не зная, что сказать, а по лицу расплывалась совершенно идиотская улыбка, которую я не мог удержать в узде.