Позволив себе наконец выдохнуть, мужчина слегка изогнул бровь. Повторять не пришлось, и Советница, сорвав с плеча брошь, утверждавшую её на данном посту, бросив символическое украшение на пол, торопливо бросилась прочь. Некоторое время царила абсолютная тишина, однако затем вереница Советников потянулась прочь, стараясь делать вид, что ничего не произошло, в то время как Валенсио и молодой рыцарь оставались на месте.
- Возможно, не стоило так делать? - тихо поинтересовался Лаирендил, не смея поднять взгляд на темноволосого мужчину, что подобрал с пола брошь. - Всё же, она Советница, была рядом с королём и многое знает.
- Знаешь, почему я обвинил не тебя, но её в том, что она не вмешалась в нечестный поединок? - произнёс Валенсио, покручивая в пальцах серебро и пока что не глядя на собеседника, однако же не стал дожидаться ответа. - По правилам Тёмных лишь Советник, кронпринц, Король и его супруги могут оспорить поединок или вмешаться. Собственно, наши правила почти и не отличаются от них маленькой оговоркой: остальным это дозволено лишь в случае незапланированной смертельной опасности. Расплывчато, не так ли? Поскольку наши правила дают большую свободу в этом плане, дуэль проходит на условиях наших братьев. Я верю, что Джинджер, чёртов ублюдок, - эльф хотел плюнуть себе под ноги, но с трудом удержался и продолжил, - двигался слишком быстро даже для своих, но Советник просто обязан быть быстрее и сильнее. Она не виновата, возможно, в смерти Короля, однако я люблю его слишком сильно, чтобы не сорваться, и в том моя вина. Однако же свою судьбу она справедливо заслужила. А теперь, юноша, прошу, проводите меня до покоев. Церемония была прекрасной, но всё же силы меня могут оставить. В то время как завтра меня ждёт ещё больше церемоний и дел.
Рыжему рыцарю ничего не оставалось кроме как кивнуть и исполнить просьбу Главного Советника. Оба они знали, что нажили себе страшного врага, однако пока что этот враг был лишён зубов и когтей.
Мягкий свет сквозь витражное стекло падал на округлую, огромную ванну, похожую на перевёрнутый мраморный баклер, наполненный водой, конечно же, в размерах превышающий этот скромный кулачный щит. Тут и там стояли курильницы с благовониями, тонкий ароматный дымок от которых поднимался вместе с паром под купол и там окрашивался множеством цветов. От терпкой какофонии запахов приятно кружилась голова, от них становилось легче на сердце, однако даже это не могло вызвать улыбку на губах Главного Советника. Беззвучно мужчина расстёгивал пуговицы длинной рубашки, в которой должен был проходить весь день, исключая эти мгновения, обещавшие затянуться навечно. Ткань с тихим шелестом соскользнула с плеч, лента покинула волосы, и эльф медленно двинулся к краю купальни, стараясь не смотреть на два безжизненных тела, с которыми ему следовало провести весь сегодняшний день. Но Советник всё же опустился на колени перед одним и дрожащими пальцами принялся расстёгивать мелкие пуговички на белоснежной рубашке канцлера. О, сколь много бы он отдал, чтобы не делать этого, ещё больше — чтобы раздеть его так пару тысяч лет назад и познать его губительную страсть, однако же желания значили в это время меньше всего. Осторожно, стараясь не задевать острые обломки костей от крыльев на его спине, мужчина с трудом поднял его на руки и начал опускаться в воду, казавшуюся ему сейчас такой густой и хищной, что страх начинал окутывать его с ног до головы. С какой яростью Советник ненавидел церемонию омовения, как желал никогда не становиться тем, кем был сейчас, покуда осторожно усаживал мертвеца в воде и принимался бережно, миллиметр за миллиметром, скользить по его коже руками, очищая, смягчая и молясь о том, чтобы высокий, изящный канцлер никогда не появлялся в этом замке. Тело его не тронуло разложение благодаря чарам, однако Валенсио был бы рад, если Аэлирн Белого Ветра сгнил сразу после смерти. Не из ненависти к нему, но из странной любви и уважения, как к мужу Короля.
Длинные волосы, прядку за прядкой, он обрабатывал травами и маслами, задыхаясь от их приторного аромата, глаза от которого слезились, а в горле уже было горько и кисло. С ужасом Валенсио ждал того мгновения, когда повернёт к себе мужчину спиной и увидит раны, но понимал, что этого не избежать, если он желает исполнить церемонию до конца, выполнить волю Короля. И пусть готовился к этому, пусть видел множество страшных ран, не сдержал судорожного вздоха, когда взору его предстала ободранная до мышц кожа возле лопаток, которые уже мало напоминали нежную и чувствительную спину, о которой так много думал на Советах его повелитель. Нет, полые кости, обломанные, острые и торчащие, словно клыки оскалившегося зверя, приводили его в ужас. Никогда Аэлирн Белого Ветра не отличался любовью к своим крыльям, хоть носил их с достоинством и гордым выражением лица, мог от них добровольно отказаться, но не делал этого, зная, что его однокрылому будет одиноко и холодно без их нежного, пряного шелеста. И всё же, он лишился их. Не по собственной воле, насильно, отдавая силы не для себя, а тратя их на своего любимого мужа и подопечного. «Ублюдок. Морнемир, я убью тебя собственными руками, - отчаянно подумал Валенсио, склоняясь и целуя края ран. - Изничтожу».
Достав мужчину из воды, чудом не оскальзываясь на гладком мраморе, Советник отёр его тело травяным полотенцем и принялся с трудом облачать всё ещё влажное и безвольное тело в погребальную одежду, просторную, мягкую и нежную, светлую, и Советнику казалось, что Павший теряется в этой белизне, сливаясь с нею и растворяясь. Склонившись к его лбу, Валенсио оставил на нём лёгкий поцелуй. «Павший тот, кто убил это Светлое существо, - яростно подумал он и прикусил губу». Несколько минут он сидел рядом с Аэлирном, пытаясь заставить себя обернуться и приняться за тело юного Короля. Конечности дрожали, и Советник не мог сказать точно, отчего по щекам текли слёзы: от густых благовоний и ароматного пара воды или же от перспективы увидеть пустоту в грудной клетке вместо сердца белого оборотня. Но рано или поздно это пришлось бы сделать.
И Валенсио предпочёл рано, ведь через час-другой он уже будет терять сознание от благовоний, утонет в церемониальной ванной, и тогда придётся хоронить ещё одного, пусть и не так скрупулёзно выполняя церемонии, но всё же. Ноги были мокрыми, кожа стала немного липкой, и капли на ней почти не сбегали вниз, замирая кругляшками и медленно-медленно притягиваясь друг к другу, ступни скользили по полу, но мужчина не падал и сокращал расстояние до тела Льюиса Мерта. Вот он лежит на полу, будто уснул, но веки не подрагивают, ресницы не трепещут, а грудь не приподнимается от дыхания. И волосы лежат мёртвым бархатом, аккуратно и покорно. Казалось — подвесь сейчас его головой вниз, и они не опадут вниз, будут так же лежать на его плечах, покрытых тонкой рубашкой и плащом. «Странно, - подумал Советник, присаживаясь рядом и осторожно проводя кончиками пальцев по контуру лица Короля. - Оборотень носил серебряный венец, но ни следа ожогов на его прелестном лице. Сам Куарт благословил его, я уверен». Советник был как никогда в своей жизни прав, но покуда не знал о том, лаская щёки мужчины, вглядываясь в его черты и пытаясь отсрочить тот момент, когда мёртвое тело погрузится в церемониальную ванну. Перекинув собственные влажные волосы через плечо, чтобы не мешались, Советник принялся медленно снимать одежду с покойного господина, всеми силами изгоняя из памяти его образ, как он раскинулся на кровати, полусидя-полулёжа, глядя на него пылающими глазами и едва слышно порыкивая, от этих воспоминаний приходило не возбуждение, но отвращение к самому себе. Аккуратно сложив тяжёлый плащ, а на нём рубашку, эльф перевёл взгляд на бледную грудь Короля, с ненавистью смотря на уродливый, кривой ромб, который, казалось, был готов вот-вот разойтись. Отведя взгляд, мужчина продолжил раздевать покойного господина, затем поднял его на руки и побрёл в воду, подавляя желание закрыть глаза и зайти в самый центр купальни, где глубина не меньше шести с половиной футов, но ему и этого хватит, чтобы захлебнуться и утонуть, более того: мужчина бы с удовольствием прижал к себе возлюбленного, но не желал использовать его как балласт для собственного безвольного тела.
