Кто-то дёрнул клинок вверх. Холодный мрамор обжёг кожу. Тьма сгустилась. Совсем.
========== Ты славить его не проси меня ==========
О том, как он слово умел держать,
О том, как за грех он чужой платил,
О том, какой он был преданный брат,
О том, как он братом предан был.
Всю ночь шла жуткая гроза, и на утро продолжал лить с небес дождь сплошной стеной, размывая дороги, загоняя редких прохожих под крыши уютных домов, а вдали приглушённо грохотало, удаляясь куда-то в сторону гор, и отголоски эти всё равно доносились до Беатора. На стенах уже образовались лужицы, вода стекала по лестницам и стрельчатым окнам и бойницам, в узких переходах было холодно, ломило кости. Главный Советник зябко кутался в плотный плащ и стирал с лица надоедливые капли дождя, просачивающиеся под стихийный щит, которым он пытался защитить себя. Ноги промокли, но Валенсио не уходил с крепостной стены, меряя её шагами и устало вглядываясь вдаль, пытаясь уловить хоть что-то помимо слякоти и воды. Вот уже три с половиной месяца прошло с тех пор, как армия, возглавляемая королём Эмиэром Синьагил и его мужьями, покинула город и двинулась отражать атаки Тёмных. Но от них не было ни одной вести с тех пор, как они пересекли долину Хэрэргат, и дурные предчувствия терзали эльфа, не давая покоя ни днём, ни ночью. Особенно ночью, когда весь город и замок погружались в беспокойные сны, а он продолжал нести своё дежурство, вглядываясь в прорези окон и часто прикладывая к губам один из перстней на правой руке. Каждый день прибывали всё новые и новые воины-добровольцы, готовые защищать Беатор и его жителей, присоединялись к той части армии, которую оставили здесь на случай вторжения Тёмных. Днём ранее прилетел чёрный голубь с пустым свитком, и оттого сердце Валенсио замирало всё чаще и чаще, морщинка меж бровей не исчезала ни на мгновение, и утром он сам вышел на крепостные стены, пытаясь увидеть возвращающегося Короля. Даже если и без армии, без трёх Советников, но что бы он вернулся. Возлюбленный им всем сердцем правитель должен был вернуться и объявить, что война окончена, улыбнуться ему и уйти в свои покои. Но ничего кроме дождя не стремилось по дороге к городу, и дыхание Советника становилось всё более тихим и прерывистым.
Снова загрохотало, и Валенсио слабо вздрогнул, поднял взгляд, а затем яростно заморгал, рванулся вперёд, опираясь на каменные зубцы и с особой внимательностью вглядываясь вдаль. Всадники! С их знамёнами! Но они двигались столь медленно, что сердце у мужчины замерло в груди. Он толкнул стоящего рядом с ним стражника и отчаянно закричал, чтобы велел открывать ворота и трубил о возвращении армии. Сам эльф бегом кинулся в левую сторожевую башню, опережая гулкий звук трубы, стремительно спустился по деревянной лестнице, затем по ещё одной, кинулся по узким коридорам, заставляя стражников отскакивать к стенам и сторониться, прислушиваться к его крику: «Вернулись!» Валенсио Завиль дель Амал вылетел под дождь, чудом не поскользнулся на грязи и кинулся к распахнутым воротам, возле которых уже собралась радостно гудящая толпа, принялся продираться сквозь эльфов и оборотней, светлых магов, стремясь увидеть въезжающих в город солдат. Даже не солдат — Короля. В его мыслях билось одно единственное имя, радостно стучало в груди сердце, и вновь воспылавший взгляд жадно скользил по дороге вдали, где уже начинали прорисовываться силуэты всадников.
Они не пели радостную победную песнь, ехали молча, и лишь кони тихо и изредка всхрапывая, мрачно кивая, продолжали неторопливо переставлять сильные, красивые ноги. Как же мало вернулось славных воинов! Но не было в первых рядах ни короля Эмиэра, ни его славных мужей, которых так жаждал увидеть Главный Советник, а потому с его лица медленно сползала счастливая улыбка, как и с многих лиц вокруг. Они так же замолкали, скользили взглядами по рядам воинов, поражённые страшной догадкой прижимали к губам пальцы, но ещё не потеряли надежду увидеть молодого правителя. Не были обнажены острые мечи, копья были опущены наконечниками вниз, с флагов срезали третьи ленты, и головы в снятых шлемах с мокрыми волосами были опущены долу, а оттого полутьма скрывала гордые, прекрасные лица. Вслед за всадниками печатали шаг лучники, и взгляды их были пусты, истерзаны слезами. Рыцарей с мечами и щитами осталось меньше всего, они и вовсе уводили взгляды, если кто-то вдруг ловил их и пытался молчаливо задать терзающий всех жителей города вопрос. Следом за ними шествовали маги и слуги, притихшие, по бокам от повозок с вещами и провизией, они вовсе не желали отрываться от разглядывания земли, некоторые прижимали ладони к лицам. А затем Валенсио увидел оборотней. Первые два десятка обычных воинов шли в зверином обличье, неся в зубах по четыре нераспустившихся бутона чёрных лотосов, звериные уши были понуро опущены. Следом за ними, замыкающие мрачную колонну, шли двенадцать оборотней, которых назначили личной гвардией Верховного Короля. Трое из них по левую сторону и трое по правую растянули полотно, сотканное из отрезанных лент флагов, и на этом ложе покоился со скрещёнными на груди руками канцлер Аэлирн Белого Ветра. Белоснежная кожа, тонкие, ломкие кисти, аккуратно расчёсанные и отмытые белоснежные волосы, обрамляющие строгое, спокойное лицо. Крыльев его никто не увидел.
Вокруг нарастали крики и горький плач, никто не хотел смотреть на шестерых оставшихся оборотней, несущих на подобных первым носилкам ещё одно тело, все уже знали, чьё мёртвое лицо увидят, на чью бездыханную грудь будут смотреть, отчаянно желая уловить хоть один вздох. Последним шёл рыжий, высокий эльф, сгорбившийся, бледный, не скрывающий своих слёз, на уровне своей груди в полусогнутых руках он нёс венец короля, аккурат напротив его черноволосой головы с седыми висками. Валенсио не узнал свой собственный страшный крик, взорвавшийся где-то в груди и вырвавшийся наружу подобно магическому удару. Крики были повсюду, глухие рыдания неслись вслед шествующими к замку воинам, женщины прятали детей, прижимались к мужьям, на каменные лица которых страшно было смотреть. Главный Советник бросился вслед за безмолвной процессией, но не он один такой был, дышать ему было всё сложнее, а в голове билась единственная мысль, яростная и отчаянная: «Я не верю»
Настиг процессию Валенсио лишь в холле замка, куда его едва пустила безмолвная и перепуганная стража, лишь чудом узнавшая в отчаянно кричащем мужчине Главного Советника. Там были лишь элитные оборотни, трое Советников и оруженосец. Они молча стояли над своей тяжкой ношей, не в силах проронить ни слова или посмотреть на сотрясающегося в рыданиях темноволосого эльфа. Он рухнул на колени рядом с телом короля, отчаянно обхватывая трясущимися пальцами холодное лицо, целуя его и бессильно роняя слёзы.
- Эмиэр, Эмиэр, - как заведённый повторял Валенсио, срываясь на гортанные, хриплые вопли, пытаясь вытолкнуть из груди ядовитый колючий комок, дарящий только боль и ничего кроме неё. - Куарт, за что! Эмиэр! Не может, не может так быть! Льюис!.. Мой король!.. Беспощадные боги, за что?
Кто-то попытался оттащить мужчину от тела короля, но тот лишь громче закричал, обнимая юношу и прижимая его, бессильного и безвольного, к груди, точно маленького ребёнка, припадая мокрыми от слёз губами к высокому лбу с двумя маленькими морщинками и тремя крохотными родинками, к холодным, сухим, потрескавшимся губам. С отчаянием Советник вновь и вновь выкрикивал королевское имя, медленно раскачиваясь взад-вперёд и зарываясь пальцами в мокрые тёмные волосы погибшего. Не он один лил слёзы, не только из его груди вырывались хрипы и крики, да вот только никому вокруг не была понятна личная боль эльфа, потерявшего не только защитника и короля, но и нежно любимого, который прибыл в Беатор наивным юношей, покидал его серьёзным молодым мужчиной, а вот вернулся великий правитель, гордый, сильный, мудрый, но, к несчастью, мёртвый. Обескровленная, бледная кожа как ломкий фарфор, сам король подобен кукле, которая готова ожить по одному щелчку пальцев колдуна, губы отливают синевой, а в уголках глаз остались нетронутые кристаллики солёных слёз. О, Куарт, как был прекрасен этот молодой мужчина в его объятиях сейчас, каким величественным был весь его вид! Кажется, в его чудесных густых волосах прибавилось седины, и Валенсио хотелось поцеловать эти пряди, не отрываться от безжизненного тела ни на мгновение и греть в своих безнадёжно-крепких, тёплых объятиях.
