Кристофер же медленно надвигался на меня, наслаждаясь моментом, продолжая чертить мечом защитный контур, но я понимал, что эти движения играют скорее отвлекающую роль, хоть и обеспечивают в некотором роде защиту. Когда он внезапно метнулся вперёд и развернулся вокруг своей оси, никак намереваясь разрубить меня пополам, я чудом успел выставить поверх блока мечом защитное заклятие. Удар был сокрушительной мощи, вибрация металла передалась в руку, в кости, в жилы, вызывая такой резонанс, что впору было заорать и выронить оружие, однако не мне одному стало дурно от подобного. Кристофер зарычал сквозь зубы и единственным прыжком преодолел расстояние в пару метров, отступив от меня на безопасное расстояние. Я различил, что от напряжения у него лопнуло несколько сосудов в левом глазу, и мог лишь надеяться, что со мной подобное не произошло, в противном случае это сильно ухудшило бы обзор. Меч Императора, к моему удивлению, соприкосновение с Саиль выдержал, а это означало только одно: на нём так же были древние чары и, возможно, руны, раз нечто подобное произошло. Но возникший резонанс показывал разницу в силе этих клинков, и уже это в свою очередь давало шанс на победу. Если удастся расколоть эту махину, то не трудно будет справиться с её обладателем. Видимо, та же мысль скользнула и в мыслях моего отца, потому как он сощурился и расправил плечи, точно принял какое-то решение. Затем он поднял меч и опустил вниз, вонзая его меж мраморных плит, и тут же вскидывая руку. Такой мощный поток энергии я почувствовал ещё до того, как он обрёл форму и направился в мою сторону, тогда, когда он только начал пробуждаться в вампире. Из ладони Кристофера вырвалась плеть, и я метнулся в сторону, даже попытался резануть по ней Саиль, да только это ничем не помогло. Она захлестнула ногу, а затем меня со всей силы дёрнуло к Императору, который уже схватился за рукоять меча. Он желал покончить со мной одним ударом, но это совершенно не входило в мои планы. Когда он опускал руку, которой недавно сотворил заклинание, я всем корпусом подался вперёд, и не мог даже сам точно сказать, когда научился так концентрироваться на собственной скорости. Саиль вонзилась в левую ладонь вампира, я рванул клинок на себя и тут же откатился в сторону, но успел почувствовать кровь на собственном лице.
Рычание Кристофера было, скажем так, многообещающим. Казалось бы, что ему эта рана — всё равно что иголкой уколоться, на высшем вампире заживёт в два счёта, вот только Саиль сделала своё дело, и я наблюдал, как кровь струится по лезвию меча, которым мужчина вновь вооружился. Тёмные его глаза пылали, пока он сокращал между нами расстояние, но страх куда-то улетучился, я был уверен в себе, в своих действиях, в том, что у меня всё получится. Давление мужчины на меня усилилось многократно, удары его меча вновь и вновь обрушивались на меня, от напряжения и резонанса боль в руке становилась с каждым мгновением всё сильнее и сильнее, однако я знал, что ощущения, которые терзают его, во сто крат сильнее, неприятней. Кровь из его ладони медленно переставала стекать, но её капли тут и там были видны на полу. Странная мысль постучалась в моё сознание, когда я в очередной раз поднырнул под мечом мужчины и сделал несколько шагов назад, перед тем как вновь атаковать его: «Почему ему было не заставить своё сердце застыть и не перекачивать кровь? Почему бы ему было просто не дать крови пролиться?»
Но когда надо мной схлопнулась магическая ловушка задаваться вопросом стало поздно, потому как чувствовать себя ещё большим дураком было просто нельзя. Её стены давили на меня всё сильнее, хоть пока и оставалось пространство для действий, и вновь защитное заклятие окутало меня, затем ещё одно и ещё, потому как я знал, что может случиться, если подобная дрянь подберётся очень близко и всё-таки сдавит — кишки разлетятся на десяток метров вокруг вместе с мозгами. Пробовать взломать изнутри такой купол магией было просто бессмысленно — он поглощал энергию и лишь сильнее сжимался, но вот Саиль могла попробовать справиться с подобной ловушкой. И потому, держа отца в поле зрения, я взрезал слои энергии один за другим, хоть от того мои силы внутри меня и выли на тысячи голосов, оглушая и вызывая зубную боль. Наконец окружавший меня капкан с хлопком разорвался на куски, и мне пришлось торопливо контратаковать вампира, который выглядел несколько недовольным оттого, что я высвободился и до сих пор жив. И на меня вновь обрушивались удары, один за другим, а силы были на исходе, перед глазами плясали чёрные точки, я всё чаще оступался и приходилось не столько защищаться, сколько уворачиваться из-за неудавшихся блоков. Но в том, что бой продолжался так долго были и свои плюсы — вампир тоже начинал терять дыхание и вместе с ним терпение, действовал всё более неуклюже, а мне только то и нужно было. С каждым разом мне удавалось подобраться к нему всё ближе, и каждый его удар становился всё более предсказуем, но один из них мне предугадать не удалось, возможно лишь потому, что Кристофер и сам не ожидал от себя подобного. Только опустившийся клинок вдруг метнулся вверх и впился в мясо на левом плече, рванулся вверх, скрежеща по кости и срывая с моих губ пронзительный вопль. Горячая кровь хлынула по руке, пропитывая собой рукав и плотную кожу наруча, обтекая и окрашивая пальцы, которые я вовсе не мог теперь согнуть. Перед глазами заплясал тронный зал, тени вытянулись, задрожали, а из горла вырвался новый хрип, и я заставил себя отойти в сторону от блеснувшего где-то рядом клинка вампира.
Чем глубже в угол загнать зверя, тем опаснее он становится, тем яростнее будет защищаться и атаковать, если уловит шанс. Я видел сквозь пелену боли дёрнувшегося в путах брата, как распахнулись его глаза, и на долю секунды наши взгляды встретились. Слышал крик Аэлирна и хохот Камиллы. Крепкий комок непонятного происхождения сжался где-то между рёбрами, а затем вдруг выпустил острые иглы, вытесняя физическую боль и заставляя распахнуть глаза, вскинуть голову и меч, защититься от удара и оттолкнуть его прочь, вскочить с колен и броситься в атаку, наклоняя вперёд корпус, один за другим прокручивая вольты, выбивая клинок вампира из равновесия ударом за ударом, пробивая защиту и разя вновь и вновь, снабжая металл магией. Наконец клинок вампира отлетел в сторону, и, пока мужчина не успел сориентироваться, я что было силы ударил в солнечное сплетение гардой Саиль, заставляя согнуться пополам. Клинок сверкнул быстрее молнии, тьма, алча крови, сгустилась, расширилась, бросилась впереди оружия, вонзаясь в горло вампира и перебивая позвоночник. Кровь хлынула из открытой раны, заструилась по спине и груди императора, закапала на пол, обтекая рухнувшее тело. В зале воцарилась полная тишина, в которой изредка проносились удивлённые шепотки. Затем схлопнулись хрустальные шары под потолком, граница круга стёрлась, и я с вымученной улыбкой поглядел на Павшего, затем на Виктора, который, видимо, не совсем понимал, что происходит. На губах Аэлирна расцвела улыбка, я услышал его зарождающийся смех, но меня несколько… насторожил ужас, внезапно появившийся в его глазах, столь резко и внезапно, что отреагировать времени просто не осталось.
Когда боль взорвалась в груди, отнимая дыхание и заставляя захрипеть, я всё смотрел на него и не мог понять, что происходит. Издалека донёсся вопль Павшего, затем тишина взорвалась ликующими воплями Тёмных, а я глядел на окровавленный клинок и разорванный на груди доспех. Кровь пошла горлом, на глаза навернулись слёзы, ноги подкосились, через миг боль пронзила висок. Павший бился в чьих-то руках, кричал, отчаянно упираясь ногами в пол, и за его спиной я наконец разглядел знакомое уже почти забытое лицо. Полукровка Морнемир ухмылялся, глядя мне в глаза и крепко держа Павшего, не давая ему вырваться, затем перехватил за талию и потащил в мою сторону, грубо поставил на колени лицом ко мне и наконец выпустил. Тьма сгущалась вокруг, издалека чувствовались порхающие прикосновения холодных, тонких пальцев, горячих капель, падающих на лицо. Снова раздался крик Аэлирна, он что-то пытался сделать, магия кружилась в крови, но затем прикосновения исчезли, я чувствовал, как дрожит под головой пол. Из последних сил приоткрыл глаза, превозмогая боль, которая всё усиливалась с каждой минутой, но гневный крик оказался тихим хрипом. Снова кровь. Её было столь много, гогот, стоящий вокруг, оглушал, искажённое ужасом и болью лицо Павшего казалось уже ужасно далёким. Но в памяти сохранилось не это. Смеющийся взахлёб Морнемир потрясал огромными окровавленными крыльями, держа их высоко над головой.
