- Вы мне ещё и угрожаете, несносный мальчишка! - сорвался на фальцет маг. - Мне, магу Сайрусу в пятом поколении!

- Да будьте вы хоть в двадцать шестой пятке, господин, это не помешает мне вырвать вам язык и отдать ликантропам на закуску или приманку. Заканчивайте эти базарные вопли и переходите к делу.

Эльф ошарашено замер, открыл и закрыл свой изуродованный рот, сделал несколько глубоких вдохов, но то лишь, похоже, раздуло пламя внутри него. И хотя он продолжил уже не на таких высоких тонах и не перестал теперь уже завуалировано хамить, голос его всё равно дрожал, грозясь сорваться на новый вопль.

- Ваше Величество, мне донесли, что вы имели такую дерзость обвенчать моего слугу с другим служкой.

- Начнём с того, Сайрус, - перебил его я, набивая табаком трубку, - что за доносы я могу не только исхлестать, но и в самом деле лишить языков. Во-вторых, я имел не дерзость, а право обвенчать этих двоих. И, наконец, благородный господин, довожу до вашего сведения, что моей рукой и моим королевским словом «какой-то» служка Лаирендил, являющийся на данный момент моим личным слугой и оруженосцем, что уже повыше вашего титула придворного мага, станет рыцарем при первой же возможности. И коль скоро этот разговор закончится, то я выплачу вам откупные за юношу. А что с ним будет дальше — не вашего ума дело. А теперь будьте добры покинуть ставку и заняться своими непосредственными делами, покуда я не приказал господину канцлеру выпить всю вашу кровь вместе с магией.

Не знаю уж, что именно произвело на мага нужный эффект, однако он со скудным поклоном самостоятельно выпроводился, бормоча себе под нос какие-то проклятья и ругательства, к его счастью — неразборчивые. Аэлирн проводил его ехидной улыбкой, а затем перевёл на меня насмешливый взгляд, вскинул брови:

- Убедился?

- Даже если и да, то что? Собирайся, Аэлирн. Нет времени дольше кота за яйца тянуть.

Павший оскорблённо фыркнул, но совету последовал, а большего я от него и не ожидал. Закончив собираться, я вышел в лагерь и велел собрать шатёр и подготовить лошадей. Вокруг вновь воцарился радостный гул и суета, а я же направился к окраине леса. Здесь деревья росли всё дальше друг от друга, выше и крепче. Ветви их опускались всё ниже, верхние тянулись к солнцу, ветвились и, кажется, в вышине переплетались. Оглядевшись кругом и не заметив никого, я оттолкнулся от земли и повис на нижней ветви, затем вскарабкался на неё и стал подниматься всё выше и выше. Когда мне удалось, наконец, разглядеть долину сквозь листву, я остановился и позволил себе перевести дыхание. Руки горели, были в мелкой крошке коры, мха, покраснели, но я был доволен проделанной работой, хотя где-то посреди своего пути мне показалось, что на заднице брюки треснули. Отъелся его величество, ох, отъелся. Наверное, Аэлирн должен быть по этому поводу просто несказанно рад. По крайней мере, судя по его давним возмущениям и привычкам, я бы на его месте был несказанно рад, узнав о том, что любимой задницы стало чуточку больше. Лучше уж немного мяса, чем костей, обтянутых кожей.

Внизу на много миль раскинулась широкая долина, вздутая холмами и взгорьями, редко вдали виднелись низкие, прижатые к земле сильным ветром деревца, а дальше приходилось изо всех сил вглядываться, чтобы понять — что же дальше? Что там вдали? Тонкая чёрная полоска — начало страшных лесов и низины Хэрэргат. И более ничего не было видно мне, и жалел я о том, что даже звериное зрение крайне ограничено, что не родился эльфом. Или вовсе — человеком, которого всё это совершенно не трогает, он возится с тысячью бумаг, заботится о собственном кошельке, долгах и кредитах, не смотря вдаль. И лишь редкие из них отрывают взгляд от пыли, бросают всё и уходят в путешествия. Спокойные. Тихо вздохнув, я осторожно присел на ветвь и спустил вниз ноги, заставляя себя выбросить из головы всё, что я знал о родном мире, и подумать о лежащих впереди милях. Поджидающих опасностях. Всё это казалось обыденностью мне, а оттого страшило не мало. Не ожидал я от себя, что успею за столь краткий срок пресытиться опасностями и вольным воздухом незнакомого мира.

У самых подножий деревьев эльфы, точно маленькие трудолюбивые муравьи, стаскивали тела погибших в битве в кучи. Искорёженные, окровавленные, разодранные, точно поломанные куклы они громоздились друг на дружке, головы их откидывались, доспехи, помятые и местами пробитые, залиты кровью и вяло поблескивают в лучах затянутого тонкой пеленой облаков солнца. Долина, содрогавшаяся ночью от крови и криков, пустела, лишь редкие тела ещё не донесли до смертных гор. Лесные оборотни и эльфы в молчании провожали братьев, до меня отдалённо доносилась тонкая, дрожащая песня, выводимая одним ломким голосом, готовым вот-вот сорваться на слёзы. Пламя охватывало тела медленно, верно — как Светлых, так и Тёмных. Нет разницы между ними, когда они лежат беззвучно, точно крепко спят под слоем крови и грязи, прижимаясь друг к другу с сиротливостью выброшенных котят.

Едкий дым вместе с песней поднимался всё выше, набирал силу, достигал уже меня и заставлял морщиться от смрада, но я не смел покинуть свой насест и молчал, пытаясь разглядеть среди собравшихся ту, что так сладко и прочувствованно выводила прощальную, погребальную песнь. Ветер утих. Птицы молчали. И лишь голос этот вился в млечной тишине, обнимая и утешая, а затем вдруг оборвался, а я так и не углядел среди печальных лиц то самое, и тоска сжала сердце, я отвернулся к долине и облокотился на шершавый ствол дерева. Там, вдалеке, едва ли не на границе видимого, стелился густой туман, как покрывало, упавшее на землю облаками, и едва ли даже самый зоркий из разведчиков мог даже с этого места сказать, что же происходит там. Ещё дальше, над границей леса, видны были крохотные чёрные точки — птицы кружились над местом битвы, где побывали Тёмные, это я понимал и без объяснений. Утренние краски уже затихали, становились всё более тусклыми, блеклый диск солнца всползал выше и выше по небосводу, укутанный тонкой молочной плёнкой облаков, что обещали стать гуще, чем дальше будут ползти, и по моим расчётам во второй половине дня ливень мог настичь нас. И я пожалел, что не оказался на этом дереве на самом рассвете, когда все деревья окрашиваются золотым и алым от раннего солнца, когда всё вокруг цветёт и напоминает о золотой осени моего мира, ведь именно поэтому эти места и зовутся Лесами Восходов или Рассветов. Хотелось увидеть их весной, где-то на самой восточной границе, когда на иных распускаются цветы, зверьё и птицы веселятся после спячки.

- Льюис, спускайся, только тебя и ждём, - настиг меня голос откуда-то снизу, едва слышный, и я всё же осторожно опустил взгляд, но тут же вцепился в ствол дерева, зажмурившись. Высота была такая пугающая, что мне показалось, будто бы и ни один небоскрёб не может поразить подобными видами.

- Я не могу! - собственный жалкий писк мог бы мне показаться смешным, если бы не щекотливая ситуация, в которой я оказался.

- Почему?

- Сними меня отсюда, Аэлирн! Немедленно!

Раздался обидный смех, и я прикусил губу, чувствуя себя неразумным котёнком, который забрался на дерево и теперь не может спуститься, беспомощно крича и взывая к мамке. И чем дальше, тем громче становился смех — видимо, весть об оборотне, не умеющем толком лазить по деревьям, настиг и других подданных моего пугливого величества.

- И хватит ржать! - заорал я, не отцепляясь от дерева и пытаясь унять бешеное сердцебиение. - Спущусь — поотрубаю головы.

Подействовало. Смех прекратился, и я остался ждать своего спасителя, чудом не начиная рыдать в голос и звать Аэлирна. Впрочем, вскоре Павший взобрался на ветвь рядом со мной и тут же обнял за талию, заставляя потерять толковую поддержку, а потому я чудом не свалился вниз, но желание мигом залезть на голову мужу всё же подавил. Не тратя время на слова, он поудобнее перехватил меня, а затем, лукаво подмигнув, сиганул вниз, заставив меня заорать в голос. То ли мне показалось, то ли снизу правда раздалось несколько изумлённых вскриков и ахов, но я уже ничего не мог разобрать из-за свистящего в ушах ветра и собственного бешеного сердцебиения, плотно зажмурился, вцепляясь в Аэлирна и чувствуя, что ещё немного, и сердце разорвётся от страха. Но тут меня резко мотнуло, рёбра хрустнули, и я всё же распахнул глаза — Павший распахнул крылья и теперь плавно, мерно преодолевал последние пару метров, неторопливо взмахивая сильными крыльями. Когда же земля, наконец, оказалась под ногами, я без сил рухнул на колени и опёрся руками на землю, тяжко дыша. Вокруг слышались обеспокоенные голоса, воздуха стало возмутительно мало — эти бравые вояки обступили меня со всех сторон, в глазах медленно, но верно темнело.