Стараясь загладить вину, кусая губы, я двигался осторожно и сильно, терпя пробуждающуюся боль в спине, плечах и ноге, которая после острых вспышек начинала, кажется, неметь. И от того лишь сильнее хотелось жаться к моему мужчине, пытаясь заполнить пустоту скомканных и не нужно-необходимых слов, не сказанных-подуманных когда-то, телесной близостью. Как слова движения и жесты, вздохи, режущие и прожигающие насквозь взгляды, сравнимые разве что с чистым пламенем, пляшущим восходом в кристальной лесной реке. И с ним танцевала дуэтом наша кровь, заливаясь, рисуясь, крича тусклой краской на все века о нашем истинном венчании душ в жарком тесносплетении тел. Удовольствие за руку вело прочь с тропы разума, стуком сердца в ритм ударов бёдер о бёдра, единением плоти. Брызги летели серебряными птицами прочь от безумных любовников, которые прижимались друг к другу губами, переплетались языками и во внезапности боли кусались сцепившимися псами. Царапались амурскими тиграми, скулили кинутыми щенками, были счастливы, как никогда, чувствуя друг друга.

О да, я находил поэзию в этом безумном сексе, находил повод восторгаться тесной задницей, что импульсивно сжималась горячим ободом на моём члене, в тупых и зацикленных движениях, в криках, мольбах-приказах действовать жёстче и не смотреть на границы, коих не должно быть между теми, кто решил подарить близость души через единение смертной и греховной плоти. Искал и видел романтику в том, как мужчина яростно дрочил собственный член, пытаясь приблизить острый всплеск экстаза и развязки, о которых страстно мечтал в эти короткие бесконечные мгновения. И скрытого смысла, возможно, не было в этом банальном и чем-то диком действе, хаотичном и ужасно упорядоченном. Рычания стону, крик вздоху, грубость нежности и плавность резкости. А потому эта разрядка, подкреплённая лихорадочными мыслями, показалась мне до обыденности особенной, и вскидывался Павший в моих руках неожиданно эротично. Тело его пело благодарную оду подаренному совместному безумию.

Я не позволил себе кончить в него, зато обмыл, обласкал и с не присущим мне благородством, донёс до шатра, с небрежностью возложив ворох одежды на своего горделивого ангела, что спел мне воистину райскую песню. Свист и аплодисменты в спину — данность. Скрытая радость и зависть в единой склянке, плотно закупоренной необъяснимым и, возможно, беспричинным страхом перед незнакомым королём, несколько часов назад проливавшем кровь вместе со своими солдатами. Стоило уложить Аэлирна и лечь рядом, расторопный Лаирендил жарче развёл костёр, пожелал нам сладких снов и унёсся по своим делам. Только полог перестал трепыхаться, мужчина прижался ко мне теснее и уткнулся своим тонким носом мне в затылок, глухо урча.

- Как ты там говорил? Не думал, что тебе так нравится подчиняться, - сонно улыбнулся я.

- Знаешь что? Получи и молчи, - резкий толчок.

- Знаю, - срывается шипение и ладони мужчины ложатся на живот.

- Жаль, ты слишком молод. Я бы хотел ребёнка.

- В королевской семье ребёнку будет лишь несчастье.

- Да. А потому спи, мой король.

Колыбельной прозвучали слова и очередной плавный толчок, будто помогающий своей неуместностью расслабиться и уснуть.

Следующим утром, первым ощущением, настигшим меня в чертогах сна хищным зверем, стал совершенно нестерпимый холод. Он тайно змеился по земле в обход костра, ловко и непринуждённо пробирался под походное одеяло, где я нежился, и тут же впивался в моё тело, пуская по коже толпы болезненных мурашек. Продрав глаза и обнаружив себя в гордом одиночестве на своём лежбище, я немало возмутился и расстроился, однако же был несколько не в том настроении, чтобы начинать скандалы. Я в принципе не скандальная натура. Разве что поныть могу. Аэлирн уже расхаживал по шатру, готовясь к длинному переходу, собираясь. И его возмущённо-сонное выражение лица было настолько милым, что я мог любоваться им вечно, не вылезая из своего начинающего остывать убежища. Явно ещё не проснувшийся, даже утренняя прохлада ничуть не помогла ему взбодриться, мужчина подолгу медитировал то с одной, то с другой деталью туалета в руках, безуспешно пытаясь просунуть узкие ступни в рукава скомканной со вчерашнего дня, но вполне себе свежей рубашки.

- Твои миниатюрные ножки прекрасны, но попробуй ослабить манжеты, - хрипло усмехнулся я со своего места, подпирая голову рукой, локтём упираясь в землю.

- Да, наверное стоит, - сонно кивнул мужчина и широко зевнул, принялся возиться с рукавами рубашки, но то у него происходило несколько безуспешно.

И всё это было до несуразности забавно, потому как даже мой голос не заставил мужчину одуматься и придти в себя — видимо столь сладок и пленителен был увиденный им до того сон, что Аэлирн не хотел высвобождаться из его таинственных объятий. Напротив, медленно моргая, он уселся возле огня и принялся расстёгивать манжеты рубашки, точно нечто подобное могло ему чем-то помочь в этой сложной ситуации.

- Иди сюда, чудо, - наконец прыснул я в голос, и Павший резко выпрямился, растерянно глянул на меня, часто-часто моргая, но всё же решил ко мне придвинуться, протягивая рубашку с таким очаровательно скуксившимся лицом — даже носик наморщил.

Ласково пригладив встопорщенные и вьющиеся, чуть влажные даже после сна волосы, я с трудом принял сидячее положение и помог мужчине натянуть рубашку, с кропотливостью застегнул пуговицы, поправил манжеты и снова поглядел в сонные глаза. Аэлирну явно следовало поспать ещё хоть чуть-чуть, ибо он вряд ли бы удержался в седле. Не слушая протестующее и невнятное бормотание, я натянул на Павшего бельё, штаны, а затем уложил в хоть сколь-нибудь нагретое мной ложе, завернул в одеяло.

- Поспи ещё немного, любовь моя. Вид у тебя усталый и не самый соображающий.

Стоило мужчине на мгновение прикрыть глаза, как он уснул. А я, ёжась от холода, принялся одеваться, понимая, что совершенно не хочу куда-либо сдвигаться из этих лесов. Вокруг радостно щебетали эльфы, вторя ранним пташкам. Всех воодушевила лёгкая победа, которую мы одержали, но на душе было тяжко, скреблись и вовсю гадили кошки. Правда, говорить о том своим подданным я не стал. Не хватало ещё сломить их боевой дух, который, как известно, крайне важен в таком нелегком деле, как война. Закутавшись в тёплый плащ, я всё же вышел из ставки и тут же влетел во что-то не первой мягкости и, конечно, не преминул грязно выругаться.

- Ох, извините, сир, я вас не заметил! - жалобно воскликнул Лаирендил и опустился на одно колено.

- Поднимись. Доброе утро, друг мой. Надеюсь, спалось хорошо?

- Да, ваша светлость, - изумленно вскинул брови рыжий красавец. - Желаете чего-нибудь?

- Приготовь господину канцлеру завтрак и подкинь дров в костёр — в шатре ужасно холодно.

- Вы не голодны?

- Нет, друг мой.

Вежливо улыбнувшись юноше, я всё же двинулся вглубь лагеря, глядя на утреннюю лениво-суматошную возню, которой нельзя было не умилиться. Возле костров ютились сонные, но уже немного очнувшиеся эльфы и оборотни, бок о бок, улыбаясь и перешучиваясь. «Дежурные» помешивали что-то в походных котелках, смеялись вместе с остальными, и ароматы по лагерям носились распрекрасные, равно как и голоса. Удалось повидать мне и таинственных друидов — они стояли отдельным лагерем, но недалеко от основного. Огня они не разводили, хотя и выглядели несколько уставшими. У каждого на плечах сидело по две огненных птицы, которые всё ещё спали, спрятав головы под крылья. Меня древесные маги приветствовали сдержанно-радостно и, что удивительнее, начали они с благодарностей. Каштановые их волосы были сплетены в тугие, длинные косы, лбы их перехватывали лазурные, широкие ленты, подбирающие волосы и уходящие дальше в волосы, хитро заплетённые, но и не броские. Трудно мне было различить их с первого взгляда, да и со второго не всегда понятно было мне, смотрю я всё на того же друида или всё-таки уже на другого. Поглядел я и на мастерскую работу охотников, которые вместе со следопытами сворачивали ловушки и уже были бодры, как будто позади не было тяжёлой ночи. Особенно мне запомнилась охотница Линтавиэль, с озорными зелёными глазами, которая дикой кошкой ходила вокруг своих братьев, успевая делать всё и сразу. Улыбалась она открыто и смеялась громко, а лук за её спиной вызывал страх и уважение. Но наличие важных королевских дел не давало ни единого шанса на то, чтобы просто и дальше стоять и любоваться на происходящее. Вот, например, эльф в доспехах с довольной улыбкой лапнул слугу, а тот зарделся и поспешил смыться, но тут же попал в руки оборотня, а потому мне пришлось вмешаться, чтобы беднягу не изнасиловали прямо у всех на глазах. Не то что бы вояки были очень довольны происходящим, но перечить мне они как-то не смели. И с чего бы? К тому же, мальчишку я лично проводил к небольшому шатру слуг.