- Чем я могу помочь? - мой вопрос, наверное, прозвучал ему точно пощечина, не меньше.

Эльф глянул на меня, во взгляде его мелькнула на миг надежда, затем тут же угасла, и он покачал головой:

- Нет, ваше Величество. Политику нельзя смешивать с чувствами.

- И тем не менее, именно этим ты и занимаешься, господин Главный Советник. И эти чувства тебе крайне мешают, - я направился к выходу, но меня остановил полный мольбы вскрик.

- Нет! Стойте!

Стоило мне обернуться, как губы мне обжёг непривычный, жадный и ненасытный поцелуй. Такие чужие пальцы зарылись в волосы, перебирая их с нетерпеливостью и торопливостью. Дыхание эльфа было сбитым, горячим, почти обжигающим; его губы оказались неожиданно мягкими, почти шёлковыми, и я понимал, что передо мной не закалённый опытом и боями воин, а холёный и ухоженный аристократ, изнеженный. С одной стороны это было мне неприятно и почти что гадко, а с другой стороны я понимал, что, несмотря на всю свою атласность и шелковистость, этот конкретный эльф знает, что значит быть воином, но в то же время не позволяет себе загрубеть. Это было приятно, неожиданно приятно, почти пьяняще. Стиснув его в объятиях, почти зарычав в губы искусителя, на поводу у которого я так быстро пошёл, я прошёлся кончиком языка по контуру его губ, изучая эти мелочи до последней. Как будто бы мне мало переживаний и мыслей! Так нет же, мне обязательно надо было схватить своего главного советника с прямым намерением завалить в постель и трахнуть. А потом уйти. В конце концов, я не планировал делать Валенсио ни своим фаворитом, ни постоянным любовником. Стремительно отстранившись, эльф поправил рубашку и, глянув на меня вновь засиявшим взглядом, повёл прочь из зала Совета по коридорам, к своим покоям. Меня не обделяли вниманием мои мужья, я не испытывал тогда никаких глубоких чувств к Валенсио, но в тот момент я ещё недостаточно зачерствел; возможно, вина отравила меня мгновенно, не дав очнуться от дурмана и подумать как следует.

Комната, против ожиданий, была не роскошной, почти обыденной, но не лишённой уюта и спокойствия, но и не это волновало меня в те мгновения. Эльф закрыл за нами дверь и вновь принялся одаривать меня поцелуями, нетерпеливыми, сладкими и прелестными в своей нежной непосредственности. Точно трепетное дитя, уже подёрнутое пошлостью, порочностью, Валенсио льнул ко мне, отдавал всего себя в этих ласках, и я позволял себе такое распутное поведение, принимая бесценный дар и сдёргивая одежду с этого аристократа до мозга костей, подталкивая его к кровати. Без слов и лишних мыслей, которые бы дали мне повод отказаться от этой глупой и в чём-то опасной затеи. С одной стороны королю не запрещалось ходить налево, как и его мужьям, даже прибавляло элитности наличие высокопоставленных фаворитки или фаворита, а с другой стороны совершенно не хотелось огорчать Аэлирна и Виктора. Тем более, где-то в глубине души я всё ещё считал, что подобное поведение уподобляет меня Тёмным, но и это я старался забыть. Стоило мне содрать с него одежду, как пальцы его прошлись по моим волосам, схватили венец, отбросили прочь, и серебро с печальным, возмущённым звоном стукнулось о стену и рухнуло на пол. Стало легче, боль, разрывавшая мою голову, прошла, и я поглядел на мужчину, что раскинулся передо мной. Тьма его волос разметалась по перине, завораживала, в неё хотелось окунуться, и я уже было подался вперёд, но эльф прижал пальцы к моим губам, сам приблизился и прижался прохладным шёлком губ к моему горячему лбу, и это вырвало из груди вздох облегчения. Не став больше ждать, торопясь напиться страстью и пылкостью мужчины, принялся и сам спешно раздеваться.

- Подготовишь себя? - просипел я, дрожащими пальцами пытаясь расстегнуть все пуговицы такой ненавистной сейчас рубашки. - Или хочешь, чтобы я помог тебе? Сегодня ты будешь моим королём.

- Не подготавливай, - приторно-пошло прошептал мне почти в самые губы Валенсио, стягивая рубашку и откидывая прочь. - Я слышал, что оборотни славятся своей звериной страстью и ненасытностью, и хочу испытать это на себе.

- Мы, оборотни, ещё и инстинктами управляемся. И сейчас они могут взять надо мной верх. Не боишься?

Эльф сглотнул, кадык его поднялся вверх, а затем опустился, и я тут же прижался к туго обтянутому кожей бугорку, жадно целуя, вылизывая, пока стягивал с себя брюки с бельём, спинывал с ног сапоги. Благодарные стоны ублажали мой слух своей невозможной трепетностью, пальцы и ладони Валенсио жгли кожу ласковым и жадным теплом, и я жаждал этого тепла, жаждал прикосновений. Мужчина выскользнул из-под меня, а затем устроился у меня между ног:

- Хочу попробовать. Справлюсь?

- Если будешь послушным, - я невольно ухмыльнулся, облизнул губы, когда он принялся неумело и неуверенно погружать в рот головку. - Расслабь горло и возьми глубже, Валенсио. Вот так, молодец, мой хороший.

Горячая сокращающаяся теснота его горла оказалась удивительно пленительной, хоть по щекам неумелого эльфа и покатились слёзы, он глядел на меня с приятным удивлением, точно никак не ожидал, что ему это окажется приятным. Перебирая шелковистые локоны, глядя на эльфа, сидящего у меня между ног, я всё же воспринимал удовольствие, как данность. Как то, что мне полагается испытывать. И этот красавец-эльф, мудрый и сентиментальный до самых глубин своей метущейся души, тоже полагался мне. Мне и никому более, пусть и на один единственный вечер, который больше никогда не повторится. Уж я-то об этом мог позаботиться. Медленно двигая бёдрами, погружая плоть в рот Валенсио до основания, наверняка вредя его горлу, я глядел в глаза своего советника и отрешённо думал о том, что не должен был давать шанс и надежду, что зря пошёл на поводу у чувства опустошённости и страха, которые грозились поглотить меня несмотря ни на что. Но слепой восторг в синих глазах, счастливый блеск сквозь слёзы телесной боли успокаивали меня, словно бы говоря — всё в порядке, ему нравится, он понимает, что делает. Да, он понимал в отличие от меня, от глупого мальчишки, которому на голову надели корону, в жестокие руки которого отдали такую опасную игрушку, как власть.

Эта долгая прелюдия, вызвавшая лишь более жгучее возбуждение, начинала меня раздражать, а потому я уверенно сжал волосы на затылке Валенсио, подаваясь бёдрами назад и покидая его рот, позволяя продышаться, но не слишком долго.

- Ты меня только раздразнил. Разве это правильно? - поинтересовался я как можно более жестоко, но эльф будто пьяно рассмеялся и взобрался на меня, приникая своими влажными и припухшими губами к моим, принимаясь их терзать сладостными поцелуями, потираясь о моё тело своим, особенно тщательно двигая бёдрами, позволяя головкам членов касаться друг друга. И это вновь было неожиданно приятно. Я поспешил разорвать поцелуй, шире раздвигая бёдра советника, тяжко дыша, скользя взглядом по изнеженному телу. - Сколько любовников у тебя было? Держу пари, только и делал, что трахал, но в рот никогда не брал.

- Много, - нетерпеливо бросил Валенсио, накрывая мои ладони собственными, затем стискивая и помогая пошире развести ягодицы, тут же прогибаясь в спине и позволяя себе застонать в голос. - И короли, и королевы, и советники, и простые слуги, и оборотни в звериных обличьях, и раб-наг. Но да, ты прав.

- Ты знаешь толк в искусстве ласк, - хмыкнул я на этот перечень, с улыбкой глядя на то, как эльф на моих бёдрах извивается, дрожит, безуспешно пытаясь усесться на мой член. - Ну и чего ты медлишь? Давай, покажи мне, что ты умеешь.

- Как-то странно вы говорите фразу «дворцовая шлюха», Эмиэр, - тихо, чуть надрывно рассмеялся эльф, за что тут же получил болезненный и увесистый шлепок по заднице.

- Не смей наговаривать на себя!

Валенсио сдавленно вскрикнул, вцепившись в мои плечи, наверняка оставив там синяки, и у него на то была вполне весомая причина — в самом деле не став подготавливать его к проникновению, воспользовавшись тем, что он как следует смочил мой член слюной, я без обиняков втолкнулся в его тело до самого упора. Эльф содрогнулся всем телом, стиснул коленями мои бёдра, кусая до крови губы, и мне казалось, что в эти мгновения он источал ни с чем несравнимый аромат страха, возбуждения, крови и чего-то более нежного и неприкосновенного. Все мои чувства обострились, особенно — нюх, и я желал вдыхать пьяный аромат тела мужчины, жадно потакал своему извращённому желанию, хотя на периферии сознания горела тусклым огоньком мысль, что то, что я творю — подло и мерзко, что я истинный сын собственного отца, отличный продолжатель его дела, раз пользуюсь расположением к себе для удовлетворения желания. Но мне хотелось, чтобы Валенсио оставался в этой жизни. Пусть жестокой и несправедливой, но настоящей, и пусть в его памяти навсегда останется король, согласившийся на ночь любви, несмотря ни на что. Король, воспользовавшийся и оставивший его, как ненужную вещь. В те мгновения, когда Валенсио жался ко мне, обвивая руками шею и нетерпеливо толкаясь бёдрами навстречу моим движениям, оставалось только понять одну до одури простую вещь — у всего есть предел. У эмоций, у чувств, у желания, у живых существ. И это вовсе не жизнь, это их обаяние, это то, что притягивает к ним. Именно этот эльф, потянувшийся ко мне с риском изломать свою доверчивую душу, не мог более пленить меня, но его близость, его сладкие стоны и мольбы под стрекот дождя тогда сияли для меня ярким маяком, которого мне так не хватало в мраке страха и томительного, пустого ожидания.