Позвал Венитафа, он посоветовал выбросить злосчастный свиток в море. Мне сразу стало спокойней, его гнев развеселил меня. Я сломал печать и переписал текст, адресованный мне архонтами, чтобы сохранить копию:

«В Массалии, на пятый день второй декады Антестериона.

Архонты приветствуют наварха Пифея и поздравляют его с успешным проходом через Геракловы Столпы, поскольку он читает эти строки».

Такое начало мне нравится. В нем чувствуется тонкая лесть. Венитаф согласно кивает головой, пощипывая золотистую бороду.

«Архонты приветствуют славного сына Массалии, ученого-математика Пифея, которому известно число звезд».

Опять лесть. В душу закрадывается подозрение.

«Архонты надеются, что Пифей оценил усилия Города в отношении своей персоны и понимает необходимость компенсации тяжелых жертв со стороны начальника финансов и Арсенала открытиями, способствующими процветанию массалийской коммерции».

Вот где собака зарыта! Торговцы всегда спят вполглаза. Я взбешен, и Венитаф в свою очередь успокаивает меня.

«Поскольку архонты по справедливости оценивают исследования Пифея, касающиеся звезд, и особенно Солнца, звезды Аполлона и Луны, здезды Артемиды, покровителей нашего Города, они велят Пифею отыскать для массалийских торговцев новые рынки, а также раскрыть тайну милетцев о пути в Танаис.

Архонты желают, чтобы Пифей нашел путь, связывающий берега гиперборейского Океана с Понтом Эвксинским, которым, как утверждается в устных преданиях, прошел Ясон со своими спутниками на «Арго» много лет назад.

Тогда массалиоты так же, как другие эллины и наши союзники римляне, не были бы заперты во Внутреннем море жестокими пунами, захватившими в свои руки торговлю янтарем и оловом и богатеющими за наш счет.

Архонты, тимухи и граждане Массалии обращаются к Аполлону и Артемиде с просьбой помочь Пифею благополучно завершить путешествие и приветствуют его моряков».

Вначале я обескуражен, но потом во мне просыпается интерес. Венитаф находит идею удачной и подбадривает меня. Верно, ему уже видится триумфальное возвращение через Пирей и Сиракузы, и он представляет себе выражение лиц пунов, когда они узнают о нашем путешествии.

— Они запирают двери, а мы огибаем дом и влезаем в окно- смеется он.

Венитаф выдал накидки с капюшонами кормчим и тем, кто работает на палубе.

Ветер налетает порывами. Парус то туго надут, то вяло болтается, набухший от воды. Я приказываю собирать дождевую воду в пустые амфоры с помощью полотен, растянутых на фальшборте и палубе. Люди взгрустнули, вспоминая солнце Внутреннего моря. Они плохо понимают, когда я пытаюсь им объяснить, что скоро день заменит ночь.

Завтра мы должны увидеть земли остидамниев [53]. Отыскав крохотный залив Кабайон, зайдем туда пополнить запасы пресной воды. Если будет солнце, я сделаю расчет гномоновых отношений и длины дня по сравнению с Массалией.

Вечер. Огромные волны. Злобно беснуется ветер. Я велел уменьшить площадь большого паруса. Теперь он напоминает два треугольника, чьи вершины соприкасаются. Палуба залита водой с моря и с неба. Навстречу судну летят крупные птицы. Убрали весла и установили щитки.

Гребцы, теснящиеся в проходе и носовом помещении, выглядят подавленными и печальными. Я побеседовал с ними. Все вспоминают о том, что оставили в Массалии или в родных городах. Попытался завести разговор о золотоволосых кимри, но почувствовал, что допустил оплошность.

— Дай нам вареного вина Массалии! — попросил Агафон. — Оно хоть немного согреет нам брюхо.

Так проходит жизнь на корабле. Когда идет дождь, все собирают дождевую воду, но пьют вино, чтобы забыть о плохой погоде.

Двадцать второй дань путешествия. Впервые после Майнаки пристаем к берегу. Какие события разыгрались сегодня утром! Как объяснить людям, пришедшим из Внутреннего моря, что в Океане вода уходит от берегов и снова возвращается?

«Артемида» подошла к Кабайону, когда залив был полон воды, как обычно бывает во Внутреннем море. Мне доводилось слышать о явлении ее ухода и прихода, и поэтому Венитаф не хотел, чтобы мы приставали к берегу кормой, повернув судно носом в открытое море.

— Вода уйдет из-под киля, — сказал он мне. Я не поверил, что такое может произойти.

В пятом часу после восхода солнца уровень воды начал катастрофически падать, а с середины дня нам пришлось спешно доставать запасные балки, сложенные в проходе у кормы, и подпирать корабль, как на судоверфи в Арсенале Массалии. Когда их запас иссяк, я приказал гребцам отправиться во главе с Венитафом за прибрежными соснами.

День начал клониться к вечеру, «Артемида», словно увечный на костылях, все еще стояла на киле, поддерживаемая стволами сосен, и казалось, водная стихия отвергла ее. Одни глупо хихикали, другие жаловались на судьбу, опасаясь, что им придется возвращаться пешком в Массалию через дикую страну кельтов.

Ксанф, стоя на коленях в песке, молился нашей бронзовой покровительнице, высившейся на приподнятом носу. Бриар и Агафон соперничали с ним в набожности. Я подумал, что их мольбы будут обязательно услышаны, поскольку движение морских вод в одну сторону продолжается лишь несколько часов. Сколько точно, мы еще узнаем, а пока Венитаф оценивает продолжительность каждого оттока и притока вод примерно в четверть суток. Я приказал отправиться за цветами и зелеными ветками. Эвритм и Аритм убежали в дюны и скоро вернулись с охапками песочных лилий и желтых пахучих цветов с колючими листиками, которые походили на цветы с массалийских холмов. Они еще не успели сплести венки и возложить их к ногам бронзового изваяния, когда Мирон закричал, словно один из гоплитов Ксенофонта во время битвы:

— Море, море! [54]

— Всегда полезно помолиться богине и попросить ее о милости, — сказал я гребцам и добавил на ухо Венитафу: — Особенно, если расчеты подкрепляют уверенность в том, что вода вернется!

— Ты был в этом так убежден? — спросил меня невозмутимый кельт-массалиот.

— Я не имел права сомневаться в твоих словах, а потом, невозможно, чтобы Океан ушел навсегда.

Ночь. Я хотел было насладиться вполне заслуженным отдыхом на «Артемиде», снова покачивающейся на воде, но за всеми треволнениями забыл, что здесь живут люди, чьи обычаи и нравы нам неизвестны. Едва я задремал, как послышались пение и стук копий о щиты. Резкие крики варваров отогнали сон напрочь. Уже был поздний вечер, и я с трудом разглядел группу высоких мужчин и двух одетых в белое женщин, которые по берегу направлялись к нам. Пел один из мужчин. Я никогда не слышал подобных звуков. Гребцы стали высовывать из-под палубы головы, а затем, осмелев, высыпали наверх. Я разбудил Венитафа. Тот проснулся в дурном расположении духа, но повеселел, как только услыхал песню и ритмическое постукивание копий.

— Они идут как друзья, — успокоил он меня, — иначе они не захватили бы с собой женщин.

— Поговори с ними, ты знаешь их язык.

— Надеюсь, они поймут меня, хотя я пока не разбираю слов песни.

Венитаф поднялся на палубу, затем влез на акростолий и произнес несколько непонятных слов. Варвары ответили — в их речи часто повторялось слово кинни.

— Царица хочет побеседовать с тобой! — наконец сказал Венитаф. — Ее известили о твоем прибытии.

Даже если бы молния Зевса вдруг осветила мой корабль, я не был бы столь удивлен.

— Как? — воскликнул я. — Что ты сказал?

— Намнеты передали послание из Авенниона людям с Лигера, а те три дня назад явились к царице и пересказали его. Сопровождавший их воин сказал, что они обмениваются сообщениями с помощью дыма и костров, которые разжигают на вершинах гор, а также через покупателей олова.

— На такие расстояния! И так быстро! А мы их называем варварами за неясное произношение! Я велел спустить челнок и вскоре без охраны и оружия предстал перед царицей. При свете разожженного на песке костра я увидел прекрасную женщину с большими голубыми глазами и светлыми волосами, перехваченными золотым обручем. Я простерся перед ней, словно перед богиней. Она подняла меня, коснувшись рукой моего плеча.