Третий день третьей декады Боэдромиона.

В полдень, когда с моря дует самый сильный ветер, в Лакидон вошел корабль. Он прибыл из Сиракуз и доставил афинские новости. Мне показали папирусы, в которых рассказывалось о путешествии Неарха в Эритрею [20]. Самыми интересными строками были те, где осчастливленный судьбой наварх говорит о странах, лежащих далеко на восходе, и о полуденных краях. Он упоминает о финикийцах, оставивших следы своего пребывания на берегах далекой Индии. Местные жители показали ему конскую голову, выточенную из кедра, она могла украшать один из тирийских кораблей [21]. Сегодня вечером мне не заснуть, а причина тому — слава Ганнона!

Я был в Арсенале и долго смотрел, как растет мое деревянное детище. Я горд, но во власти опасений: вдруг что-то будет сделано не так и поставит под угрозу успех моего предприятия. Навсифор твердо верит в удачу и успокаивает меня добрыми речами:

— Твой корабль красив, а красивое не может быть плохим.

— Когда он будет готов к спуску на воду? — нетерпеливо перебиваю я его.

— Обещаю к концу сезона олив[7]. Тогда в твоем распоряжении будет все море, ведь не разрешается плавать в дурную погоду. Тимухи надеются на твой успех. Они то и дело повторяют, что Массалия как никогда прежде нуждается в гиперборейских путях.

Его слова посеяли сомнения в моей душе. Сиракузский корабль называется «Гефест». Такое имя не подходит к удлиненному изогнутому кораблю [22]. Я доволен, что выбрал имя «Артемида».

Последний день Боэдромиона. Каждый день приносит свои радости и огорчения. В период равноденствия я повторил расчеты с помощью гномона.

День по продолжительности сравнялся с ночью. Вскоре начнутся бури. Почему? Венитаф говорит, что в это время вода в стране кельтов заходит дальше всего на берег Океана и так же далеко от него уходит. Почему? Артемида, вразуми меня. Я ничего не знаю.

«Гефест» не вернется в Сиракузы до весны. Он попросил разрешение на стоянку в Арсенале.

Его кормчий посмотрел на меня как на сумасшедшего, когда я сказал, что жду плохой погоды, чтобы подготовить людей к злобному нраву гиперборейского Океана.

Первый день второй декады Пианепсиона.

Вчера состоялись празднества в честь Аполлона. Неужели боги действительно довольны праздниками и принесенными в их честь жертвами? Мне думается, что любые торжества устраиваются для увеселения народа и выгоды жрецов и торговцев. На самом деле люди пренебрегают своими делами и жизнью, надеясь проникнуть в тайны, которыми боги делятся только за истинную цену.

Пока народ отъедался похлебкой из бобов, которой угощали на террасе храма Аполлона, я посетил пустынный Арсенал, чтобы полюбоваться судном, и обратился к Артемиде с мольбой вступиться за меня перед братом, чей трон я так хочу увидеть. Артемида Лучница гордо высится на носу. Какой великолепный символ! Бронзовая статуя прекрасна — скульптор потрудился на славу. Уверен, изображая богиню во всей ее красе и славе, проявляешь куда больше почитания к богам, чем набивая брюхо бобовой похлебкой на террасах храмов. Я питаю отвращение к этой зеленоватой кашице, поэтому па «Артемиде» бобов не будет. От них бурлит в животе, и это мешает хорошо грести. Я люблю числа не меньше Пифагора, а он запрещал своим ученикам есть бобы!

Второй день второй декады Пианепсиона.

Навсифор и его рабочие отяжелели от бобов и вина, которым усердно промывали глотки.

Я зашел в помещение, где шьют паруса. Полотна хорошо пригнаны друг к другу. Я понаблюдал, как шьют большой парус — он должен туго надуваться ветром и походить на грудь юной девушки. Долон сделан более плоским — ветер будет скользить по нему при маневре. Навсифор считает, что я смогу испытать «Артемиду» в будущем месяце, когда наступит сезон бурь. Зевс окажет мне помощь, ведь этот месяц посвящен ему [23]. Бимсы уже соединяют правый борт с левым. Рабочие обстругивают мачты из стволов лиственниц Кирна. Венитаф предпочел бы поставить мачты из кимрских сосен, но как их доставить сюда?

— Они легче, гибче и прочней. Из-за холода они растут медленнее, и у них более тонкие волокна.

Венитаф знает многое о гиперборейских странах. Его родители рассказывали ему о традициях предков, и он все запомнил, ведь у него хорошая память.

Первый день Мемактериона. У меня больше нет времени делать записи в свитке. Последний месяц стояла хорошая погода, и строительство корабля шло полным ходом, а кроме того, с большим рвением трудились рабочие, подгоняемые Навсифором.

Спуск «Артемиды» на воду намечен на следующий день после праздника Отца Богов и Людей[8]. Уже приступили к обстругипанию стапелей и подготовили кувшины с твердым жиром для их смазки, чтобы облегчить скольжение киля «Артемиды». Главный жрец храма Артемиды пожелал, чтобы использовали сохраненный для этой цели жир быков, заколотых во время гекатомб [24].

Венитаф принес грубый глиняный горшок с процарапанными ногтями рисунками, в котором было шесть хеников белого твердого жира с отвратительным запахом протухшей рыбы.

— Это привезено из Гипербореи, — объяснил он. — Китовый жир. Его нужно нанести на ту часть корабля, что сидит в воде. И тогда твое судно будет плыть столь же стремительно, как и эти неутомимые чудовища.

Пятый день Мемактериона. Завтра спуск судна. Сегодня Зевс метал громы и молнии. Море посерело, и над Лакидоном нависли свинцовые тучи. Похожая на Гиметт гора увенчана синеватым облаком. С неба низвергаются яростные потоки. Процессия, направлявшаяся к воздвигнутому под открытым небом алтарю на агоре, вынуждена была трижды разжигать смоляные факелы. В момент, когда жрец Зевса перерезал горло белому быку, над площадью ослепительно сверкнула молния и ударил гром, перекрыв рев агонизирующей жертвы своими раскатами.

Завтра из-за этих грозных знамений будет объявлен запрет на плавания в открытом море. Он не коснется лишь «Артемиды». Зевс пошлет мне бурную погоду, но будет благосклонен к «Артемиде».

Шестой день Мемактериона. На заре. Буря свирепствовала всю ночь. Ветер свистел в черепице кровли, а ставни на окнах громыхали так, что не давали уснуть. Небо побелело; как в те дни, когда дует ливийский ветер [25]. Короткие волны с яростью набегают на песчаный берег у Большого фонтана. Сосны звенят, словно лиры, а дубы шуршат листвой, будто тучи стрекоз. Женщины спешат набрать воды и не остаются посплетничать у источника. Бледное, как луна, солнце выкатилось на небо в ореоле огромного светящегося кольца.

Полдень. Я отправился в Арсенал, но Навсифор не решается спускать «Артемиду» — дует противный ветер. По моему настоянию жрец богини явится после полудня, но не раньше, чем трижды перевернут песочные часы. «Артемида» не должна бояться ни бурь, ни опасностей. Ее нос будет смело рассекать волны и встречный ветер.

Вечер. Могучая и гордая Дева с луком! Несмотря на яростные порывы ветра, мой корабль, не покачнувшись, соскользнул на киле по стапелям, и его гордо поднятая корма взметнула каскад брызг, окативших нас с головы до ног. Жрец Артемиды разбил амфору вина о бронзовый таран, обращаясь к богине с мольбой о благосклонности. Закурили благовония, и двое рабочих перерубили топорами канаты, удерживающие нос. Сохраняя равновесие, корабль сошел в море. Сейчас он стоит у причала, связанный с берегом пеньковым канатом, обмотанным вокруг вкопанного столба. С носа на землю тянутся два фала [26]. Корабль медленно покачивается, натягивая канат, словно привязанная к ввинченному в стену кольцу нетерпеливая лошадь. Несмотря на отвратительную погоду и засыпающий глаза песок, многие горожане пришли полюбоваться кораблем.

Я счастлив и горд. Рядом со мной друзья. Пишу эти строки, пока они заканчивают ужин и обсуждают удачный спуск на воду. Я слышу, как Эвтимен говорит Венитафу:

— Я не подозревал, что Артемида — дочь бури.

— В полуночных странах Артемиду моря зовут Гердой, и она играет с морскими чудищами среди зеленоватых вод.