«Москва – как много в этом звуке»… – вспомнил я слова поэта и побежал за Костей.

Спустя минуту я был на плацу, где находился практически весь личный состав школы. Подвешенный на столб раструб радиоточки передавал немецкую сводку на русском языке. И если верить диктору, сегодня ночью 10-й танковый полк 8-й танковой дивизии немцев захватил Волоколамск, совершил марш-бросок по Волоколамскому шоссе и ворвался на окраину Москвы. Идут бои в районе Сходненского водохранилища и Тушино. Против регулярных германских частей бьются ополченцы. Долго они не выстоят и захват Москвы дело двух-трех дней. Иосиф Сталин, Ставка Верховного Главнокомандующего и партийные работники, прихватив труп Ленина и награбленные у русского народа богатства, на специальном поезде бежали в Куйбышев…

Сводка закончилась. Заиграл бравурный немецкий марш. А среди курсантов и преподавателей царила тишина. Как ни странно, никто не радовался. Почему? Думаю, причины были разными. Кто-то считал, что если немцы быстро возьмут столицу, Сталин пойдет на мирные переговоры, сдаст западные районы страны и мы германцам уже ни к чему. А кто-то тайно сочувствовал красноармейцам и ополченцам, которые сейчас грудью встречали немецкие танки и погибали. Какие ни есть советские граждане, но они не чужие люди, в конце концов. В одной стране жили, одни и те же радости-горести делили, один хлебушек кушали.

Впрочем, вскоре все разошлись. Обед. А после него курсантов построили на плацу, и начальник школы Карл Бушенгаген прошелся вдоль строя и лично вручил каждому по два шеврона РОА. После чего произнес небольшую бодрую речь, в которой главная мысль была проста – арийцы одолели славян и это потому, что они сверхчеловеки, первый сорт.

– Рано празднуешь победу, – глядя на Бушенгагена, еле слышно прошептал стоящий рядом Федоров, – кровушкой еще умоетесь и тогда про нас вспомните.

«Это точно», – мысленно согласился я с ним и посмотрел на новенькие шевроны, в щите Андреевский Крест, а над ним буквы РОА.

– Товарищ, боец! Товарищ, боец!

К старшине Захарову подбежала худенькая синеглазая девочка в белой блузке и синей юбке. Ее забавные русые косички раскачивались на бегу, а красный пионерский галстук сбился набок.

– Чего тебе, пигалица? – старшина приставил к стене дома трофейный немецкий пулемет и посмотрел на пионерку.

– Фашисты! – девочка указала на улицу. – Там они! Много! Идут!

– Знаю, – кивнул Захаров и, погладив девчонку по голове, слегка оттолкнул: – Беги отсюда. Прячься.

– А может, я могу чем-то помочь? – в глазах пионерки, которая не хотела уходить, была мольба.

– Уходи! – старшина повысил тон и девчонка отступила.

Возле Захарова появились ополченцы, молодые ребята из комсомольского отряда истребителей танков. Они были растеряны и не знали, что делать. Комсомольцы смотрели на старшину и он, понимая, что здесь и сейчас является главным командиром, стал отдавать приказы…

Передовая ударная группировка 8-й танковой дивизии ворвалась на окраину Москвы, и настрой немецких солдат был таков, что уже через пару часов они собирались выехать на Красную площадь. В советской столице царил хаос, правительство начало эвакуацию, в штабах неразбериха, милиция дезорганизована, а мародеры грабили магазины и склады. Казалось, что можно взять главный город страны голыми руками. Но не тут-то было и в Тушино немцев встретили ополченцы во главе с несколькими фронтовиками, которые совершенно случайно оказались в тылу, и среди них был старшина Николай Иванович Захаров.

Раны старшины затянулись быстро. Сильный организм справился и уже через пару недель Захаров, покинув селян, ушел в лес к партизанам. Там его встретили хорошо, без подозрения, поскольку о нем уже знали от местных жителей. После чего он сразу включился в боевую работу.

Партизан было немного, всего три десятка, но оружия у них хватало – отступающие советские войска бросали его много и часто. Однако они не знали, что делать, и тогда старшина предложил напасть на колонну военнопленных, освободить их и вооружить. Командир отряда, в прошлом председатель колхоза, с ним согласился, и партизаны организовали налет на временный дивизионный лагерь.

В ходе скоротечного боя было уничтожено семнадцать немцев и освобождено почти двести военнопленных. Что немаловажно, среди них оказались кадровые командиры. Один даже в чине полковника, хотя и был в форме рядового красноармейца, но сохранил документы. Звали его Кириллов, и он потребовал немедленно связать его с вышестоящим командованием. Вот только какая же связь в то время, когда фронт продолжает откатываться на восток, а партизаны только начинают свою деятельность? Опять же нет рации и связиста, да и вообще не понятно с кем именно связываться. Все это командир партизанского отряда попробовал объяснить полковнику, а тот сорвался и наорал на него.

Возник конфликт между бывшим председателем, который уже почуял вкус вражеской крови, и кадровым военным. Но опять вмешался старшина Захаров. Он человек опытный, в войсках половину жизни, и сразу сообразил, что полковник не пустышка. Бывает – человек орет и что-то требует, а на самом деле он никто и звать его никак. Вот только Кириллов был другой. Заметно, что человек привык отдавать приказы, а еще он прошел отличную подготовку, скорее всего, диверсионную. Все это старшина определил по повадкам полковника, его манере двигаться и реакции на те или иные события.

Старшина пообещал обеспечить отряд связью и развил кипучую деятельность. Среди бывших военнопленных он нашел связиста, а затем собрал группу отчаянных бойцов, вышел к ближайшей деревне, где, по информации местных жителей, находился штаб немецкой тыловой части и после полуночи, лично убрав часового, повел партизан в атаку.

Снова удача не оставила лихого старшину. В ходе ночного боя советские бойцы понесли серьезные потери, но врагов положили втрое больше, а главное – захватили мощную радиостанцию и дотянули ее до лесного убежища партизан.

Вскоре связь с советским командованием была установлена и Кириллов, действительно, оказался важной птицей. Настолько, что за ним обещали прислать самолет. Партизанам отдали приказ подготовить полевой аэродром и запас топлива, и они приступили к выполнению задания. А полковник подошел к Захарову и предложил отправиться с ним. Мол, он из «Особого сектора ЦК ВКП(б)» и такие люди как старшина ему нужны.

Захаров долго не думал. Это был его шанс. Подобное предложение можно никогда в жизни уже не услышать. Поэтому он согласился и спустя сутки на партизанском аэродроме приземлился трехместный У-2СП, который дозаправился, забрал пассажиров и благополучно перелетел линию фронта.

Кириллова, который с Захаровым больше откровенных разговоров не вел, сразу отправили дальше, в Москву, и снова старшина был с ним. А в столице его двое суток продержали взаперти и постоянно задавали вопросы о приключениях на фронте, происхождении и пребывании на оккупированной территории.

В конце концов, все уладилось. Старшине выдали новенькую форму и документы, согласно которым он являлся водителем и был приписан к гаражу «Особого сектора ЦК ВКП(б)». Оружие, трофейный «парабеллум», вернули. А потом дали сутки на то, чтобы съездить в Подмосковье и забрать семью. Все это с подачи Кириллова, который про Захарова не забывал и даже выделил ему машину-полуторку.

Старшина женился два года назад, сразу после Финской кампании, но у него уже имелись дети, сын и дочь. Семья проживала в десяти километрах от столицы по Волоколамскому шоссе, и он надеялся уладить свои дела быстро, без помех и в срок. Однако все его планы пошли крахом. Когда машина оказалась в Тушино, дорогу перегородила баррикада, которую спешно воздвигали ополченцы. Они объяснили старшине, что немцы уже рядом, только что примчался мотоциклист-разведчик, который видел немецкие танки, и дальше хода нет.

Бывалый фронтовик, который много раз видел, как из-за панических слухов рассыпаются целые батальоны, не поверил ополченцам и стал ругаться. Он даже достал свой грозный документ и уже почти убедил бойцов, что противник еще далеко, но затем увидел немецкий танк, который появился из-за поворота и быстро приближался к баррикаде. Ну а дальше от него уже ничего не зависело.