— Ну, Павлуша, мы сейчас, брат, с тобой номерок отколем такой, что только держись, и товарища Васютина выручим.
В лесу темнело. Через ветви бузины было видно, как затихала жизнь на поляне. Где-то фыркали лошади, замирали последние разговоры. Вечер становился холодный. Лес шумел от усилившегося ветра — видимо, погода менялась.
Сквозь полумрак можно было видеть, как человек с ружьем, стоявший у куреня, уселся на пень и, опершись на винтовку, задремал. Несколько раз он склонялся так, что чуть-чуть не падал и просыпался, тревожно оглядываясь по сторонам. Потом дремота одолевала его снова.
Фальберг выбрал подходящий момент. Скоро на поляне стало совсем тихо. Часовой, сидевший у куреня, положил на колени винтовку и, уткнув в нее голову, видимо крепко заснул.
— Пора, — прошептал Фальберг. — Мы должны неслышно связать этого часового и так, чтобы он не пикнул.
Фальберг снял гимнастерку и пояс.
— Я накинусь на него сзади и заткну ему рот гимнастеркой, ты в это время возьмешь у него с колен винтовку.
Осторожно, в темноте, раздвигая траву, они поползли. Шум леса скрадывал шорох, который они производили.
Через минуту широкая тень сидящего часового выросла перед ними.
С быстротой тигра Фальберг опрокинул его, крепко зажав горло. Часовой бессильно забился в руках Фальберга, глухо хрипя. Винтовка была уже у Павлуши, он отнес ее в сторону и поспешил на помощь к Фальбергу. Между ним и часовым шла упорная борьба. Бандит пытался, напрягая все силы, раздвинуть пальцы Фальберга, как щипцы, сдавливавшие его горло. Каждую минуту он мог произвести шум, который разбудил бы всех бандитов. Павлушка упал на ноги часового и крепко вцепился в них, ослабляя его движения.
Через несколько минут попытка их удалась. Бандит лежал связанный, с заткнутым ртом, удивленно ворочая белками глаз.
Фальберг и Павлушка оттащили его под куст бузины, где они только что сидели в засаде. Павлушка остался сторожить его, а Фальберг, переодевшись в одежду бандита, направился в курень.
Прислушавшись еще раз и убедившись, что на поляне все тихо, Фальберг проскользнул осторожно в курень. Курень был пуст.
— Телефон здесь, — прошептал радостно Фальберг, нащупав его в темноте, — ну-ка, попробуем… что у нас получится…
Глава XLVIII. РАЗГОВОР ПО ТЕЛЕФОНУ
Фальберг бесшумно позвонил. Долго не отвечали. Наконец послышался голос:
— Кто звонит?
Трудно было в этом голосе узнать голос Васютина. Да он и сам, видимо, старался его изменить, вложив в него повелительные нотки. Одну секунду Фальберг задержался на мысли, а вдруг это не Васютин говорит, вдруг этот телефон соединен с чем-нибудь другим, а не с пещерой. А если соединен и с пещерой, то, может быть, там уже давно хозяйничают бандиты, а Васютин где-нибудь стоит, прикованный к стенке.
Фальберг решил сразу открыть карты: в крайнем случае, пока они доберутся до этого становища, они с Павлушкой успеют скрыться.
Понизив, как только было можно, голос, Фальберг сказал:
— Говорит Фальберг. Это ты, товарищ Васютин?
Минутку телефон удивленно молчал.
— Товарищ Фальберг, да неужели это ты? — услышал радостный голос Васютина Фальберг. — Откуда ты говоришь?
— Я тихонько пробрался в становище бандитов. Но об этом после. Сейчас я позову здешнего главаря Берга, которому ты отдашь приказание немедленно передвинуться за пять верст отсюда, к Зеленому логу, якобы потому, что Чернавский, за которого ты будешь говорить, получил сведения о том, что это становище открыто чекистами. Понял? Время терять нельзя. Мы к тебе скоро придем на выручку — держись там крепче. Приготовься — я сейчас зову Берга. Не отходи от телефона.
Фальберг вышел из куреня и, смело позвякивая винтовкой, пошел вглубь поляны. Фальберг надеялся, что в темноте не узнают происшедшей подмены.
Подойдя к первому попавшемуся спящему человеку, Фальберг толкнул его прикладом в бок.
— Эй, дрыхнешь, зараза? Вставай!
Часовой заворочался и сердито замычал.
— Вставай, говорят тебе!
— Чего ты толкаешься — я тебе как толкну, мать твою…
— Чего лаешься, пойди позови Берга, — требуют срочно к телефону…
Человек медленно, нехотя поднялся, почесал спросонья спину и пошел внутрь поляны.
Фальберг вернулся к куреню и стал у входа в него. Минут через десять две тени подошли к куреню. Одна из них скользнула внутрь.
«Берг», — подумал Фальберг.
Оставшийся у куреня человек, тот самый, которого разбудил Фальберг, позевывая, спросил:
— Ляшка, у тебя табаку нету? Курить охота…
— Пошел к черту, нету!
— Брешешь ты, у тебе давеча было до черта! Куда ты подевал?
— Мало тут вас, чертей, шляется за табаком, не наготовишься, самому осталось на две цигарки, — ответил Фальберг, внутренне похолодев от неожиданной опасности.
— Жадничаешь, стерва, ну, ладно!.. — человек сердито сплюнул и ушел.
Скоро Берг торопливой походкой вышел из куреня.
Через час весь табор бандитов заволновался, раздавались голоса, крики, слова команды.
Скоро, погрузив телеги с награбленным барахлом, бандиты повскакивали на коней и в ночи, перекликаясь, двинулись в путь. Телефон был снят. Несколько человек остались для проведения телефонной связи с новым становищем.
Скоро и они, пропустив провод по верхушкам деревьев, ушли. Фальберг, воспользовавшись темнотой и сумятицей перед отъездом, остался. Через несколько минут он уже сидел вместе с Павлушкой под кустом бузины в обществе связанного бандита Ляшки.
Глава XLIX. ПОСЛЕДНИЙ ЖЕСТ ПОЛКОВНИКА ПОЛОЗОВА
На второй день вечером после того, как Аренский установил наблюдение за особняком Свалийского посольства, было обнаружено, что белогвардейцы, не зная о том, что все уже находились в руках Аренского, собирались для очередного совещания в специально отведенном им посольством помещении.
Все шесть человек пришли в разное время и все шесть человек были самым подробным образом изучены дежурившими сотрудниками МЧК. Был обнаружен тайный ход в посольство через разрушенное, соседнее с посольством помещение. Об этом быстро донесли Аренскому. Он сам прибыл на место, чтобы руководить наблюдением. По заранее разработанному плану, Аренский рассчитывал проследить при выходе за каждым членом организации и накрыть его на квартире.
Совещание в этот вечер было особенно продолжительным.
Поднимался вопрос о ликвидации «Черного осьминога» и об уничтожении всех имеющихся документов. Но полковник Полозов еще надеялся, что временные заминки, которые наблюдались в их работе за последнее время, будут изжиты.
— Если еще мы сложим оружие, то тогда, наверное, никто его больше не поднимет. Большевики укрепляются с каждым днем. Мы это не можем допустить. Главная наша ставка была на Барановск. Кто сказал, что там дела идут плохо? Мы еще этого не знаем. Я убежден, что наши два члена, выехавшие туда, сделают, что нужно.
Полозов говорил горячо. Полозов волновался. Полозов убеждал.
— Я не удерживаю тех лиц, которые хотят трусливо сдать оружие. Пожалуйста, они могут идти к большевикам и пресмыкаться перед ними. Нужно только побольше энергии. Страна неспокойна, а это нам на руку. В деревне мы много найдем наших сторонников. Я сам завтра же выеду в Барановск, чтобы руководить восстанием, — гордо заключил Полозов.
Совещание окончилось к часу ночи. Было принято решение об усилении работы. Было решено связаться с эсеровской организацией, имевшейся в Москве, и совершить несколько убийств членов советского правительства — это отвлечет внимание от окраины и даст возможность большему развитию повстанческого белогвардейского движения.
Так же, поодиночке, расходились члены «Черного осьминога», и за каждым из них в чуткой московской ночи двигались незаметно тени сотрудников Московской ЧК.
Полозов вышел последним. После этого совещания он получил еще большую уверенность в успехе дела. Он был доволен собой. Придет время, и родина не забудет его заслуг.