«Бежать! Немедленно бежать!»

В это время поезд, замедлив ход, подходил к станции Лиски, но за окнами уже стояли густые сумерки, из-за станционных построек выглядывал широкий серп луны.

«Бежать!»

Заславский с деланно равнодушным лицом поднялся и, спотыкаясь в проходе через протянутые пассажирами ноги, направился к выходу.

«Пойдет или не пойдет следом?» — думал он.

Когда Заславский скрылся в сумерках вагона, Вешнев толкнул в бок Зенчикова и шепнул тихо на ухо:

— Бежим! Мы, брат, вляпались… Скорей, пока не поздно!

Вешнев решил воспользоваться отсутствием Заславского, которого он принял за чекиста, и бежать, соскочив на замедленном ходу поезда.

Вон и площадка. Скрипнула наружная дверь. В лицо хлестнул осенний ветер. Звенели по рельсам громко колеса.

— Прыгайте сейчас за мной, — сказал Вешнев Зенчикову и скрылся за дверью, метнувшись лунной тенью. Задыхаясь от волнения, за ним последовал Зенчиков. Обе тени скрылись в стоящих у станции штабелях дров.

— Петяш, а ведь тут дело-то неладно, — заметил один из агентов дорожной ЧК другому, проходя мимо замедлившего ход поезда, — с чего это они прыгают на ходу? Айда за ними!

И, осторожно, привычно прячась в лунных тенях, оба агента скрылись в дровах.

Вешнев и Зенчиков, пригнувшись, мчались по переходам, образованным штабелями дров. Сознание того, что им удалось ускользнуть от рук чекиста, наливало их сознание гордостью.

«Наклеили нос, как нельзя лучше, — думал каждый из них, — пусть-ка теперь ищет ветра в поле…»

Но радоваться им пришлось недолго. Завернув за один из углов, Вешнев вдруг столкнулся с стремительно бежавшей фигурой. По общему облику, по красноармейскому шлему Вешнев узнал своего преследователя.

Завязалась отчаянная свалка. Цепляя друг друга за горло, разрывая одежду, барахтались обе фигуры в осенней пыли, а рядом танцевала смешная тень с подполковничьими усами Зенчикова.

В это время из-за угла выросли громадные под луной тени двух агентов дорожной ЧК.

— Руки вверх! Что за драка?!

— Он кинулся грабить меня…

— Этот бандит напал на меня, — сразу вместе выкрикнули и Вешнев, и Заславский.

— А ну, марш за нами, там разберем, кто на кого напал!

Тщательный обыск, произведенный у Заславского и Вешнева, обнаружил ряд ценных документов. Все трое были арестованы. В помещении дорожной ЧК старые приятели, вместе служившие раньше в одном полку, вместе кутившие ночами в офицерских собраниях, чеканившие мазурки на паркете великосветских балов, наконец, узнали друг друга.

Через час после этого в Загорск в Губчека легли шифрованные телеграммы.

Сергей Воротынский после смерти старика-отца получил двухмесячный отпуск и поселился на даче, где был убит его отец. Он усиленно занялся научными работами, разбирал бумаги отца, пытаясь постичь сущность «голубых лучей», изобретенных профессором. Но это ему плохо удавалось: недостаток специального образования затруднял ему работу по исследованию сложнейших химических формул, оставшихся в бумагах профессоре. Они упорно хранили тайну великого ученого, как ни бился с ними Сергей.

Особенно тормозило работу отсутствие первой части работы профессора, украденной преступниками. Восстановить ее было не по силам Сергею. Вызвать же какого-нибудь профессора из Москвы Сергей не решался: он знал, какую колоссальную силу имеют эти лучи. Если бы тайна их попала в руки советских врагов, то можно наверное сказать, что борьба Советской России в многочисленными врагами, которая до сих пор протекала так успешно, была бы немыслима. Черная реакция, получив в свои руки эти лучи, надолго, если не навсегда, оставила бы в рабстве многочисленные массы трудящихся мира, доведя их до вырождения.

Мало того, следствием этих лучей, которыми бы жадная буржуазия пользовалась для выполнения своих необузданных желаний — было бы опустошение мира и гибель всего человечества. Только пролетариат мог бы использовать в своем организованном мировом коллективе эти лучи для творческой, непрестанной энергии. В руках же борющегося пролетариата «голубые лучи» стали бы непобедимым оружием, с помощью которого он пришел бы к победе.

Сергей целые дни и ночи проводил за опытами и толстыми книгами профессора. С молодым упорством и настойчивостью он метался от одной попытки к другой. Но результаты были мизерны, работы продвигались медленным, черепашьим шагом.

В один из таких осенних вечеров, когда одетые в осеннее золото широкие берега Днепра переливались под заходящим солнцем разнообразными чудными красками, Сергей после непрерывной трехдневной работы, усталый от постоянных неудач, решил прогуляться по берегу Днепра.

Свои выкладки и все бумаги профессора Сергей, следуя его же осторожности, запрятал в новое место, искусно замаскированное так, что ни один самый остроумный и сообразительный Шерлок Холмс не мог бы их найти. Сергей боялся, что люди, похитившие часть работы отца, могли захватить в бумагах и некоторые указания о местонахождении других частей, поэтому он благоразумно перепрятал бумаги из двух мест, указанных отцом перед смертью, в это новое место. Но сколько он ни бился над загадочными указаниями в предсмертной записке отца о третьей части важных документов, сколько он ни старался разгадать загадочность внешне нелепых фраз, — это ему не удавалось. Старый профессор унес тайну с собой.

Прохладный днепровский ветер освежил усталую голову Сергея. Далеко на горе застыл в блестящем величии осени чудный родной город. Оттуда беззаботная радостная жизнь стучалась в сознание Сергея, напоминая о молодых, еще не растраченных силах. Теперь бы только жить… Но Сергей чувствовал, что сейчас он не имел права на это. На советских окраинах еще гибли сотни трудящихся, отвоевывая свое право на свободное существование, на свободный труд. Он, Сергей, должен был помочь им во что бы то ни стало!

Когда вечерние сумерки окутали приднепровские заросли, когда с реки потянуло влажным холодком и вдали заглушено по-вечернему пульсировал город, Сергей решил возвратиться домой.

Небольшая прогулка вновь разбудила в нем энергию и зажгла неутомимый огонь работы.

Просматривая выкладки отца, Сергей с каждый разом все больше и больше убеждался, что в изобретении его фигурировал какой-то новый, открытый, видимо, отцом же, неизвестный доселе элемент: следы его он находил в многочисленных формулах бумаг отца. И сейчас, идя к дому, он проверял себя и решил, что путь, по которому он ведет исследование — был правилен. Мало того, он убеждался, что работы его в отыскании этого элемента находятся накануне разрешения. Недавней усталости от неудач уже не было. Одушевленный этим, Сергей быстро шел по узким, заросшим бурьяном тропинкам.

Около дома ему вдруг показалось, что за углом мелькнула какая-то тень. Сжав в кармане браунинг и чутко насторожившись, Сергей обошел кругом дома, но ничего не заметил.

«Наверно, какая-нибудь бродячая собака — много их тут теперь развелось», — подумал Сергей.

Но когда Сергей тронул ручку двери, сзади его вдруг раздался осторожный шорох, и не успел Сергей обернуться, как на него был накинут кусок какой-то плотной материи, и несколько дюжих рук стиснули его, как тисками.

Борьба была безуспешна.

Когда Васютин вернулся с веревками, внизу, в яме, было уже тихо. Только по верху воды билась небольшая рябь. Комок обиды и горечи подкатился к горлу Васютина. Он хотел сам прыгнуть в эту яму, но вовремя сообразил, что это было бы безумием — выбраться отсюда без чьей-либо помощи было невозможно — края ямы были совершенно гладки, так, что не за что было зацепиться. Васютин спустил веревку и беспомощно болтал ею в воде, думая, что если Павел на дне, то он мог бы ее заметить. Но холодный блеск воды был мертв и глух.

«Черт возьми, и как только я недосмотрел!» — рвал на себе волосы Васютин.