– Uma casa… nas bordas de Tuizelo… nas proximidades[67], – выговаривает он, обращаясь вроде как к кумушке, которая первой заметила Одо, и вместе с тем взывая ко всем присутствующим.

И вот все опять принимаются о чем-то спорить – и спорят до тех пор, покуда кумушка, добровольно принявшая на себя роль главного собеседника, не подытоживает обсуждаемое:

– Temos uma casa que provavelmente vai servir para si e o seu macaco[68].

Он понимает только «uma casa» и «seu macaco». Дом и ваша обезьяна. И кивает.

Кумушка улыбается и показывает взглядом на калитку. Он живо проходит через нее и стаскивает Одо с каменной изгороди. Одо спрыгивает на землю рядом с ним. И они идут к машине. Собравшиеся в огороде направляются к калитке, а те, что собрались вокруг машины, расступаются. Питер поворачивается к собеседнице и водит рукой по сторонам. Та показывает направо – на верхнюю часть деревни. Он поворачивает в ту сторону. Одо, слава богу, держится рядом. Кумушка тащится сзади – на безопасном расстоянии. Перед ними расступаются и люди, и куры с собаками. За исключением кур, все обитатели деревни, люди и животные, плетутся следом за новоприбывшими. Питер то и дело оглядывается назад, как бы спрашивая, туда ли они идут. Кумушка, ведущая за собой толпу селян шагах в пятнадцати позади, или кивает, подтверждая, что он на верном пути, или показывает рукой, куда нужно свернуть. Так, шествуя во главе толпы, а на самом деле ведомые ею, они с Одо проходят через всю деревню. Одо, ловко перемещаясь на четвереньках, всю дорогу держится рядом, хотя нет-нет да и поглядывает с любопытством на кур и собак.

И вот они выходят из деревни. Булыжная улочка превращается в грунтовую дорогу. После очередного поворота они переходят через мелкий ручей. Деревья здесь растут реже – сквозь них проглядывает плоскогорье. Вскоре кумушка окликает его и делает знак рукой. А вот и тот самый дом.

Он ничем не отличается от большинства других домов в деревне. Небольшая двухэтажная угловая постройка с калиткой в каменной изгороди, замыкающей два противоположных края постройки и в целом как бы образующей дом с внутренним двориком. Вожатая приглашает его во двор, хотя сама, вместе с обступившей ее толпой, остается за калиткой. Она знаком показывает, что на второй этаж ведет наружная каменная лестница. Затем показывает на Одо и на дверь в первом этаже. Питер открывает дверь: она заперта не на замок, а только на щеколду. Увиденное его не радует. Комната, мало того что забита всяким хламом, еще и грязная, вся в пыли. Тут Питер замечает на стене колокольчик и видит, что дверь, которую он открыл, разделена горизонтально пополам, – все ясно. Этот этаж представляет собой хлев, стойло, загон для домашней скотины. По дороге сюда он видел множество таких домов, но только теперь ему становится понятно их устройство. Животные: овцы, козы, свиньи, куры, ослы – живут этажом ниже своих хозяев, которые, таким образом, держат их всегда под рукой и в полной безопасности, а зимой получают тепло из того, что те вырабатывают. Это объясняет и то, почему лестницы в таких домах расположены снаружи. Он закрывает дверь.

– Macaco, – услужливо поясняет кумушка из-за низенькой каменной ограды.

– Não, – отвечает он, качая головой. И показывает на лестницу.

Народ кивает. Что, неужели macaco чужака хочет жить наверху? Видать, губа не дура!

Они с Одо поднимаются по каменным ступеням. Крытая деревянная лестничная площадка больше смахивает на балкон. Он открывает дверь. На ней тоже нет замка. Взломщики, похоже, обходят Тизелу стороной.

Верхний этаж радует глаз больше. Обстановка хоть и простенькая, зато вполне сносная. Каменный пол (легко мыть), мебели кот наплакал (почти нечему ломаться). Стены довольно толстые, оштукатурены неровно и бугрятся, хотя выглядят опрятно и очень напоминают рельефную карту Высоких Гор Португалии. Планировка этажа незамысловатая. Дверь открывается в большую комнату – гостиную с деревянным столом, четырьмя стульями, двумя-тремя встроенными в стену полками и чугунной дровяной печью. С одного конца комнаты, образующей верхнюю сторону угла и разделенной пополам стеной, но лишь наполовину, размещается кухня с большой раковиной, газовой плитой, стойкой и полками – их здесь больше. В другом конце гостиной, куда ведет дверной проем, правда без двери, располагаются две комнаты в ряд, образующие нижнюю сторону угла. В первой стоит гардероб с вмонтированным в дверь большим зеркалом, потрескавшимся от времени. А в дальней помещаются кровать с видавшим виды матрацем, маленький ночной столик и убогая уборная с раковиной и грязным, покрытым пылью унитазом. Ни душа, ни ванны.

Он возвращается в гостиную и осматривает нижнюю часть стен. Потом – потолки во всех комнатах. Нигде нет ни электрических розеток, ни осветительных приборов. В кухне он лишний раз удостоверяется в том, чего не увидел прежде, – ну конечно, в отсутствии холодильника. В доме вообще нет электричества. Как нет и ни одного телефонного гнезда. Он вздыхает. Пробует включить водопроводный кран. Ни малейших признаков воды – сухая тишина. Два окна выбиты. Все покрыто пылью и глубоко въевшейся грязью. На него наваливается усталость. Из канадского сената, распрощавшись со всеми удобствами современной столичной жизни, он попадает в это жилище пещерного века в какой-то глухомани. Из уютного семейно-дружеского окружения его заносит в захолустье, где он – чужак, не знающий местного наречия.

Из глубоко подавленного состояния его выводит Одо. Их новое жилище ему явно по вкусу. Он радостно гукает и, маша вверх-вниз головой, мечется из одного его конца в другой. Ведь это, как понимает Питер, первое настоящее жилище Одо, не имеющее ничего общего с клетками, в которых он томился всю свою взрослую жизнь. Оно много больше и просторнее любого известного ему пристанища. И уж получше машины, где он провел последнюю неделю. Быть может, Одо тогда показалось, что он сменил висячую клетку на клетку с колесами. По стандартам томящихся в неволе обезьян этот дом – просто шикарная гостиница «Ритц».

И к тому же светлый, уж если на то пошло: на каждой стене – окна. Так что солнце будет им вместо лампочки. С другой стороны, мило и экономно, если учесть, что вечерами можно зажигать свечи и фонарики. А что до водопровода, то, уж коли он когда-то работал, стало быть, его можно починить.

Питер подходит к окну, выходящему во внутренний дворик. И распахивает его. Селяне терпеливо дожидаются по ту сторону изгороди. Он машет им рукой и улыбается. Как по-португальски будет «хороший»? Он заглядывает в словарь.

– A casa é boa… muito boa![69] – выкрикивает он из окна.

Селяне улыбаются в ответ и хлопают в ладоши.

Одо мостится рядом с ним у окна. И в сильном возбуждении изрекает то же, что перед тем выкрикнул Питер, – только на своем, обезьяньем языке, хотя его восторженный возглас Питер и люди там, внизу, воспринимают как ужасающе-пронзительный визг. Селяне съеживаются.

– Macaco… macaco… – он силится подобрать нужное слово, – macaco… é feliz![70]

Селяне дружно опять хлопают в ладоши. Что вызывает у Одо еще больший восторг. Он снова пронзительно взвизгивает, выражая радость на обезьяний манер, и выскакивает из окна. Питер, широко расставив руки, опасливо перегибается через подоконник. И смотрит вниз. Но обезьяну не видит. Селяне, кто в изумлении, кто в страхе, охают и ахают. И глядят вверх.

Питер опрометью спускается по наружной лестнице вниз и подбегает к ним. Одо уже вцепился в край черепичной кровли и, оттолкнувшись от каменной стены, взобрался на крышу дома. И вот он уже на коньке кровли – сидит и с безграничной радостью поглядывает то на людей внизу, то на деревню, то на близстоящие деревья… а потом обводит взглядом и весь огромный мир вокруг.