По щекам, щекоча шрамы, стекают столь редкие для меня слезы. Что ж…благодаря вам я даже научился плакать.
– оОо –
На рассвете нас без тени смущения расталкивает похабно-ехидно ухмыляющийся Зевран, но только увидев похожие усмешки на губах Лета и Натана я вспоминаю, что вчера мы так и не озаботились замкнуть заклятие беззвучия… В глазах Волчонка, тоже это осознавшего, мелькает какое-то беззащитное, детское выражение, но Хоу, стоящий рядом с ним, успевает шепнуть:
– Мы просто завидуем.
Хазрат вздрагивает, рвано кивая, и оказывается возле Справедливости – безотчетно ища поддержки. Хорошо. Он принял нашу Надежду – полностью и безоговорочно, впустил в круг доверия. Это – самое лучшее из последствий прошедшей ночи.
Когда Волчонок тянется к своей привычной скорлупе брони, Летис перехватывает его руку:
– Стой. Довольно таскать этот хлам. Одевай Древнюю.
Фенрис передергивает плечами, но доспех берет, бросив взгляд на Зеврана, так же нацепившего полный комплект Стражей, и растягивая в руках сеть ремней. Джас вытаскивает из кожанно-сильверитового бряцающего комка поддоспешник и тунику с коттой:
– Сначала это. Потом крепежи.
Пока они разбираются с обмундированием, мы с тобой разгребаем логово, ликвидируя свидетельства совместной ночевки – нечего давать слугам лишнюю пищу для сплетен. В конце концов, нравы и мораль одной отдельно взятой ячейки-квадры одного отдельно взятого Ордена одной отдельно взятой страны – дело только самой ячейки.
– Начинаем пускать пыль? А не поздно? – твой голос тих, но я не могу не услышать. – Когда-то надо. Вы…мы, по большому счету, почти вышли из состава Ордена Ферелдена. А я в нем и не был, если помнишь – Право Мести делает меня одиночкой, как говорится, без роду без племени.
На выходе из башни нас встречает все тот же пожилой эльф, кланяясь и рассыпаясь в извинениях, из которых постепенно вырисовывается смысл – так рано господский завтрак не готов, трапезная не протоплена, а потому нас, Стражей, просит не чувствовать себя оскорбленными, что зовут в челядную, но, нет-нет, для нас специально готовили отдельно, чтобы мы чего дурного не удумали, правда, без изысков.
Натан благосклонно кивает – по большому счету, так даже лучше. Простой замковый люд – он в большинстве своем приятнее благородных. То, что оказывается перед нами в тарелках – простая, но сытная еда, и по мне так это если не вкуснее, то уж точно здоровее вчерашних разносолов, приправленных ядом интриг. Иногда…просто не хочется его хлебать, даже если это – самая изысканная из пряностей. Ты тихонько хмыкаешь, краем глаза наблюдая за Волчонком – он есть с таким аппетитом, словно и правда Новопосвященный, хотя вчера вечером едва ли доел первую порцию.
Замок мы покидаем тихо – некоторые рыцари, из тех, что стояли в дозоре ночью, прощаются с нами, салютуя мечами, да стража снова вытягивается по струнке, но ни эрл, ни тем более эрлесса так и не спустились. Не слишком, конечно, красиво…но какой спрос с Серых?
На Тракт мы выходим через неполные полчаса, пробравшись по переметенному снегом подъезду к деревне. Дальше шагать куда легче – Империя и строила, и продолжает строить дороги на совесть, закладывая руны Пламени под мостовые, а потому снега на них просто нет. Мы движемся быстро – действительно быстро, и через пару часов после полудня по обеим сторонам насыпи вновь начинают мелькать фермы, сначала не слишком часто, но постепенно их становится все больше
Глаза выхватывают обугленный остов на отшибе – и в груди становится тесно и больно.
Дом. Я не помню его, но знаю – это мой дом. Был.
Проклятье. Зря мы сюда пришли.
Мы будем мстить. Мстить тому, кто виноват в Нашей боли.
Ты прослеживаешь мой взгляд – уловил настроение? – и кладешь руку на плечо, с силой стискивая пальцы. «Я здесь. Я рядом». Такое простое выражение поддержки. Только вот почему я хочу…чего? Услышать – что именно? Когда-то это было так просто…
Лотеринг тоже похож на игрушку, но в его кукольности почему-то нет ни капли неестественного. Может, потому, что эта идеальность нарушается пятнами черноты – не все дома еще восстановлены, хотя прошло уже…семь или восемь лет? Не помню. Невдалеке темным пятном выделяются обломанные стволы дубов – явно мертвых, хотя сейчас, зимой, точно сказать почти невозможно.
– Бет, смотри! Качели! – Карвер со смехом повисает на веревке, привязанной к толстой ветви. – Так нечестно, я их первая нашла! – Бетани, подоткнув повыше подол платья, пытается сдернуть близнеца, цепляясь за его ботинок. Карвер смеется, брыкаясь – и оба кубарем летят на траву. Я сижу рядом, читая что-то из отцовских книг – так непривычно называть кого-то своей семьей – после дюжины десятилетий веры в единственно-возможную значимость для меня Хозяина и Семи. После дюжины десятилетий, пропитанных болью и отравленной силой. Отец видит это во мне – но молчит. И будет молчать – чутье на опасность у него как у любого беглеца-отступника просто отменное. – Эй, Гаррет! Идем к нам! – Меня эта веревка не выдержит, – однако против воли усмехаюсь в ответ на широченную улыбку подростка. – Сначала испытай! – в один голос. Такие похожие. Такие чистые – пока. Что ждет их впереди?
Стискиваю зубы – боль воспоминания не желает уходить. Вынырнувшее на поверхность, словно касатка, оно вцепилось в меня острыми зубами, перемалывая выстроенные разграничения, созданные мной в туманной пустоте собственного прошлого. На вопросительный взгляд Волчонка лишь усмехаюсь, качая головой – и сам ощущаю, насколько эта усмешка вышла натянутой.
Вскоре перед нами уже маячит центр поселения – соломенные крыши вперемешку с черепичными, высокие дома среди приземистых – хаотично, но по-домашнему уютно.
– А вон там была клетка Стена, – Лет неожиданно тыкает куда-то в сторону мельницы. – Знаете, а не сильно деревня изменилась…так, кое-где домишки подросли – и все. Думаю, стоит заглянуть на постоялый двор – новости узнать, что ли. А то два месяца быть оторванными от мира – опасно.
Все согласно кивают, и Лет, на ходу припоминая дорогу, ведет нас узкими проходами между домов – наверное, коротким путем. Ну, хоть кого-то память не подводит – к заведению мы пробираемся довольно быстро. У самых дверей нас встречает счастливая компания выпивох, видимо, уже начавших разогрев перед Долгой Ночью – и, радостно гудя, приветствует «Серых-мать-их-Стражей». Забавно…насколько я помню, до Мора тут Орден вообще не жаловали – а сейчас готовы рубахи от радости рвать и шапки ломать… Как там сказал Зев… «Проза жизни».
В трактире шумно, на верхнем ярусе на не слишком чисто звучащих инструментах что-то играют местные музыканты, и немного визгливый гобой то и дело фальшивой нотой перекрывает гомон отдыхающих.
Тишина повисает за считанные секунды – едва мы входим в дверь. Еще бы, для всех здесь мы – семь Стражей, и о том, что в деревню наведывались такие птицы, наверняка будут судачить еще с месяц. Невольно дергаю плечом, ощущая пристальные взгляды. Я…привык быть под прицелом десятков, сотен и тысяч глаз и в куда более сложных ситуациях, но сейчас что-то в этих глазах меня…тревожит.
Из-за стойки появляется плешивый лысый мужичок, напоминающий глубинный гриб:
– Ба-а, какая встреча! Страж! А поговаривали что вы, простите за выражение, померли, спаси Создатель. – Скажем так, слухи о моей кончине несколько преувеличены…М-м…Барлин, да? Или время подпортило мою память? – Не клевещите на себя, Страж, – Барлин расплывается в улыбке, – Именно Барлин, Старый Барлин, и должен заметить, стал еще старее, чем был тогда. Яд-то ваш нам ох как пригодился…два вы проходите, проходите, вон, сейчас Майра принесет выпить… Эй, девка, шевели ляжками, Стражи устали с дороги!
Продолжая что-то бормотать, он проводит нас в дальнюю часть помещения, к камину, усаживая за длинный стол – как раз мы все помещаемся, и шлепком подгоняет официантку, принесшую кружки с …элем, кажется.
– Кстати, не подумал бы никогда, что ты тоже Стражем заделаешься, Хоук. Впрочем, ты мальчишка был боевой, куда ж тебе еще… Братца твоего жаль, да и малышку Бет – соболезную, сынок.
