Впрочем…почему бы и нет…
Мы редко поддаемся в этой игре с равными себе, но фавориты… Фавориты – это нечто большее. Они могут позволить себе больше, чем иные. А Мы можем позволить себе…меньше. Меньше власти, меньше контроля.
Иногда…
Потому что всегда верховодить – скучно.
Я чувствую Его присутствие так, словно Он прижимается к моей спине, дыша в затылок, но все же ведущую роль он отдал именно мне…сознание дробится осколками, выхватывая лишь разрозненные образы и ощущения.
Влажное дыхание у ключиц. Сильные пальцы, впивающиеся в поясницу. Сияющий лазурью взгляд, чуть скрытый полуопущенными веками… Острые зубы, скользящие по шее, словно он выбирает, где бы укусить…но нет, спустя мгновение-вечность они уже смыкаются на соске, срывая у меня приглушенный крик. Звякает пряжка ремня, и руки, исчезнув на краткий миг из сумбура чувств, вновь появляются – поглаживая ямочки у ягодиц, скользя ниже, под ткань штанов.
М-м, скучно с ним точно не будет…
Смертные не способны провести ночь с одним из нас, Изначальных – и остаться в своем уме, это наша вечная боль. Прежде Мы никогда не думали, что может быть иначе…
Но ведь он – не смертный…
Мои пальцы путаются в его смоляных волосах, притягивая его ближе. Когда я стянул с него тунику? Не помню – да и не имеет никакого значения, но даже эта плотная рубаха поддоспешника – раздражает. Потому что не дает коснуться, не позволяет ласкать так, как хочется… Он словно понимает меня, ломаными движениями выпутываясь из простеганной ткани, отбрасывая ее куда-то в темноту, и я слышу собственный смешок – хриплый, нетерпеливый. Его кожа – лишь чуть темнее моей, исчерчена метками разрывов реальности, открытыми венами Тени, прохладная, но гораздо теплее чем ветер, солоновато-горькая от пота и такая притягательная под моими губами.
Языком прослеживаю рубцы шрамов, пересекающие его грудь – близко к сердцу прошло лезвие, опасно. Касаться его так – все равно что касаться молнии, губы немеют от разрядов силы… Его стон, низкий и прерывистый, бьет по нервам, волной возбуждения прокатываясь по моему позвоночнику…
Я не успеваю поймать миг, когда он опрокидывает меня на камень, а от резкого удара перехватывает дыхание…или быть может, его перехватывает потому, что он вновь меня целует, жадно прикусывая язык? Когда я снова могу сделать вдох – выясняется, что он не нависает надо мной, как миг назад. Он старательно стягивает с меня штаны, обнажая окончательно, и его руки гладят мои бедра, колени, голени, язык жарко пробегает по косточке щиколотки – и скользит вверх, к паху. Хочется податься ему навстречу, но он держит крепко, не давая двигаться, и с каким-то странным любопытством разглядывает мой член, обдавая его горячим дыханием.
– Пожалуйста…
Я слышу осколки многоголосья в собственной мольбе. Быть может, позже это меня озадачит, но сейчас я полностью солидарен с Ним. Мне бы испугаться – но на это нет сил, осталось лишь незамутненное желание. Он усмехается уголком губ – почти незаметно, и касается меня языком, отчего я с трудом сдерживаю крик. Ах, ты ж Создателя вашего шлюху в душу м-мать…
Чужая мысль, явно заимствованная у меня самого, обжигает кипятком, и я не могу удержать смех, но на первых же звуках он срывается, переходя в стон, когда Джас все же наклоняет голову, вбирая так много, как может. Да, он неловок – собственных навыков явно не хватает, а те, которыми он пользовался прежде, явно в большей мере принадлежали тебе, но все искупает искренняя эмоциональность его действий. Я же могу лишь закусить кулак, ощущая во рту соленую медь собственной крови, чтобы не стонать каждый раз, когда головка касается его неба, и он невольно сглатывает, плотнее сжимая губы…
С трудом я улавливаю момент, когда он изгибается, тянется к собственной плоти, и, стиснув зубы, обеими руками поднимаю его голову, заставляя отпустить меня. Он смотрит непонимающе, но я лишь улыбаюсь, тяну его к себе…
Его губы влажные от слюны и смегмы, одуряюще пахнут мускусом, и от этого запаха кружится голова, заставляя забывать даже собственное имя. Жесткие пальцы сминают мои ягодицы, притискивая ближе – но вряд ли он отдает себе отчет в своих действиях. Отрываюсь от него, медленно поднося ко рту свою ладонь, и языком срывая корочки с укусов. Он, кажется, даже не понимает, зачем.
Такой…чистый для того, кто едва не стал одним из Темных Духов…
Выгибаться так – неудобно, но… Я несколько раз провожу рукой по его члену, смачивая кожу кровью. Кровь – лучшая смазка, мне ли не знать...
– Ну же…
Его рык, низкий, глухой, животно-дикий, распарывает тишину, когда он подается вперед. Я могу лишь скрестить ноги за его спиной, упираясь затылком в камень, выгибаясь навстречу, и его губы вновь прижимаются к моей шее. Его движения – нетерпеливы, он вбивается в мое тело все глубже, отдавшись на волю инстинктов собственной плоти. Последнее, что я успеваю увидеть, прежде, чем провалиться в жаркую темноту, заполненную самым естественным из ритмов – это то, как по моим рукам течет живое пламя, окутывая плечи, и пара призрачно-огненных крыльев оборачивается вокруг наших слившихся тел…
– оОо –
Летис нежился под руками Зеврана, который старательно расчесывал его волосы костяным гребнем, и из-под полуопущенных век наблюдал за спутниками. С того момента, как сбежал не желающий слушать про Очищение одного из Семи Хоук, никто из его любовников не находил себе места, и более всего нервничал Справедливость. Именно поэтому он ничуть не удивился, когда тот встал со своего места, отложив в сторону только-только дочищенный наплечник, и, неловко извинившись, ушел в темноту.
Андерс дернулся было следом, но был остановлен уверенной рукой Фенриса:
– Оставь их. Им обоим это нужно. – Но… – Андерс нахмурился, однако эльф не дал ему закончить фразу, впервые за все путешествие открыто целуя отступника. Оторвавшись от него, воин прищурился, глядя в золотые глаза, и повторил: – Оставь.
Некоторое время над стоянкой висело теплое задумчивое молчание. Летис снова позволил себе окунуться в негу от бережных движений гребня, а Зевран затаенно улыбался, столь невинно лаская своего возлюбленного. Алистер старательно точил меч, размышляя о ближайшем будущем и о том, как бы потактичнее отправить орлесианских Стражей в Черный город и при этом не напороться на международный скандал, а заодно, как отвязаться от Трона так, чтобы никто даже ничего не вякнул. Натанияль вощил тетиву лука, пожевывая сухую травинку, и мысленно прикидывал, с какой же силой нужно развести ребра оленя, чтобы выломать их так, как они были выломаны у их ужина. Каллен, как и Варрик, уже давно дремал, закутавшись в тонкое одеяло. Андерс и Фенрис почти беззвучно ругались, опять не сойдясь по одному из множества вопросов, в которых были друг с другом не согласны.
Вспышка сырой мощи, накрывшая все вокруг, заставила всех, наделенных способностью ощущать магию, вскинуться с места. Даже спящие что-то забормотали и заворочались в своих спальниках, и Андерс невольно покосился на всех остальных, кто не был посвящен в тайну Варрика – не заметил ли кто, но сейчас всем явно до этого не было дела.
Летис, вывернувшись из рук Зеврана, едва не упал, привычно выругавшись на новоимперском, и вскочил на ноги, оглядываясь.
– Проклятье! Что он творит?! – Страж натянул снятые было сапоги, спеша отыскать вновь влипшего непонятно во что Гаррета. Впрочем, нет, он-то прекрасно понимал, во что влипшего… – Он же его убьет! – Кто? Кого убьет?! – Андерс вскочил следом. – Хоук – Джаса! – на бегу бросил Летис, вылетая за пределы руин. Краем глаза он заметил, что все остальные торопятся следом. Андерс оказался по правую руку от него быстрее вдоха: – Почему? – Потом!
Сурана догадывался, что единственное место, куда сейчас могло унести Хоука – тот самый камень, где они приносили Жертву Крови, и до него, хоть и был совсем недалеко от стоянки, еще нужно было добраться по руинам либо бежать в обход. Летис выбрал второе – так было и быстрее…и безопаснее.
