Перепуганная пожилая женщина жалобно поглядела на лейтенанта. Она не плакала — словно боялась вызвать его неудовольствие, но он вновь почувствовал непонятную вину. Всегда чувствовал, когда случалось что-то в этом роде.

— Дети во дворе так говорят, что его машина увезла, — мягко сказал он. — Вы сами-то ее заметили?

Та покачала головой.

— Он ничего вам не говорил? Может, заговаривал с ним кто-то? Звал покататься, все такое…

Женщина судорожно вздохнула.

— Я его предупреждала… чтобы он никогда… с посторонними…

— Ясно, ясно, — поспешно сказал лейтенант. — Вы уж меня извините за такой вопрос, Светлана Васильевна, но, может, вы… — Он оглядел скромную обстановку квартиры, обтрепанные на швах обои, хлипкую мебель. — Может, вы или ваша дочь состоятельней, чем кажется на первый взгляд?

Та недоумевающе поглядела на него.

— Может, это похищение с целью выкупа? — пояснил тот.

— Да вы что! — тихо сказала женщина.

— Это было бы не так уж плохо, — продолжал лейтенант, — по крайней мере, ребенку бы ничего не грозило.

«До поры до времени», — подумал он.

— И потом, эти двое. Похоже, охраняли они вашего внука. Или следили за ним. Вы уверены, что их не знаете?

Женщина смотрела на него с тупым недоумением. От горя и усталости она уже ничего не соображала, и лейтенант подумал, что зря теряет время. Самая обыкновенная семья. Правда, эта странная реакция Москвы на запрос…

— Вы предупредили дочь, Светлана Васильевна?

Та кивнула.

— Она уже едет.

— Скажите ей, мы хотим с ней поговорить. И сама пускай ничего не предпринимает. Ясно?

— Ясно, — покорно ответила женщина. — А… вы его найдете?

— Мы делаем все, что можем, — ответил лейтенант.

«Безнадежно, — подумал он. — Будь они какие-нибудь крутые, было бы проще. А так — почему? Зачем? Им нужен был совершенно определенный ребенок? Или схватили кого попало? И эти два трупа…»

Вошел молоденький милиционер в новенькой форме.

— Вас к телефону, — тихо сказал он лейтенанту.

Тот прижал к уху миниатюрный пластиковый корпус.

— Ясно, — сказал он. — Ясно…

И поймал испуганный взгляд женщины.

— Нет-нет, — сказал он, — это к вам не относится.

А сам подумал:

«Похоже, дело поведем не мы. И почему мне сразу показалось, что тут все не так просто?»

Завадский вряд ли передвигался по отвалам с большой скоростью, но он, пока они препирались, успел уйти далеко вперед, и отыскать его во тьме, где каждый куст напоминал человека, было нелегко.

Они карабкались по грудам щебня, ежеминутно ожидая натолкнуться на знакомую фигуру. Тьма была заполнена голосами: шорох гравия, слабый скрежет трущихся друг о друга веток, всхлипы ночных птиц… Как различить среди них отдаленный звук шагов?

Лесник обогнал Бориса.

— Я пойду впереди, — сказал он негромко. — И без фокусов, слышите?

— Он вооружен, — напомнил Борис.

— Знаю.

Борис споткнулся о какую-то кочку и шепотом чертыхнулся. Но спустя уже несколько минут он понял, что идти стало неожиданно легко: постепенно он стал различать все, что творилось вокруг.

«Неужто рассветает? — подумал он. — А я и не заметил!»

Но небо по-прежнему было темным. Свет пластался по земле; Борис вдруг стал различать каждую сухую травинку, каждую кочку, каждую выбоину — точно все вокруг было сделано из светящегося матового стекла.

Казалось, свет исходит ниоткуда.

— Вы видите? — спросил он шепотом.

— Да, — так же тихо ответил лесник.

— Что это?

— Не знаю.

Свет мягко разливался вокруг молочными волнами, словно его испускала сама земля. Борис не выдержал: он кинулся вперед и схватил лесника за рукав.

— Это и вправду то место! — приглушенно крикнул он. — Они были правы! Этот свет…

— Заткнитесь, вы, идиот, — прошипел лесник.

— Что вы собираетесь делать?

— Во-первых, надо найти этого старого дурака. Потом посмотрим.

— Что это, как вы думаете?

— Аномалии, — неуверенно ответил лесник.

— Да какие тут, к черту, аномалии! Это же… неужто и вправду контакт?

Вокруг делалось все светлее. Однако свет этот был какой-то призрачный, муторный, а навалившееся на карьер темное небо усиливало ощущение дурного сна.

Наконец они увидели Завадского: темная фигура пробиралась меж двумя отвалами щебня, направляясь куда-то вниз, в глубину карьера.

— Эй! — негромко сказал лесник и сдернул с плеча карабин.

Но Завадский, казалось, не слышал его. Он поспешно и как-то скособоченно передвигался по сыпучей почве.

Лесник вновь собрался окликнуть его, но Борис схватил его за рукав.

— Погодите! Посмотрим, что он будет делать.

— Может, — неуверенно возразил лесник, — он ничего не соображает? Может, он как лунатик…

— Черта с два. — Высокая фигура, пригнувшись, нырнула под нависшую глыбу. — Отлично он все соображает.

Они прошли несколько метров и внезапно остановились. Остановился и Завадский.

В руке у него блеснул пистолет, и он настороженно наставил оружие на пустое пространство перед собой. Левой рукой он по-прежнему неловко прижимал к себе сумку, одновременно выворачивая запястье, чтобы поглядеть на часы.

— Чего он ждет? — не понял лесник.

Земля под ногами дрогнула.

Сначала Борис подумал, что это ему показалось — просто на миг закружилась голова от этого мерцающего света, — но потом увидел, как с насыпи скатилось несколько камешков, а потом весь щебень медленно поехал вниз, Отвал трясся мелкой дрожью, как шкура огромного животного.

На него навалилась странная тяжесть — гнетущее ощущение тревоги. Хотелось повернуть назад и, не разбирая дороги, бежать от этого проклятого места. Воздух вокруг него продолжал мерцать, и почему-то это было особенно невыносимо, — казалось, он изменил саму свою структуру, сгустился, мешая вдохнуть полной грудью, и журналист скорчился от тягостного ощущения удушья.

Замершая было вибрация вновь усилилась, а с ней — и ощущение слепого ужаса.

Лесник стоял рядом с ним, стиснув побелевшие пальцы на вороненой стали ружья и хватая ртом воздух.

Борис схватил его за плечо.

Чтобы заговорить, ему пришлось сделать усилие, преодолевая спазм гортани:

— Что… это? Что происходит?

Тот повернул к нему бледное, напряженное лицо, но взгляд у него оставался осмысленным.

— Не знаю… но похоже на инфразвук, — ответил он.

Инфразвук! Понятно, почему ходят слухи о всяких кошмарах. Инфразвук вызывает приступ страха, а уж мозг сам старается подобрать для него повод.

— Но, — нерешительно сказал Борис, — направленный инфразвук! Что-то же должно его испускать.

— Может, это подвижки земной коры? Что-то вроде землетрясения? При нем тоже иногда на поверхность земли выходят звуковые волны.

Видно было, что Никита и сам не слишком-то верит собственному объяснению.

Журналист покачал головой.

— Нет, — твердо сказал он, — землетрясение тут ни при чем. Да и какие тут землетрясения? Здесь что-то другое.

Они по-прежнему могли видеть Завадского — черную фигуру, омываемую волнами светящегося воздуха.

Тот стоял, пригнувшись, и словно чего-то ждал.

— Я, кажется, догадываюсь, — пробормотал Борис. — Инфразвук — это что-то вроде барьера. Защитного барьера. Что бы тут ни творилось, это хороший способ удержать любопытных на расстоянии. Добровольно сюда никто из посторонних и близко не подойдет.

— А что тут может твориться? — спросил лесник. — Испытания тут, что ли, какие-то проводятся?

— Если и испытания, то не наши. Смотрите.

В конце карьера воздух сгустился, образовав пульсирующее пятно, которое постепенно начало увеличиваться в размерах. Оно росло и росло, наливаясь изнутри нестерпимо ярким светом. И на его фоне черная человеческая фигура была видна особенно четко.

Наконец края отверстия, трепещущие, как бахрома у давешней медузы, замерли, стабилизировались и словно затвердели. Завадский, удовлетворенно кивнув сам себе, полез в отверстие. Плотный туман на мгновение закрутился вокруг него и сомкнулся, скрыв его от посторонних взглядов.