Она недоуменно покачала головой.
— А вы его видели? — спросил Борис.
Та кивнула.
— Видела, когда его уже на машине вывозили. Она цепляется, кричит — отдайте сына моего… А что там лежит, на этих носилках, и сказать страшно. Голова огромная, лица нет, руки-ноги тоненькие, скрюченные… Его у Петровича на огороде откопали. Полежал он там маленько, конечно, но никакой это не мальчик, говорю я вам. Вообще не человек.
— Ну, а сами вы что про это думаете, Лариса Захаровна? — спросил Борис. — Кто же это был тогда? И вообще, ребенок-то у нее от кого?
Та пожала плечами.
— Заморочил ее кто-то. Отвел глаза. Дом их на отшибе стоит. А в лесах здешних всякая нечисть издавна водится.
— Леший, что ли? — насмешливо спросил Павел.
— Не знаю. Может, и леший. А только морочит тут людей кто-то.
— А что там за карьер у вас какой-то? — поинтересовался Павел.
— Да у нас тут два карьера. Один два года назад закрыли. А еще Старик есть. Это не здесь, это подальше… Никита, может, знает.
— Далеко это?
— Ну, как далеко… Пару дней пути. Дорогой, может, и меньше было бы, но в лесу дорог нет.
— Поговорить бы с этим Никитой…
— Воля ваша, — пожала плечами женщина, — а только зря вы это. Контактеры там эти шастали. И военные, говорят, высаживались — и то ничего не нашли. С вертолетами. Уж не знаю, правда, что они там искали.
— А… — медленно сказал Борис, — так это то самое место…
— Скажите, Лариса Захаровна, — перебил его Павел, — а откуда же это существо взялось? Ну, которое она за пропавшего сына принимала?
— Ну, Валька-то рассказывала одну историю, но к тому времени она уже умом повредилась. Что, мол, через неделю после того, как у нее сын пропал, ночью — тогда как раз гроза была, — она вдруг услышала Алешкин, значит, голос: «Мамка, а мамка, иди скорей на кладбище, забери меня. Холодно мне тут». Ну, Валька перекрестилась, плащ накинула, фонарик схватила и побежала. И видит, из травы, среди могил, глаза светятся. Он стоит и на нее смотрит. Она его на руки — и в дом.
— Да почему ж она решила, что это ее сын? — удивился Павел.
— А Бог ее знает, — пожала плечами хозяйка. — Потом задумчиво добавила: — И понятно, что он долго у нее не прожил, мумий этот. Рта-то у него не было. И как он только кормился?
— Скажите, Лариса Захаровна, — наседал Борис, — а проведать больную можно?
Та покачала головой.
— И не думайте. Ее в закрытой палате держат. Меня и то не пускают.
— Ну, что? — Борис обернулся к Павлу. — Пошли, поищем Никиту этого? Странные дела тут творятся, ей-Богу…
— А что, — задумчиво отозвалась женщина, — мы привычные. Это вам, городским, все в новинку.
— Где его найти-то можно?
— Может, в инспекции. Как выйдете отсюда, сразу свернете налево, там рядом с клубом маленькая такая пристроечка. Еще табличка висит. Может, он там…
— А что, у вас тут охотники часто бывают?
— Да нет, больше свои. Браконьерят помаленьку. Но иногда и верно, приезжают. Все больше осенью. Места тут у нас богатые. Клюква, брусника. Грибов полно. Ну, и дичи хватает.
Лесник оказался мрачноватым высоким человеком в линялой штормовке и сапогах. Он как раз запирал на замок двери с висящей на них табличкой «Инспекция». Слухи, видимо, распространялись быстро, и он не удивился, увидев новые лица.
— А тут-то что вам надо? — спросил он. Выговор у него был городской, и вообще что-то неуловимо отличало его от местных жителей.
— Нам сказали, вы хорошо окрестности знаете, — отозвался Борис. — Нам нужен проводник. Хотим поглядеть одно место.
— Заброшенный карьер, конечно, — ядовито сказал лесник, — все лезут на заброшенный карьер. И какой идиот первым распустил эти слухи…
— А на самом деле там ничего нет? — подхватил Борис.
— Ничего такого из ряда вон выходящего. Места только труднопроходимые. Болото. А все лезут, как с ума посходили. Вылавливай потом их. Контактеры эти. Приезжали, какое-то биополе мерили. Носятся как придурки, один ногу сломал — вертолет пришлось вызывать. Мне на свою голову хлопот не надо.
— Ну нет так нет, — примирительно сказал Борис. — Мы поглядим и уйдем. Вам-то какая разница, в какую сторону идти?
— А такая разница, что туда лучше со стороны губы подъезжать. На моторке. А мне к чему бензин тратить?
— Да заплатим мы, понятное дело. И за бензин, и сверх того. Вам что, деньги не нужны?
— Не нужны, — отрезал лесник. — Мне бензин нужен. И потом, куда вы пойдете в таком виде? — Он брезгливо оглядел их. — Ни снаряжения, ничего…
— Да купим мы, — сказал Борис, — тут что, сапоги купить негде?
— Вот купите, тогда и поговорим.
И он слегка пнул запертую дверь ногой, как бы ставя под разговором точку.
Борис неохотно спустился следом за ним с крыльца, к Павлу, который, стоя внизу, ожидал, чем кончится эта беседа.
— Погодите! — раздался чей-то голос.
Павел обернулся.
К ним приближался немолодой седоволосый человек явно городского вида. Он был одет в потрепанный твидовый пиджак и свитер с высоким воротом, но осанка его явно обличала человека военного. За плечом у него висела зачехленная двустволка.
— Тут что сегодня, слет туристов? — недовольно проворчал лесник. — И ведь этому тоже наверняка надо на заброшенный карьер…
Человек подошел к ним. Он слегка задыхался — сказывалась сидячая городская жизнь.
— Вы ведь Никита, правда? — спросил он. — Местный лесник? Завадский Юрий Петрович.
И он выжидательно обернулся к остальным. «Для праздного туриста он, похоже, чересчур настороженно держится», — подумал Павел.
Они представились.
— И кто же вы такие? — спросил он, окидывая их взглядом холодных серых глаз. — Корреспонденты?
— Почему именно корреспонденты? — фальшиво запротестовал Борис.
— Не будете же вы утверждать, что вы охотники, — резонно заметил тот. — А впрочем, ладно! Какая разница?
— И куда же вы собрались? — поинтересовался Борис.
— Да все равно куда, — тот махнул рукой. — Сейчас тяга… Вальдшнепы летят. Но если вы уже наметили какое-то определенное место, что ж — за вами право выбора. Я человек покладистый.
«А с виду и не скажешь», — подумал Павел.
— А вам разве не нужно на заброшенный карьер? — спросил Борис.
— А где это? — удивился тот, не сводя с него холодного взгляда.
Павел подумал, что их новый знакомый подготовился к экспедиции гораздо лучше, чем они сами, — у пояса висит охотничий нож в потертых ножнах, и наверняка в гостинице лежит рюкзак с палаткой и прочие важные для охотника вещи…
— Так идете вы или нет? — спросил тот, внимательно глядя на лесника.
Тот сдался.
— Ладно, — сказал он. — Завтра с утра выходим. И чтобы собрались как положено.
— Если вам надо экипироваться, я могу помочь подобрать все, что нужно, — сказал Завадский. — Тут вполне приличный магазин.
Лесник больше не обращал на них внимания. Он, не прощаясь, повернулся к «туристам» спиной и молча зашагал вниз по улице.
— Не слишком-то он общительный, — пробормотал Павел.
— Да уж, — отозвался Борис. — Он, кстати, то ли москвич, то ли питерец. Мне про него регистраторша в гостинице рассказывала.
— И что?
— Ну, у него вроде как жена утонула. Паршивая история. Они еще студентами были — сплавлялись по каким-то порогам, а байдарка возьми да перевернись. Он два часа по дну шарил… С тех пор все себя винит. В город возвращаться не захотел, уехал сюда. Так что ты с ним потактичнее. Характер, говорят, у него тяжелый.
— И когда она, интересно, тебе это рассказать успела?
— Вечером, когда я к ней за кипятком ходил. Ты-то храпел уже.
— А почему мне не рассказала?
— Я — человек культурный, — с достоинством сказал Борис, — в очках. А это производит впечатление на пейзанок.
Павел пожал плечами.
— Так вы идете, молодые люди? — спросил Завадский. До сих пор он стоял спиной к ним, рассеянно вглядываясь в холодное северное небо.
Борис кивнул.