Судя по тому, как женщина его держала, меч был для нее тяжеловат. От ее атаки я бы уклонился, даже будучи в инвалидном кресле и с завязанными глазами.

- И это все, чего ты достигла за этот месяц? – отчего-то решил я ее поддеть.

Я поздно пожалел о своих словах, но женщина не утратила хладнокровия – с безразличным видом она начала наносить удары быстрее, только и всего. «Хорошо, что не теряет головы в спарринге. С другой стороны… что если она так атакует, потому что боится меня задеть?» Не успел я додумать, как Рена сбила меня с ног в довольно неплохом подкате и со всей силы замахнулась сверху. Я рефлекторно зажал лезвие между ладонями, немного ошарашенный ее поведением. «Ага, боится, бл*ть, задеть, как же! Убьет и не поморщится, вы поглядите!»

- Ну, что теперь скажешь о моих достижениях за месяц? – криво ухмыльнувшись, спросила Рена, глядя на меня сверху вниз. «Задело, значит, все-таки…»

Но вопрос ее так и остался без ответа, так как внезапно она начала оседать на пол, выпустив оружие из рук. Вскочив с пола, я подхватил ее и присел на колени. Проверив пульс, я немного успокоился, убедившись, что это простой обморок. Тяжело вздохнув, я понес женщину в комнату, пытаясь попутно привести нервы в порядок. Уложив ее в постель, я потрогал ее пылающий лоб. «Нет, чтобы сказать, что ей плохо! Нет, будет упорно молчать, а потом грохнется у меня на глазах, чтобы у меня волосы повыпадали от волнения! Чертова женщина, все нервы мне испоганила! Да как ты…» Рена, нахмурившись, пару раз метнулась на подушке. Губы ее раскрылись, и из груди вырвался стон. Не сдержавшись, я припал к ее губам, грубо поцеловав, будто вымещая таким образом свое раздражение. Женщина от этого, как ни странно, успокоилась, и лицо ее разгладилось. Погладив-таки ее по плечу, я сел напротив в кресло, ощущая себя морально и физически выжатым.

Проснулся я вечером, крайне удивленный тем, как незаметно для себя вырубился. Проверив еще раз температуру женщины, и убедившись, что она едва превышает норму, я вернулся на свое место. Комната тонула в сумерках, медленно погружаясь в темноту, а я все сидел и смотрел на нее, ощущая, как сердце то начинает стучать, как безумное, то, наоборот, словно перестает биться вовсе. «Ну, и что мне с этим делать?» – помнится, я уже задавался этим вопросом, вот точно так же сидя в кресле напротив кровати, наблюдая за ней спящей. Мог ли я представить, чем обернется для меня знакомство с этой несносной, упрямой девушкой? Ведь тогда я еще совсем не знал ее, не было этой глупой клятвы у могилы ее брата. Что мне мешало убить ее в той темнице? Или оставить ее там же? Я вдруг представил, что поступил бы так, и сердце в груди болезненно сжалось. «Что за по*бень такая?» Я поморщился, отвернувшись, и начал прислушиваться к собственным ощущениям. Внезапно в памяти, словно цветные картинки, начали возникать не такие далекие воспоминания – как она, впервые увидев меня после комы, от страха ударилась спиной об изголовье кровати, лишь бы оказаться подальше от меня; как грубила и хамила, едва поняв, что жизни ее ничего не угрожает; как впервые поблагодарила за то, что спас ее; как вернулась из похода по магазинам и упрямо лежала полуголая на софе, пока я не отнес ее на кровать; как напилась и залепила мне мою первую в жизни пощечину, а потом заснула у меня на плече; как каждый день умоляла научить ее драться на мечах; как ждала меня после миссий; как обрабатывала мои раны и готовила мне карпаччо с корицей; как обижалась, плакала, но все равно прощала… Как отдалась мне… Как стала только моей… Как твердила, что ненавидит, а оказалось, что… любит.

В груди что-то громко и гулко билось, разрастаясь, и мне показалось, что я сейчас задохнусь. Это было настолько потрясающе и отвратительно одновременно, что я испугался, что умираю.

- Проклятье! – выругался я громко. – Что же ты делаешь-то со мной?!

Резко поднявшись, я пододвинул кресло к столу и начал разбирать бумаги – думал, монотонная работа меня отвлечет. Как же! Попытка отсортировать беспорядочные отчеты, шифры, карты, счета, договора и попросту какие-то бумажки, неизвестно как оказавшиеся на моем столе, именуемые мусором и немедленно отправляемые в корзину, закончилась тем, что я все, к чертям, перепутал. После того, как я второй раз начал перебирать то, что выкинул, и нашел в этой куче два нотариальных заявления, три карты для важных миссий и письмо Тсуны к Занзасу – которое я, ухмыльнувшись, так среди мусора и оставил – то понял, что своими действиями только прибавляю себе работы. Вздохнув, я вышел из комнаты и направился в гостиную, но решил заглянуть в винный погреб, дабы хоть как-то поднять себе настроение.

После второй бутылки лучше мне не стало – наоборот, на душе становилось все сквернее и сквернее. Если я был бы бабой, уже точно разревелся бы от безысходности, но так я просто лежал на кожаном диване, уныло глядя в высокий потолок, в некоторых местах покрытых серебристыми нитями паутины. Я сам чувствовал себя попавшим в точно такие же липкие сети, абсолютно запутавшимся и все более по этому поводу раздражающимся. За полночь я вернулся к себе, решив, что женщина могла уже проснуться, но она продолжала пребывать в беспамятстве. Забеспокоившись, я снова потрогал ее лоб, но температуры не было. Вернувшись в кресло, я подпер рукой подбородок и закинул ноги на подлокотник.

- Скучно мне, женщина. Даже поговорить не с кем.

Вдруг мое подвыпившее сознание вычленило нестройную мысль о том, что я никогда и ни с кем не разговаривал столько, сколько говорил с ней. И я имел в виду именно обыкновенный разговор – не отчет, не план миссий, не тактическо-стратегическую дребедень, а простую беседу, призванную спасти двух людей от одиночества. «Одиночество. Да, все мы в Варии одиноки, хоть и не признаем этого, не признаемся сами себе». Хоть мы и скованны одной цепью, одной судьбой, но никто особо не огорчится, потеряв сослуживца. Единственный человек во всем этом огромном замке, которому действительно есть дело до меня, кто расстроился бы, случись что со мной, лежал сейчас прямо передо мной. «И неужели я не могу попытаться хотя бы… … … Бл*, напился».

На грани сознания я уловил шорох одеяла, и тут же проснулся, пригвоздив собирающуюся подняться женщину обратно к постели.

- ВРООООЙ, ЖЕНЩИНА, НИКОГДА МЕНЯ ТАК БОЛЬШЕ НЕ ПУГАЙ!

Рена удивленно заморгала, очевидно, плохо понимая, что случилось.

- Что вообще произошло? – сбившимся от неровного дыхания голосом спросила она, глядя мне прямо в глаза.

- Почему ты не сказала, что плохо себя чувствуешь? – Мне захотелось ее поцеловать, но я все не мог на это решиться.

- Да что такого? У меня болела голова, потом знобило немного… Я не придала этому особого значения, – женщина о чем-то задумалась. Вдруг на лице ее вновь заиграла коварная улыбка: – Что намного важнее – я тебя с ног сбила!

Я слез с нее и сел на постель.

- Просто я не ожидал от тебя ничего такого и расслабился, – «Читай: думал во время боя о всякой ху*те и доигрался».

- Да лааадно, не надо оправданий. Как же ты теперь жить-то будешь с этим? Тебя баба побила! – Умеет же она выводить меня из себя.

- ВРОООЙ, ЖЕНЩИНА, – я снова схватил ее за запястья, прижимая всем телом к кровати, – ТО, ЧТО ТЫ СБИЛА МЕНЯ С НОГ, ВОВСЕ НЕ ЗНАЧИТ…

Наши лица были в каком-то сантиметре друг от друга, Рена скользнула взглядом на мои губы, чем сбила меня с мысли. «Вовсе не значит, что ты меня побила. Ты бьешь меня намного сильнее и больнее, но совсем другим». Я медленно приблизил свое лицо, не решаясь сделать последний шаг, но все же поцеловал ее. Женщина тут же обняла меня за шею, и я выпустил из рук ее запястья. Я обнял ее за талию, правой рукой спускаясь ниже, к бедру. Женщина тяжело задышала, из груди ее вырвался стон, и я понял, что сейчас не сдержусь. И я уже хотел поддаться нахлынувшей страсти, как в мозгу отчетливо прозвучало: «Нельзя!» Отстранившись, я сел, еле сдержавшись, чтобы не треснуть самого себя по лицу.

- Ты чего? – хриплым голосом изумленно произнесла Рена.